Глава XX
БОЛЕЗНЬ ЦАРЯ ПЕТРА
Царь Петр теперь все чаще болел, иной раз по целым месяцам.
Кое-как он перемогался. В конце ноября на пиру у адмирала Апраксина Петр много пил, шутил, смеялся. Ему стало душно - он открыл окно, полной грудью вдыхая сырой и холодный ноябрьский воздух. Ветер дул с моря.
- Мой ветер! - сказал Петр. - Сразу легче стало, как подышал им. Мне последнее время нехорошо было… Теперь, видно, поправлюсь…
С этими словами он тяжело опустился на скамью; палата с ее свечами, с пирующими гостями поплыла перед его глазами.
Петра немедленно свезли домой, уложили в постель, вызвали придворного медика Арескина. Тот пустил царю кровь, поставил пиявки… Лицо царя было багровое, взор мутен, он никого не узнавал.
По городу мигом разнеслась весть об опасной болезни Петра.
- Что-то с нами будет! - тяжело вздыхали люди из партии Меншикова и Екатерины.
Они предвидели свою участь в случае смерти царя. Ссылка с лишением имущества - это еще хорошо. Будет другое - позорная, мучительная казнь.
Сторонники Алексея приняли событие радостно.
- Не все коту масленица, придет и великий пост! - говорили они. - Бегай не бегай, а быть бычку на веревочке.
Смерть стояла у царского изголовья. Первым почувствовал это Алексей.
Улица перед домом царевича Алексея заполнилась каретами: вельможи один за другим являлись свидетельствовать почтение царевичу.
Алексей принимал посетителей с видом наружного равнодушия, но все в нем клокотало.
"Пришли на поклон! - думал он с яростью. - Ах, волки ненасытные, думаете лестью задобрить… Ужо будет вам!"
Высшим торжеством наполнилась душа царевича Алексея, когда перед его домом остановилась карета Меншикова.
Александр Данилыч, чуть отяжелевший, но еще стройный и ловкий, легко выпрыгнул из кареты и вошел к царевичу.
- Здравствуй, ваше высочество! - Князь низко поклонился, слегка хмурясь, чтобы скрыть смущение. - Заехал посмотреть, как у вас учебные занятия идут…
Это была явная выдумка. Давно уже ни Петр и никто из "высших" совершенно не интересовались занятиями царевича, и они прекратились сами собой. Но князь не особенно заботился о предлогах: он знал, что всякий предлог будет хорош, так как царевич прекрасно понимает, в чем дело.
- Мои занятия идут, как следует быть, - небрежно бросил в ответ Алексей Петрович и тотчас перевел разговор на самую интересную для него тему: - Как здоровье батюшки?
- Чем дальше, тем хуже! - Лицо Меншикова выразило непритворную скорбь. - Нынче ночью доктора опасались за его жизнь. Его величество удостоился принятия святых тайн…
"Вон куда зашло! - подумал Алексей и не мог сдержать радостную дрожь. - Причащался… Стало быть, и впрямь плох!"
- Батюшка крепок, - сказал вслух царевич, из приличия делая грустное лицо. - Бог даст, поправится.
- Только этой надеждой и живем, ваше высочество! Но нас утешает мысль, что ежели случится несчастье, то в вашей высокой персоне узрим достойного отцова преемника, украшенного проницательным умом и всеми добродетелями.
Снова поклон, такой низкий, что шляпа князя, которую он держал в руке, подмела пол.
"Вишь разливается, лисица! - думал Алексей. - Пришло мое время!"
У него даже голова закружилась от сознания высоты, на которую его возносит судьба.
А Меншиков продолжал:
- Льщу себя надеждой, что не лишусь вашей милости. Вы знаете, я всегда был благожелателем вашего высочества.
- Коемуждо воздается по делам его, - ответил царевич словами из Евангелия.
И Меншиков задрожал. Как опытный царедворец, он скрыл страх и распрощался с бесконечными уверениями в глубочайшей преданности.
Царевич остался один.
Вдруг его поразила ужасная мысль. Она пришла в голову внезапно, но показалась такой верной, неоспоримой, что он без сил опустился в кресло.
"Что, если батюшка притворяется? Да, да, это бессомненно… Теперь у него два наследника, помимо меня: сын и внук. Отец решил погубить меня. Я был осторожен… не давался в руки… Это раздражило его. Он подстроил мне ловушку. Батюшка ждет от меня опрометчивых поступков. Потом встанет… и - гибель! Монашеский клобук… быть может, плаха!"
Царевич вспомнил Ивана Грозного. И тот лежал на смертном одре, и у его постели бушевали страсти. Но как потом жестоко расправился царь с теми, кто ждал его смерти!
"Как я не догадался раньше? Притворство! Одно притворство… Меншиков приезжал выпытывать… выведывать мои чувства… Я себя выдал! Зачем я сказал эти евангельские слова?"
Холодея от страха, Алексей позвонил. Вошел лакей.
- Позвать дежурного офицера!
- Слушаю, ваше высочество!
Через несколько минут явился Василий Дедюхин.
- Поедешь к батюшке во дворец. Ежели допустят, явишься к самому. Ежели нет, то к государыне или к князю Меншикову. Скажешь: "Царевич справляется о здоровье батюшки-государя и желает скорого ему выздоровления". Скажешь: "Царевич дал обет сходить пешком в Новый Иерусалим и целый год не есть скоромного, ежели государь выздоровеет". Скажешь… Да ты сам знаешь, что сказать!
- Точно так, ваше высочество!
Черные глаза Дедюхина улыбались, по его лицу видно было, что он прекрасно все понимает.
- Иди… Стой! Тебе, кажется, Егор Марков приятель?
- Друг, ваше высочество!
- Увидишь его… Только без большого шума. Передай: "Царевич приказал немедленно явиться".
- Слушаю, ваше высочество!
Дедюхин ушел.
Поручение он выполнил в точности. К царю его не допустили, но он добился приема у Екатерины и пересказал ей слова царевича.
Екатерина отвечала, что ей приятно слышать о сыновних чувствах царевича Алексея Петровича и что она передаст его пожелания государю. С этим Дедюхин был отпущен.
Он разыскал Егора Маркова и передал приказ царевича.
Егор был ошеломлен. В последний месяц его ни разу не вызывали к царевичу. Казалось, тот забыл о нем, оставил мысль сделать его своим шпигом. И вот снова!
- Приду, - сказал Марков.
- Едем со мной, - отвечал офицер.
Пришлось переодеться в парадное платье и ехать.
Царевич Алексей встретил Егора Маркова приветливо.
- Я очень обеспокоен болезнью батюшки, - начал он. - Неужто он так сильно страдает, как говорят?
Царевич говорил, по-видимому, искренне, на лице была скорбь. Марков попался на удочку.
- Государь болен весьма опасно. Медик Арескин который день не отходит от его постели. Меншиков, Апраксин и другие вельможи ночуют во дворце. Государыня очень встревожена…
"Значит, правда!" - пронеслась радостная мысль в голове Алексея, но он тут же уныло промолвил:
- Горе какое! Я каждый день служу молебны за батюшкино здоровье. Рано, ах как рано ему умирать!
Алексей прекрасно понял, что от царского токаря угрозами ничего не добиться. Но лаской и выражением сочувствия к постигшей отца беде можно выведать от Егора точные сведения о том, что делается во дворце.
- Я сердился на батюшку, - продолжал царевич. - Каюсь в том, ведь человек грешен. Но как он заболел, у меня одно желание ему добра.
Егор слушал, верил, радовался за царевича. Тот незаметно выпытывал, что надо было ему знать.
- Иди, Егор, - наконец сказал он. (Марков низко поклонился.) - Надеюсь, будешь каждодневно мне докладывать о батюшкином здоровье… Я так беспокоюсь!
Егор возвратился домой. Вызов к царевичу не остался незамеченным. Лишь только токарь вошел во дворец, его обступили денщики:
- Зачем к царевичу ходил?
- Как он? Каково себя чувствует?
- Небось радехонек?
Марков не отвечал на вопросы назойливых товарищей. Особенно усердствовал Сашка Бутурлин.
- Зазнался, Егор! - упрекнул он токаря при одобрении прочих денщиков. - Знамо, хорошо тебе - приближенная персона у царевича!
- Он переносчик, братцы! - догадался кто-то.
Егор похолодел: если это предположение утвердится во дворце, ему, Маркову, конец.
- Что вы ко мне пристали! - со слезами в голосе выкрикнул он. - Ну, спрашивал царевич о болезни государя, да разве я тому причина? Не своей волей ходил к нему! Сами знаете, офицер вызывал. Могу я ослушаться?
- И правда, братцы, - заступился за Маркова один из товарищей, рассудительней других. - Наш брат - мелкая птица, куда приказано, туда и лети. Скажись-ка ты, Егор, на это время больным, а то царевичевы вызовы тебя до добра не доведут. Ежели за тобой придут, мы в один голос уверим, что тебе зело нездоровится…
Егор просиял:
- Спасибо, братцы!
Денщики разошлись. Егор отправился домой и лег в постель.
На другой день царевич, не дождавшись Маркова, послал за ним Василия Дедюхина. Офицер явился во дворец. Первый встреченный им денщик объявил, что токарь Марков опасно болен. То же сказал и второй, третий.
Дедюхин отправился в комнату Марковых. Егор лежал в постели, укрытый одеялом; около него на столике были расставлены аптечные снадобья.
- Ты что, Егорша? - вскричал Дедюхин.
- Болею, - слабым голосом ответил Егор. - Лихоманка треплет. Вчера от царевича вернулся еле жив.