Если бы над головой Егора внезапно грянул гром, он бы так не испугался. Работая один в мастерской, он даже не знал о приезде царя.
Залившись краской смущения, Егор вышел из мастерской в стружках и опилках, с буравом в руке, который не догадался положить на верстак.
Царь залюбовался высокой, ладной фигурой юноши, взял его за подбородок и взглянул в кумачово-красное лицо Егора веселыми карими глазами. Тот конфузливо отвел взор.
- Сказывал мне твой учитель, что ты на всякую механику искусен… (Егор молчал.) Да ты не бойся!
Егор невольно улыбнулся.
- То-то. Показывай свои труды.
- Вот его работа, ваше величество. - Магницкий взял со стола дергунчиков. - Егор, покажи государю!
Егор задергал веревочки, и русский бойко начал тузить немца. Петр до того хохотал, что из глаз его покатились слезы.
- Зело утешная выдумка! - воскликнул он, тряхнув темными разметавшимися кудрями. - Не думал я, что ты такой мастер! Однако игрушка игрушкой, а что ты дельного совершил?
- Он, ваше величество, часы исправил, - ответил за парня Магницкий. - Вот эти насосы, - Леонтий Филиппович показал модели, - Марков новым манером переделал, и оные действуют не в пример лучше прежнего. Он…
Царь слушал и веселел все больше и больше.
- Ну, Егор! Навигатором тебе не быть, а быть токарем! Мне великая нужда в таких работниках, как ты. Ай да посадский сын!
Егор был совершенно ошеломлен ласковыми словами царя.
- Вы у меня его отбираете, ваше величество? - спросил опечаленный Магницкий.
- Отберу! Пойдешь, Егор, в науку к искусному художнику Людвику де Шеперу. Надеюсь я, что ты, Егор, при твоей русской сметке, сего мастера перещеголяешь!
Глаза Егора вспыхнули, черные брови сдвинулись.
Он весь загорелся и смело ответил:
- Постараюсь, государь!
* * *
В старину, вплоть до самого XIX века, токарное дело понималось очень широко. "Токарное искусство", как его тогда называли, включало в себя фрезеровку металлов, гравировальные работы, производство медалей и многое другое. Токари гордо именовали себя артистами, и некоторые из них действительно проявляли изумительное, прямо-таки артистическое мастерство.
Разностороннее токарное искусство требовало широких знаний. Токари изучали математику, механику, знакомились со свойствами материалов, которые употреблялись для токарных изделий, а таких материалов было много: металлы, слоновая кость, рог, черепаха, янтарь, всевозможные сорта дерева. Для каждого материала применялись различные способы обработки и особые инструменты.
Знаний Егора не хватало, чтобы сделаться "артистом" токарного дела. Магницкий и Киприанов советовали ему продолжать учение в Навигацкой школе.
- Если науки бросишь, - сказал Егору Леонтий Филиппович, - изрядным работником не станешь. Весь век будешь подмастерьем; придется тебе чужие приказы исполнять.
- Что ж, Леонтий Филиппович, учиться я готов с радостью! - поспешно согласился Егор.
- Только смотри, трудно придется! - предупредил Магницкий. - Мастер с тебя станет требовать, да и мы спуску не дадим…
- Ничего, не побоюсь! - весело сказал Егор.
Через неделю он начал учиться токарному ремеслу у мастера - француза Людвика де Шепера. В четыре часа утра Егор уже шагал на Кукуй.
Мастерская де Шепера была в глубине двора. Напротив двери, перед широким окном, стоял токарный станок, рядом - стол, на нем - в строгом порядке пилочки, сверла, резцы или токарные долота. Направо, у стены, были станки, сверлильный и винторезный. В маленькой кладовке до самого потолка поднимались полки, на них лежали деревянные бруски, железо разных сортов, бронзовые чушки. Людвик де Шепер работал не только по дереву и кости, но был и оружейником.
После обеда де Шепер отпускал Егора (таков был уговор с Магницким), и парень бежал в Навигацкую школу, чтобы просидеть там еще три-четыре урока. Товарищи показывали ему, где в книге рукой учителя было отмечено "от сих и до сих", и Егор принимался яростно зубрить.
Дома он наскоро ел и снова хватался за книги.
- Уснул бы хоть часок, бедняжечка! - уговаривала его мать. - Истомился ведь! Смотри, как щеки-то ввалились!
- Ништо, матушка, - возражал Егор. - Выдюжу, а время терять негоже мне…
Но скоро мысли его перекинулись на другое. Мастерство неудержимо притягивало Егора, а хозяин не подпускал его к токарному станку. Парню казалось, что он все понял, что стоит ему подставить резец к быстро вертящейся деревяшке, и резец загудит так же ровно и звучно, как у мастера.
Но де Шепер не отходил от станков и, отработав положенное время, неизменно говорил:
- Теперь пойдем покушать! - и запирал мастерскую.
И тогда у Егора родилась дерзкая мысль: он захотел сам сделать себе токарный станок.
Станки начала XVIII века не отличались особо сложным устройством: деревянная станина, ножная педаль с приводом, вращающим шпиндель передней бабки, задняя бабка со вторым шпинделем; между шпинделями зажимался обрабатываемый предмет.
Все это не мудрено было постигнуть Егору. Через несколько дней пытливого рассматривания конструкция станка стала ему понятна в совершенстве.
* * *
Егор работал по ночам. Спал он не больше трех-четырех часов в сутки. Чуть не целую ночь из амбарушки слышались стук и лязг, сквозь маленькое окошко пробивался тусклый свет жировика.
Наконец станок готов. Егор смотрит на него с недоверчивым восторгом. Резцы, купленные по случаю, лежат возле. Егор вставляет деревянную болванку, нащупывает ногой педаль…
Глубокая ночь. Тишина вокруг, лишь где-то далеко лает собака. Сердце у Егора сильно бьется, руки дрожат, со лба катится соленый пот… Егор нажимает педаль и приставляет резец… Трах! Резец отскакивает и бьет Егора ручкой по челюсти. Парень хватается за ушибленное место. Через минуту он снова прикладывает резец. Станок скрипит, качается… Резец то глубоко въедается в дерево, то отскакивает рывком.
Первые часы работы не дали Егору ничего, кроме огорчений. Парень хотел сразу слишком многого. Он еще не умел работать педалью, а уж принялся за обточку болванки.
Егор взял себя в руки, отложил резец в сторону и начал нажимать педаль, добиваясь совершенно равномерного вращения вала.
На эту "науку" ушло несколько ночей. И только тогда Егор разрешил себе взять резец.
Он задрожал от радости, когда из-под резца побежала мелкая чешуйчатая стружка. Первую болванку он, конечно, испортил, но вторая и третья пошли лучше.
Марков делал дома быстрые успехи, а мастер Людвик де Шепер все еще заставлял его присматриваться, подметать мастерскую, подносить болванки.
- Доброму ученику положено три года мастеру трубки табаком набивать, - говорил француз.
- Российским ученикам нет времени по три года трубки набивать! - возражал Егор. - Что государь скажет, ежели узнает, что я в бездействии время провожу?
Наконец де Шепер торжественно подвел Егора к станку.
- Урок первый! Поучайся работать ногой, чтобы про нее не думать. Ты смотришь на резцы, твоя голова есть занята, а нога сама, одна должна работать…
Егор лукаво улыбнулся и нажал педаль. Вал завертелся ровно и плавно, а рот мастера широко открылся, и оттуда вылетело звучное:
- О-о!
- Может, позволишь, хозяин, болванку обточить? - усмехнувшись, спросил Егор.
Растерявшийся француз кивнул головой. Марков мигом сбегал в кладовую, принес сухой березовый обрубок, ловко зажал между гребенками, и резец монотонно зажужжал под рукой молодого подмастерья.
- Я ничего не понимаю! - воскликнул де Шепер. - Кто тебя обучал мастерству?
- Я сам дома станок сделал, - покраснев, признался Егор, - и на нем ночами учился.
Удивлению мастера не было предела.
- Ты имеешь резон! Я тебя допускаю к токарному искусству.
Марков делал поразительные успехи. Скоро он точил не только по дереву, но и по металлу, по кости. Уверенно хватая нужные резцы, он безукоризненно вытачивал сложнейшие фигуры.
- Tres bien! - говорил восхищенный француз.
Увидев, что Егору можно смело доверить станки, де Шепер переложил большую часть работы на Егора, а сам объяснялся с заказчиками и добывал материалы.
"Я разбогатею, если удастся продержать Маркова пять лет", - думал француз.
Егор стоял у станка. Педаль мерно качалась под ногой, резцы пели монотонные песни, каждый свою, летели стружки… Егор был доволен и счастлив.
Глава XVII
ПРИ ДВОРЕ ЦАРЕВИЧА АЛЕКСЕЯ
Обучение царевича Алексея Петровича шло своим чередом.
По отзыву учителей, царевич был "разумен далеко выше своего возраста, тих, кроток, благочестив". К пятнадцати годам Алексей успел перечитать все книги, напечатанные на славянском языке; Библию прочел пять раз по-славянски и раз по-немецки. Царевич говорил и писал по-французски и по-немецки.
Был ли Петр удовлетворен успехами царевича? Если и не был, то, во всяком случае, делал вид, что доволен. Царевич Алексей по-прежнему оставался под надзором дядьки Никифора Вяземского и придворного штата, приверженного к старине.
Царь очень надеялся на свою любимую сестру Наталью; ее он поставил главной надзирательницей за учением и воспитанием Алексея.
Пока царевич был мал, Наталья Алексеевна выполняла свою обязанность ревностно; но ее заботы простирались недалеко: был бы Алеша сыт, тепло одет, вовремя бы занимался с учителем.