Кухни не было. Заказывать обеды и ужины в ресторане было не по зубам. Тогда дядя Костя купил примус. Днем все уходили на работу, бабушка разжигала шумную вонючую машинку и начинала терпеливо ждать, пока набежит пена, закипит бульон, сварятся овощи. Она боялась, как бы хозяйка не обнаружила контрабандную стряпню и не начала выговаривать. Хозяйка частенько наведывалась к нам и с испугом смотрела на невиданных постояльцев - то ли цыган, то ли монголов, не знаю, кем мы ей представлялись. Но, на наше счастье, она влюбилась в дядю Костю, и только поэтому не выгоняла. При встрече нежно брала его руку и умильно моргала круглыми, как у совы, глазами. Нам она казалась столетней старухой, вся в черных кружевах. Они удивительно подходили к ее черным усикам.
Мама и тетя Ляля убеждали брата уступить старой хрычовке и жениться на ней. Тогда все проблемы будут решены, он станет хозяином огромного дома в центре Парижа. Тата и особенно Марина пугались до смерти. Татка махала руками и кричала со слезой в голосе:
- Не надо! Не надо!
Марина умоляюще смотрела на отца. Тогда дядя Костя начинал злиться.
- Да полно вам, да отстаньте вы от меня с этой старой грымзой! Мариша, дуреха, не слушай, они шутят.
Через месяц бабушка собрала семейный совет. Взрослые расселись вокруг стола, мы устроились на диване в ряд. Бабушка заявила с полной определенностью:
- Немыслимое дело так жить.
- Что вы предлагаете? - сразу закипятился Саша.
Квартиру-то снял он.
- Нужно сменить квартиру, - сказала мама. - Мы попали в богатый квартал, русские здесь не селятся.
- Я считаю, что нужно снять немеблированную квартиру, - вставила тетка, - это намного дешевле.
- А мебель? - моргнул Саша.
- Мебель купим, - сказала бабушка. - Мне рассказывала Аня Елагина, что по случаю можно купить недорогую мебель.
- Но на какие шиши?! - возопил Саша.
- Продадим брошь, пару колец, - спокойно отвечала бабушка.
- Давайте! - Саша встал и расшаркался. - Давайте слушать Аню Елагину, давайте, голуби мои сизокрылые, обзаводиться мебелью, давайте начнем скупать всякое барахло. Шкафы, столы, кренделябры. Рояль, если пожелаете.
- Саша, не паясничай, - поморщилась мама.
- Нет, меня это возмущает! - Саша навис над столом, над головами сидящих, - неужели вы всерьез считаете, что мы будем вечно торчать в этом окаянном Париже?
Бабушка положила руку на стол ладонью вниз.
- Александр Евгеньевич, дорогой, выслушайте меня спокойно. Сколько можно уже, - она обвела их всех взглядом, - сколько можно твердить и твердить без конца: мы вернемся в Россию, мы вернемся в Россию. Вы умный человек, пора бы уже научиться трезво смотреть на вещи. Мы никогда не вернемся в Россию. Россия для нас закрыта.
Мама зябко повела плечами и опустила ресницы. Тетя Ляля принялась задумчиво обводить пальцем клеточки на скатерти.
А я вот смотрю сейчас на эту сцену издалека и вижу все до мельчайших подробностей - круглый стол с клетчатой скатертью, абажур с бахромой, зеленую обивку дивана, где сижу с сестрами и братом, темный провал окна. И думаю. А ведь бабушка не открыла никакой Америки. Они же знали. Все они прекрасно знали, что разговоры о возвращении - сказка для маленьких детей. Летом 1925 года уже не имело смысла так отчаянно предаваться иллюзиям.
- Па-азвольте! - сел на место Саша и тут же вскочил обратно. - Это немыслимо! Это абсолютно упаднические настроения, господа! Пройдет немного времени, в России наведут порядок…
- Кто? - холодно снизу вверх посмотрел на него дядя Костя, - кто станет наводить в России порядок?
- Как - кто? Американцы, англичане, те же французы, наконец. Ты что же думаешь, они будут смотреть сквозь пальцы на укрепляющих свои позиции большевиков?
- Я не хочу, - так же холодно отвечал дядя Костя, - чтобы американцы, англичане или французы наводили в России порядок. Предпочитаю России оккупированной, Россию с большевиками. А ваше галлиполийское чудо так же несостоятельно, как и все остальное, затеваемое господами кутеповыми, миллерами и прочей пеной ниже рангом.
- Вы не смеете! - побелело узкое Сашино лицо. - Вы не смеете так говорить о порядочных людях!
- Саша, ты глуп, - пожал плечами дядя и отвернулся.
Но Саша взбеленился не на шутку.
- Милостивый государь, я старше вас по званию и лучше разбираюсь в обстановке.
Дядя Костя вдруг рассмеялся в голос и повел круглой головой.
- Если говорить о званиях, то я, оставаясь в строю, уже давно был бы, как вы, капитаном.
- Да, но я-то полковником!!!
Тетка, смотревшая на них с веселым изумлением, фыркнула. Бабушка, чтобы не обидеть ни ту, ни другую сторону, опустила глаза. Мама серьезно и испуганно смотрела на мужа.
- Господа! - как мне показалось, весело и одновременно зло закричала тетка, - опомнитесь, вы давно разжалованы! Вы уже из России драпали без погон! - и шепотом, чтобы мы не слыхали, - прос… вы Россию, вот что!
- Ляля! - воздела руки бабушка, но та даже не обернулась, сверля глазами Сашу и дядю Костю.
- Теперь ОНИ! - она энергично ткнула в нашу сторону пальцем, - расплачиваются за грызню, за возню и прочие кровавые воскресенья! Молчите хоть вы и думайте, чем завтра кормить ИХ! - и снова ее палец описал дугу в нашу сторону, - и сделать так, чтобы они жили в человеческих условиях, а не спали на полу и на чемоданах! И как их образовать до уровня, если не интеллигентного, то хотя бы приличного!
- Вот они, грехи отцов наших. Ах, грехи, грехи, прости господи, - пробормотала бабушка.
- Грехи? - вскинулась на нее тетка. - Это чьи такие, с позволения сказать, грехи? И довольно, довольно теорий и болтовни! Не едем - значит надо устраиваться. Как устраиваться? Вот пусть капитан с полковником думают.
Саша сидел надутый, дядя смущенно улыбался. Неизвестно, чем бы кончился разговор, но в дверь постучали. Марина на цыпочках побежала через комнату отворять, и на пороге появился незнакомец в добротном костюме и в шляпе. Был он высоченного роста, грузный, если не сказать толстый, а когда снял шляпу, оказался еще и лысый. Незнакомец обвел ироническим взглядом приготовленный ко сну наш бивак и представился по-русски.
- Шнейдер. Ефим Моисеевич. Прошу покорнейше простить за позднее вторжение.
Впрочем, привело его к нам невеселое дело. У него пропала дальняя родственница жены, совсем молоденькая девушка, работавшая с моей мамой в паре на заводе Рено. Вот он и разыскал нас в надежде получить сведения о Женечке (так звали его родственницу).
На другой день мама приняла деятельное участие в розысках пропавшей. Они побывали на квартире у Женечки, разыскали некоторых знакомых, - все тщетно. Через два дня ее обнаружили в морге.
Никто так и не узнал, почему эта девушка бросилась в Сену. Тайну она унесла с собой. Бедняжку похоронили, а Ефим Моисеевич с тех пор зачастил к нам и очень скоро превратился просто в Фиму. Мы, дети, называли его, конечно, более почтительно - дядя Фима.
По происхождению он был русский еврей, выкрест, но не белый эмигрант. Его отец уехал из Киева задолго до революции и оставил Фиме значительный капитал.
С русской эмиграцией Шнейдер не знался. Жил широко, любил шумно и скандально кутнуть на манер доброго русского барина. Да он и походил на барина, крупный, холеный, со светлыми сумасшедшими глазами. Он был умен, образован, прекрасно говорил по-французски, имел за плечами незаконченный курс исторического факультета и коммерческое училище.
Русская жена его (он приводил ее к нам однажды) была невыразительна и скучна. Вечно сонная, будто с самого рождения только и делала, что спала. Ее с трудом растолкали, выдали за жизнерадостного Фиму, потом у нее родилась дочь. Мамаша подивилась такому повороту событий, понянчилась с ребенком, а потом отдала в роскошный частный пансион. Побывала она у нас в гостях один-единственный раз, и больше мы ее никогда не видели. Все привыкли считать Фиму беззаботным и веселым холостяком.
Вскоре бабушка обратила внимание на повышенный интерес Фимы к тете Ляле.
- Ляля, - строго предупредила она дочь, - негоже это - флиртовать с женатым человеком.
- Ах, мама, ну что такого, в самом деле! Что я - старуха? - легкомысленно отмахнулась тетка.
- Нехорошо. Очень нехорошо, - поджала губы бабушка.
Впрочем, Фима завоевал и ее доверие, осудив самым беспощадным образом наше фантастическое житье.
- Господа-а! - разводил он руки и откидывался на стуле так, что стул готов был вот-вот развалиться, - это ни на что не похоже. Это форменный бедлам, господа. Я вот тут кое-что шукав-шукав и нашукав.
Фима любил вставлять в речь украинские слова, и они нас ужасно смешили. И вообще, когда он начинал говорить, мы всё бросали и начинали смотреть ему в рот.
- Вот, господа, какое у меня для вас имеется предложение.
Он не спеша полез во внутренний карман и достал крохотную записную книжечку с золотым тиснением.
Предложение Фимы оказалось чудом, сказочной феерией. Все слушали, затаив дыхание. Потом по его указанию сняли в аренду на три года обнаруженный им в предместье Парижа маленький меблированный домик. Хозяин должен был куда-то немедленно уехать, он позволил нам выплачивать приемлемую сумму в рассрочку.