– А вам, милые девушки, придётся расстаться со своими сопровождающими, – улыбнувшись, ответил он. – Вас сейчас проводят в инженерную службу, там с вами поговорят, а потом вы переходите в распоряжение начальника новой приёмки полковника Мачина.
Генерал помолчал.
– Не могу не предупредить о секретности тех сведений, которые вы получили в этом кабинете, но вы люди проверенные, и я на вас надеюсь. Какие будут вопросы? – выждав паузу, продолжал: – Поскольку вопросов не поступило, я понимаю, что все вы готовы к выполнению поставленной задачи. Желаю успешной работы. От вас зависят успехи наших летчиков в небе войны. Все. Удачи вам! – он поднялся, тем самым давая понять, что разговор окончен.
И снова учёба
Аэродром, расположенный вблизи города Иваново, был местом формирования авиационной перегоночной дивизии. Сюда направлялись лётчики, штурманы, инженерно-технический состав, все те, кто был отобран для работы в авиационных полках на новой перегоночной трассе.
Прошедшие предварительный отбор лётчики и штурманы по прибытию в Иваново сразу вливались в активную работу. Они изучали американские самолеты и выполняли тренировочные полёты на них.
Командиры и политработники дивизии и полков тщательно изучали профессиональные и морально-боевые качества прибывающих авиаторов. Отбор кандидатов в перегоночные полки был строгим. Если в течение трех попыток взлёта и посадки лётчик допускал ошибки, то он отчислялся и убывал в распоряжение Управления кадров ВВС, где решалась его дальнейшая судьба. В результате такой работы из пятёрки отобранных лётчиков только один направлялся в штаты формируемых частей.
В основу учебно-тренировочных полётов наряду с изучением особенностей эксплуатации американской техники были положены продолжительные полёты по компасу, отрабатывались техника пилотирования в закрытой кабине, взлёт и посадка на ограниченных полосах, умение пользоваться средствами радионавигации. Совершенно новая для советских авиаторов американская техника требовала хотя бы элементарных знаний английского языка, совершенно иных метрических мер (мили, футы, дюймы, галлоны и т. д.), освоения лётчиками приборной доски самолёта, всех приборов и агрегатов, а также радиотехники. Лётчики, в кратчайшие сроки должны были освоить технику пилотирования на новой для них материальной части, а техники и механики научиться ее эксплуатировать.
Не менее сложной была и штурманская подготовка: изучение маршрутов над сибирскими просторами, знакомство с характерными для этой части страны климатическими и погодными условиями, освоение навигационного оборудования для выхода на приводную радиостанцию и многое другое. Вся эта работа проходила в обстановке строгой секретности. Даже отобранный для выполнения столь необычных задач личный состав не знал, что его ждёт впереди. Считали, что готовятся для того, чтобы воевать на самолётах союзников. И только с прибытием летчиков, перегонявших Ленд-лизовские самолеты по Южной трассе, из иракского порта Басра в Тегеран и далее в Кировабад, собранные в Иваново авиаторы стали догадываться о предстоящей работе.
Лейтенанту Сорокину, прибывшему одним из первых, было непонятно, зачем его заставляют изучать американские бомбардировщики, их приборы и прицелы. Зачем это штурману? Но будучи добросовестным человеком он стремился постичь всё, чему учили. Его жизненный опыт и опыт боевой работы подсказывали, что всё, чему их учат, пригодится в полётах. Он учился переводить данные американских приборов на нашу систему мер. Вспоминал курс английского языка, а точнее сказать, начал заново его изучать, потому что те знания, которые были, даже базовыми можно было назвать с большой натяжкой.
Прошло несколько дней. Саша уже пообвыкся в обстановке и перестал задавать себе разные вопросы. О том, чтобы задавать их другим, не могло быть и речи. Он просто делал то, что от него требовали старшие начальники. Его фронтовой опыт, боевые вылеты на бомбёжки вражеских объектов ставили его в один ряд с уважаемыми в коллективе людьми. Но он в силу своей природной скромности старался ничем не выделяться, был таким же, как все.
В тот день после занятий он, пообедав в столовой, пришёл в казарму, где размещался лётный состав, чтобы взять тетради для самоподготовки. Обычно пустая казарма была не похожа сама на себя. Ходили какие-то люди с вещевыми мешками, размещались, кто-то снимал гимнастёрку и, взяв полотенце, шёл в умывальник, кто-то искал земляков, однокашников, или товарищей по совместной службе. Словом, в казарме царила та суета, которая обычно происходит по прибытию большого пополнения.
Александр подошёл к своей койке, на соседней, ранее пустовавшей, лежала гимнастёрка с лётными эмблемами и кубарями старшего лейтенанта в петлицах. "Кажется, пополнение прибыло, будет веселее", – подумалось ему. С равнодушным видом он полез в тумбочку за тетрадями.
– А в соседях у меня – штурман, – услышал Сорокин над головой. – Как зовут? Откуда?
– Прибыл с Западного фронта, летал на Ил-4. Если коротко, то всё, – закончил Саша и улыбнулся.
– А меня зовут Пётр. Пётр Гамов. Не слышал? – так же весело доложил сосед. – Это не удивительно, но, надеюсь, еще услышишь. Хотя уже услышал от меня, – он заразительно рассмеялся и продолжал. – Последнее место службы – военная приёмка в Басре и перегон союзнических самолётов из Ирака в Союз. Кстати, тоже бомбёр, так что мы с тобой ещё полетаем.
И он оказался прав, в последствии им пришлось много летать вместе, в одном экипаже, садиться на вынужденную и спасать друг друга, но об этом позже…
Быстро пролетели дни формирования дивизии. Настал момент, когда закончилась учёба, весь лётно-технический состав распределили по полкам и эскадрильям. Казалось бы, совсем недавно началась эта работа, а вот, поди ж ты, все задачи выполнены, от винта!
На донесение комдива полковника Мазурука о завершении формирования соединения ответом пришёл приказ о передислокации. Дивизия погрузилась в эшелоны, и побежали вагоны по рельсам Транссибирской магистрали на Восток.
Ночные откровения
Гамов и Сорокин попали в один авиационный полк и одну эскадрилью. Нельзя сказать, что они стали друзьями, но психологическая совместимость у них была полная. Взрывной, бесшабашный характер пилота Гамова прекрасно сочетался с неторопливой рассудительностью штурмана Сорокина. Оба любили авиацию, и каждый считался уже профессионалом в своем деле.
Ранним августовским утром железнодорожный состав, в котором выдвигался первый авиационный полк, закончил погрузку и отошёл от станции Иваново. Бессонная ночь и напряжение последних дней дали о себе знать. Люди, погрузившись в теплушки и добравшись до нар, с облегчением завалились на них. Усталость накатила так, что не прошло и получаса, как все отключились, вагоны погрузились в сон.
Прошёл день, наступила ночь. Александр слышал сквозь сон, как состав иногда останавливался, скрежеща по рельсовому полотну колёсами, откуда-то издалека, как будто из другого мира, слышались станционные звуки: голоса людей, шипение и пыхтение паровозов, их гудки.
Днём, ближе к вечеру, на одной из станций его попытался разбудить боец, дневаливший в их теплушке:
– Товарищ лейтенант, там на перроне для нашего эшелона развёрнута кухня, раздают горячий обед, вставайте, а то проспите.
– Ладно, хорошо, спасибо, – сквозь сон пробормотал Сорокин и перевернулся на другой бок.
У него даже для такого святого дела, как горячий обед, не было сил. Он продолжал спать, а на стыках рельс стучали и стучали вагонные колеса…
Когда-то с ним это уже было: и "теплушка", и железнодорожная станция с её неповторимым вокзальным шумом. Состояние было непонятное, казалось бы, сон ушёл, но пробуждение не наступило. То, что с ним происходило и воспоминанием назвать было нельзя, он как бы заново переживал всё, что уже было с ним когда-то.
В начале января 1942 года, после перехода наших войск в наступление под Москвой при выполнении одного из боевых заданий самолёт, на котором был штурманом младший лейтенант Сорокин, оказался подбитым. Пилот кое-как дотянул машину до линии фронта, но, пролетев над нашей территорией километров двадцать, они плюхнулись на картофельное поле. Самолёт был в таком состоянии что восстановлению не подлежал, но, к счастью, пилот и штурман не пострадали, они остались живы и, более того, не получили ни единой царапины. Добравшись на перекладных до полка, они пошли на доклад к командиру. Тот был несказанно рад вернувшимся.
– Вот, Николай, – сказал он, выслушав пилота. – Говорю вам постоянно: оставляйте снаряды на обратный путь. Ведь "Мессер" тебя, как курёнка, взял, голыми руками, ты даже не огрызнулся. А он это почувствовал и влупил в тебя весь боезапас.
– Да если бы весь, мы бы здесь не стояли, – огрызнулся пилот. – Он задел только краем.
– Согласен, манёвр ты совершил вовремя, но самолёта-то нет?
– Самолёта нет.
– Ну, а поскольку вы всё равно остались безлошадными, то откомандировываетесь в тыл, на завод, там получите новую машину и опять в бой.
– Спасибо, товарищ майор, не волнуйтесь, ваше доверие оправдаем, – обрадовано в два голоса заверили лётчики. Ещё бы, такая удача, совершенно новый самолёт, это ведь совсем не то, что летать на латаных-перелатаных машинах.