Молла пригладил бороду, помрачнел, опустил глаза:
- Я пришел, чтобы нести людям божье слово. Ты напрасно думаешь обо мне плохо. Отведи к Кербалаю, он расспросит и. поймет, кто я такой.
- Отведу, - сказал Зульфугар, отходя от него. - А ты пойдешь? - спросил он еще одного пленника.
Тот с усилием кивнул, что-то прошептал сквозь запекшиеся губы.
- Да ты уже почти мертв!
Арестованный глотнул слюну, но ответить не хватило сил.
Дуло ружья Зульфугара почти касалось Имана и Бейляра. Пленники отступили уже к самому краю площадки. Позади зияла пропасть. Стоит Зульфугару легонько толкнуть их прикладом, они свалятся в ущелье.
Перед глазами Бейляра качнулись скалы, он собрал пальцы Имана в своей ладони, почувствовал холод его руки. Увидел тополиную рощу рядом с родным домом. Весной в крупных почках тополей собирается горький сок. Подходит группа юношей. Они наклоняют ветки, хватают губами почки, жуют их, высасывают сок. Бейляр почувствовал горечь во рту. Один из юношей остановился перед Бейляром, широко раскрыл рот, и, открыто насмехаясь над ним сказал что-то...
...Зульфугар стоял и смотрел прямо в глаза Бейляра.
- А ты сможешь пойти и поднять козу?
Бейляр молчал. "Уйди, оставь меня в покое", - хотел сказать Бейляр, но не смог.
- Молчишь? Когда делил землю Кербалая - соловьем заливался. Что с тобой случилось? Забыл, что ты комсомолец?
- Болен он. Не видишь, еле стоит на ногах? - сказал Иман.
- А ты заткнись, пастух. Это тебе не пастбище, чтобы скликать коров. Пойдешь за козой, если пошлю?
Иман промолчал.
"...Зульфугар уже столько времени грозит, но ничего не предпринимает. Пустозвон, вряд ли решится на серьезное".
Зульфугар не стал настаивать. Понимал, что с Йманом лучше не связываться. Снова обратился к Бейляру:
- Ну что, пойдешь?
Бейляр качнулся, белая пыль потекла в ущелье.
Иман успел удержать друга.
Приклад ружья Зульфугара был на уровне его груди. И почему-то Бейляр вспомнил Атлас. Ему всегда казалось, что отец Атлас будет бить его прикладом. Будет бить его до тех пор, пока он не окажется у самого края обрыва, пока не сорвется и не упадет в ущелье. Ведь, большинство смертей в их селе связано с горами: когда шли по дрова, на прогулке, во время охоты...
"Если Зульфугар ударит прикладом, надо изловчиться, успеть схватить его, потянуть за собой".
Атлас - бывшая невеста Ядуллы, несчастного сына Кербалая, - была последним реальным образом в замутившемся сознании Бейляра; яркая вспышка будто осветила девушку, она стала еще красивей, желанней.
Зульфугар замахнулся на него ружьем, но он подался в сторону, приклад прошел рядом, и Бейляр успел в последний момент схватить дуло. Зульфугар рваиул ружье к себе, но Бейляр не мог уступить в последней схватке...
То ли ружье выскользнуло из рук, Зульфугара, то ли он сознательно отпустил его, но Бейляр качнулся, и на том месте, где он стоял мгновенье назад, взметнулось лишь облачко снежной пыли.
-Атлас!!! - донесся его прощальный крик.
Оказавшись без оружия, Зульфугар отбежал к своему товарищу, сидящему чуть поодаль, на камне, выхватил у пего ружье и вернулся назад.
-Этот сукин сын...
Он подошел к краю пропасти, глянул вниз, но Бейляра не было видно. Арестованные стояли не. шелохнувшись, опустив глаза.
- Добился, чего хотел, - не удержался Иман. Голос его был тверд, только в уголках глаз блестели слезы. - Подлец, кровопийца!..
Зульфугар не ответил, отвернулся, поискал глазами своих дружков. Когда он обернулся, то не увидел Имана. Над пропастью поднималась снежная пыль.
- И этот покончил с собой...
***
Арестованные сбились в кучу. Молла, закончив молитву, подошел, что-то сказал им.
- Перестань болтать! - крикнул Зульфугар.
- Отстань! Погибли мусульмане, надо совершить над ними намаз.
- Они не мусульмане. Они большевики, нечестивцы, сторонники колхоза.
- У них даже нет могил. Они были молоды, и вряд ли у них было много грехов.
- Убирайся! - Зульфугар поднял винтовку. - Не отойдешь, пристрелю. Пошевеливайся, или я пополню тобой их компанию.
Все расступились. Молла остался один. Дуло было нацелено ему в грудь, и он почувствовал бесконечную пустоту за спиной. Но ноги твердо упирались в землю, - он знал, устоит на них. В голову ему пришла спасительная мысль, он сунул руку в карман, вытащил молитвенник. Вытянул вперед руку с книгой в черном переплете:
- Стреляй!
Дуло ружья медленно опустилось к земле.
- Что, рука не поднимается?
- Убирайся к дьяволу, не вводи меня в грех.
Молла повернулся к пропасти. Голос его уже звучал властно и уверенно:
- Станьте все на колени.
Он начал молиться. Арестованные повторяли за ним:
- Аллаху акпер!.. Аллаху акпер!..
***
...Сусени взяла в руки орден и в первый раз внимательно рассмотрела его: какой-то мастер старательно выбил на металле знамя и непонятные буквы. Ей и в голову не могло прийти, что орден отчеканен на заводе. Ей казалось, что каждому человеку дают особый орден и каждый раз их чеканят особо, по заказу. Приехав из города, Халил снял орден с гимнастерки и положил в шкатулку, где хранились кольца, бусы - нехитрое богатство Сусени. И носить его он стал после замечания Шабанзаде, что орден вручен не для того, чтобы хранить в шкатулке. А уходя с Абасгулубеком в горы, он прикрепил орден к одеяльцу сына... Сусени запеленала ребенка в одеяло, взяла его на руки и вышла из дому...
Только-только занимался день. В Веди уже все знали, что начальник, отправившийся в Карабаглар с Абасгулубеком и Халилом, вернулся один...
Не добившись ни от кого путного слова, она направилась к Али, давнему другу их семьи, которого все на селе звали гянджинцем.
Когда Али с семьей переехал в Веди из Гянджи, Сусени была еще маленькой девочкой. Первое время семья Али жила у них, через год пришлым удалось построить дом.
Когда Сусени появилась на пороге, Али лежал у стены, закутавшись в одеяло.
- Мерзну, доченька. Старость - не радость.
- Не время лежать, дядя Али. Что-то приключилось с Халилом и Абасгулубеком. Или... да отсохнет мой язык... их убили, или... Нет, этого не может быть!..
Али приподнялся и сел, подложив за спину подушку.
- Расскажи все по порядку. Скажи, что случилось?
- Что случилось... Халила и Абасгулубека отправили в горы, к Кербалай Исмаилу. С ними поехал какой-то приезжий, - видать, большой начальник. Так вот, он вернулся и говорит, что Халил и Абасгулубек перешли на сторону Кербалая.
Али посмотрел на Сусени так, словно это она организовала их переход к врагу.
- У него голова не в порядке. Пусть отправят этого начальника к молле, чтобы тот прочел ему молитву.
- Словами делу не поможешь. Надо попытаться узнать, что случилось.
- Куда делся Сулейман?
- На что он тебе? Я могу позвать его.
Сусени прижала к груди Наримана и направилась к выходу.
- Наберись терпения, - сказал вслед ей Али. - Я отправлю Сулеймана в Карабаглар, через день принесет вам весточку.
- Не посылай сына. Мало у нас горя, еще с ним что-нибудь случится!
- Ради Халила я готов пожертвовать сыном!..
Сусени шла узкой улицей, по обеим сторонам которой стояли невысокие глиняные дома. Две глубокие колеи, проложенные колесами арб в непролазной грязи, были заполнены водой. Сусени пошла по правой стороне к высокому двухэтажному дому, где располагался уездный, комитет.
Шабанзаде глядел в окно на людей, понемногу заполняющих площадь перед зданием уездкома. На лицах людей, он это видел, была тревога и озабоченность.
"Секретный курьер", как называл себя курд Ибрагим, с огромной кобурой на животе стоял у лестницы, не пуская никого на второй этаж.
- Видите, даже горы, которыми вы гордились, порой засыпает снегом, - поджигал он толпу.
- Эй, Ибрагим, ты сам вырос на хлебе и воде тех гор. Не будь таким забывчивым, - сказал Дедебала.
- Кто, я? Да скорее я застрелюсь...
Талыбов хотел вызвать миллиционеров, чтобы никого не пускать в здание, но Шабанзаде, поняв, что это может вызвать ненужные кривотолки, предпочел поручить это дело "секретному курьеру".
- Даже во сне не могло присниться, что Абасгулубек может бросить нас и уйти.
- Да брось болтать лишнее, это еще не доказано.
Вдруг толпа расступилась. Женщина в коричневом шерстяном платке, прижав к груди ребенка, прошла строй мужчин, направилась к лестнице.
Она шла, глядя прямо перед собой, боясь разрыдаться. Хотела обойти курда Ибрагима, широко расставившего ноги.
- Куда? - преградил он ей путь.
- К начальнику.
- Он занят, нельзя! Да и не примет он тебя.
- Ибрагим, разве ты не узнаешь меня? Сколько раз ты приходил к Халилу? Делили хлеб-соль. Я только...
Ибрагим огляделся. Дедебала, недавно подтрунивавший над ним, подошел ближе:
- Кажется, ты будешь вынужден застрелиться!
- Проходите, гражданка, я вас не знаю.
Курд Ибрагим был знаменитым человеком в уезде. Разнося письма, он одинаково уверенно входил в любой кабинет, стараясь остаться там подольше. Увидев при выходе знакомого человека, отводил его в сторону и говорил:
- Очень важное письмо. Начальник сказал, подожди, почитаем вместе. Поэтому задержался. Да, письмо - что надо. Многим не поздоровится.
- Кому именно?
- Ну, этого говорить нельзя, государственная тайна.