Старик продолжал речь свою у чужого забора; лошади внимательно слушали, но, может быть, не его слова, а далекий шелест листьев, пробужденных ночным путешествием Васи и Ласкира. Юноши благополучно по сонным липам спустились в сад мистра Леона; действительно, с этой глухой стороны никто не ожидал посещения. Сад в этом месте простирался обширной липовой рощей, и по заглохшему виду, густой и высокой траве, недостатку дорожек можно было заключить, что эта часть сада была совершенно заброшена; юноши, не без труда пробираясь, натыкались на заросшие пни или скользили по траве, увлажненной росою. Роща редела; показались хоромы; кое-где сверкали искорки, обнаруживая, что в хоромах не спят и что ставни с этой стороны не совсем плотны. В глубоком молчании юноши осторожно приблизились к самому дому. Тихий разговор коснулся их слуха, разговаривали на висячем крыльце, что ныне называется балконом, или, лучше, террасой, потому что с боковой стороны лестница вела в сад… Изредка на крыльцо отворялись двери, на светлом пятне показывалась черная человеческая фигура, и двери запирались, и опять не было никого видно, но зато слышно, что число собеседников постоянно умножалось…
- Рыцарь Поппель, - по-итальянски сказал последний вошедший, и нетрудно было по голосу узнать Палеолога, - видел все земли христианские и всех монархов. Уверяет, будто бы теперь приехал в Москву, чтобы видеть Иоанна. Плут. Бьюсь об заклад - у него другая цель…
- Про то знают мистр Леон да Поппель, - сказал кто-то по-русски незнакомым голосом. - Мистр Леон не своим делом занимается; он не на двух, как говорят, а на десяти скамьях сидит, а все-таки провалится.
- Да, твоя правда! Мистр Леон и нас продаст, коли будет выгодно.
Двери отворились. Мистр Леон пригласил в комнаты, и тут только можно было заметить, что на крыльце было немало гостей. Все вошли в покой, и юноши, ничего не разведав, не знали, на что решиться. Но они зашли слишком далеко, чтобы воротиться. Отвага - спутница их возраста - повела их на лестницу. На крыльце никого не было, за дверьми ничего не было слышно. Князь Вася не вытерпел, отворил осторожно дверь: в этой комнате было пусто. Висячий итальянский светильник освещал софы и кувшины. Оставаться тут было бы опасно; идти вперед - неосторожно; так как тут было трое дверей, то князь, по какому-то инстинкту, повернул в правую. Такой же итальянский светильник освещал опочивальню Леона: роскошная постель, красивые шкафы, мягкие и низкие софы, ковры, вся утварь обличала в хозяине изящный вкус и расположение к неге… Не успели юноши осмотреться и ознакомиться с местностью, как послышался за дверьми разговор и громкий смех мистра Леона. Опасность изобретательна. Князь и Ласкир спрятались за кровать и совершенно закрылись шелковыми занавесками… Они не могли видеть, кто вошел с мистром Леоном.
- Рыцарь! - сказал по-итальянски мистр Леон. - Я не знаю, как благодарить тебя за честь, которую ты оказал бедному темному врачу…
- Кто врачует тело, у того в руках и разум больного… Я виделся с первым вашим боярином, но он столько же смыслит в политике, сколько я в новой кабале, которой теперь дурачат не только простой народ, но и людей знатных и ученых…
- Дурачат?
- Не о кабале речь, мистр Леон, а вот в чем дело: первый ваш боярин ничему не верит…
- И хорошо делает.
- Не знаю, хорошо ли, нет ли, только я привез письмо от Фредерика, боярин и этому письму не поверил…
- Смотря по тому, что там написано…
- Там написано, что я видел все христианские земли, хотел бы посмотреть и Московскую державу…
- И больше ничего не написано?
- Ничего! Дальше, как сам знаешь, император просит оказать мне покровительство и защиту.
- И ты хотел, благородный рыцарь, чтобы старая лисица молодой поверила? Может ли быть, чтобы одно любопытство привело тебя в Москву.
- Без сомнения! Европа полна именем Иоанна. При дворе венгерском московский монарх единственный предмет разговоров. Все дела его, особенно брак сына с принцессой, брак его самого с принцессой, - все это заставляет думать, что Иоанн желает сблизить Москву с немцами.
- А император - приобрести могущественного и верного союзника.
- Может быть…
- Зачем же не объясниться без обиняков? Беспокоить благородного рыцаря таким дальним и опасным путешествием. Если я угадал мысль твою, то не буду подражать твоей хитрости, откровенно скажу, что я улажу это дело; Патрикеев… Но и эта причина одна как-то не удовлетворяет моих соображений. Его величеству понравились два брака двух Иоаннов. Не имеете ли в виду третьего?.. Елене уже двенадцать; пока станем переписываться и обсылаться посольствами, пройдет два-три года, созреет невеста; готов ли жених?
- Мистр Леон, не могу не дивиться твоей прозорливости и благодарю Небо, внушившее мне мысль повидаться с тобою… Но, мистр Леон, уговор лучше денег, я заплачу тебе откровенностью настолько, насколько могу. Я должен видеть ее… Я должен изведать, будет ли на то согласие Иоанна, если я предложу высокого жениха. Отказ может унизить тех, от кого я послан, а жена невзрачная не окупается политическими и весьма отдаленными выгодами… В придачу ко всему, что я сказал, мне нужен портрет Елены… Что возьмешь за все?..
- Сто венецианских златниц и место врача при императорском дворе…
- Ты хочешь оставить Москву?
Мистр Леон встал и начал ходить по комнате. Ласкир понимал по-итальянски, но, к счастью, Вася не разумел ни слова, слушал он поневоле; имя Елены, несколько раз повторенное, заставило его затрепетать. Мистр Леон подошел к двери, запер ее изнутри и, воротясь, остановился перед Поппелем.
- Благородный рыцарь, ты мне не изменишь?
- Рыцарское слово, мистр Леон!..
- Рыцарь! Ты не знаешь двора нашего, не постигаешь, на каком вулкане стоим мы все, не исключая многих членов семейств нашего владыки. Ты намекнул про кабалу и справедливо сказал, что ею дурачат не только простой народ; поверишь ли, что жидовством заражен старший член московской церкви - митрополит Зосима…
- Быть не может!
- Поверишь ли, что духовники государя, старшие каноники Успенской и Архангельской кафедр, тайно исповедуют жидовство…
- Я тебя не понимаю, мистр Леон! Кажется, все это должно тебя порадовать…
- Не потому ли, что отец мой был еврей, а я ни еврей, ни христианин… У меня своя религия… Но выслушай! Ты беседовал с дьяком Курицыным. Этот самый опытный сановник в посольском деле - жид! Ты видел сегодня у меня, да он и теперь еще здесь, - Иван Максимов, муж красоты редкой, с золотыми устами и хитрым умом, - это комнатный дворянин царевны Елены, царской невестки, - жид… И этот жид, по мнению моему, опаснее всех других… Наконец, оба Ряполовские и первый боярин Патрикеев… околдованы кабалою… Я должен быть их союзником, потому что без них на Москве никто ничего не значит… Но долго ли они сами сохранят это значение?..
- Однако я видел у тебя Палеолога, греков, друзей Софьи, бояр, как я слышал, противной стороны…
- Когда те надут, эти восстанут. Благородный рыцарь, эти и не жиды, но опаснее; те при успехе слепы, эти и в счастии подозрительны… Это не все! У Иоанна есть врачи особой статьи - два брата, да еще князья тверской и верейский; последний женат на племяннице царицы, дочери Андрея, которого ты у меня видел. Иоанн сердит на отца, на дочь и ее мужа, а это укрепляет партию Елены, а ее невидимо опутывает жидовство… Понимаешь ли, как опасно мое положение?.. Друг всех партий, я не знаю, которая одолеет…
- А по твоему мнению?..
- Я сказал, что не знаю, и вот почему хотел бы вынырнуть поскорее.
- А если бы ты все рассказал самому Иоанну?
- А ты видел Иоанна?..
- Нет!
- Как увидишь, тогда скажешь, каково с ним беседовать. А пытка, рыцарь, - пытка! Без пытки моим словам не поверят. Я собрал на Москве довольно; пока разразится буря, соберу еще больше. Как бы только уйти до первого грома… Я должен был сказать тебе все; теперь суди сам, справедливы ли мои условия. Если ты согласен - по рукам, и я принимаюсь за дело…
- По рукам!
- Пока довольно. Скажи моим сотрапезникам, когда выйдешь из моей опочивальни, что я облегчил недуг твой неожиданно, и надеешься, что, если я совершу над тобою то же еще несколько раз - ты совершенно исцелишься, а это даст повод чаще видеться. Все гости мои страдают ложными недугами, но каждый думает, что только он один хитрит удачно…
- Когда же мы увидимся?
- Я дам знать или сам буду… Пора, благородный рыцарь! Сегодня мне, врачу крамол и козней, много дела! Пора…
Не успел мистр Леон выпустить рыцаря, как вошел Андрей и сам запер двери…
- Я исполнил твою просьбу, - также по-итальянски сказал Андрей. - Посетил дом твой и, право, не понимаю, зачем было тебе угодно приглашать меня… Твое разношерстное общество так же скучно, как обед в хоромах Иоанна. У всех замки на губах. Приметно, что все друг друга боятся, а хозяин то и дело запирается с больными, чтобы выманить златницу или сребреник. Но я не болен, и…
- Болен, принчипе… и я нарочно заманил тебя сюда, чтобы насильно вылечить…
- Уж не от женитьбы ли! В этом, наверно, не успеешь! Завтра, мистр, завтра Зоя будет в моих объятиях как законная жена.
- Что такое?
- А, так ты не знаешь, что я женюсь на Зое, как следует по всем правилам, на этот случай установленным, и женюсь завтра же…
- Позволь, принчипе, освидетельствовать состояние твоей крови…