Премьер-министру французского правительства Барро, стороннику военного похода на Рим, удалось склонить большинство депутатов на свою сторону.
– Австрийцы не потерпят Римской республики. Если же мы первыми войдем в Вечный город, мы тем самым избавим его от разрушений, а жителей от зверств армии Радецкого, – убеждал он противников экспедиции, играя на их антиавстрийских настроениях.
После ожесточенных прений французский парламент согласился послать в Италию экспедиционный корпус. Во главе корпуса был поставлен генерал от кавалерии Виктор Удино, ревностный католик, жадный до почестей и славы.
От парламента он получил строжайшее предписание:
"Не свергать силой правительство, ныне существующее в Риме, а защитить город от австрийцев". Но Луи Наполеон втайне дал Удино совсем другие указания.
– Восстановите в Риме власть папы. Если понадобится, с помощью оружия. Язык пуль и снарядов – самый верный.
Таков был его, президента республики, негласный приказ.
Утром 24 апреля смотритель маяка на молу Чивитавеккьи увидел в подзорную трубу корабли. Они шли кильватерной колонной. Пригляделся – на мачтах кораблей развевались французские флаги. Впереди густо дымили паровые суда, но прикрывали их два корвета. Всего смотритель насчитал семнадцать судов. "Ого, да это целая эскадра!" – с тревогой подумал он.
А суда подходят все ближе, вот уже можно различить названия кораблей: "Пальма", "Лабрадор", "Овернь". На палубе сидят и стоят солдаты, в руках у них ружья. О, корабли уже совсем близко! Смотритель сбежал по винтовой лестнице вниз и стремглав помчался в дом губернатора.
Услышав эту новость, губернатор в растерянности заметался по кабинету. Что делать? Оказать французам сопротивление? Так можно и войну спровоцировать. Принять как друзей? А вдруг это западня? Необходимо срочно связаться с Римом.
В порту тем временем уже бросил якорь первый из кораблей – "Пальма". Началась выгрузка. Моряки спустили на воду весельные баркасы и лодки. В них разместились пехотинцы в красивых черных мундирах, киверах и военных кепи, и поплыли к берегу. Ружья пока мирно лежали на дне лодок, патронташи висели на ремнях. Причалив к молу, солдаты, перебрасываясь шутками, неторопливо выгружали из лодок ящики с боеприпасами. Офицеры стояли чуть поодаль, наблюдая за порядком. На тяжелых баркасах подвезли пушки.
Последними с веселой песней сошли на берег прославленные венсенские егеря. Их командир, полковник Молиер, недоумевал, зачем было отправлять в Италию целых три пехотных бригады, три эскадрона кавалерии, полевые орудия?! Ведь защитники Рима едва ли окажут сопротивление и уж наверняка сдадутся в первые же дни.
Но командующий экспедиционным корпусом генерал Удино не хотел рисковать. По его просьбе ему дали девять тысяч испытанных в боях солдат и офицеров.
Закончив выгрузку, Удино нанес визит губернатору города.
Пока Удино заверял губернатора, что цели и помыслы его самые благородные, венсенские стрелки окружили казармы, где находился батальон берсальеров. Выкатили четыре полевых орудия, навели их на казармы и предложили командиру батальона подполковнику Пьетрамеларе сдаться. Ультиматум был изложен с изысканной вежливостью и холодным цинизмом: либо берсальеры добровольно сложат оружие, что разумно и крайне желательно, либо пушки в щепы разнесут казармы. Пьетрамелара понял, что сопротивление бесполезно, и сдался на милость "освободителей Рима", как они сами себя величали.
Губернатор города воочию убедился, каковы истинные намерения Удино. Часом позже в Рим с донесением поскакал губернаторский гонец.
В тот же день Удино отправил в Рим своего адъютанта Леблана; пусть встретится с триумвирами и объяснит, что в интересах самих римлян принять французов как друзей.
Леблан, бравый вояка, в тонкостях дипломатии искушен не был. Вначале, строго согласно полученной инструкции, он сообщил Мадзини, что экспедиционный корпус хочет спасти Рим от австрийского вторжения.
– Не верю, ложь! – гневно возразил Мадзини. – Тогда бы вам следовало всенародно об этом заявить, а не врываться без приглашения в чужую страну. Разве это не вторжение?
Леблан ничего не ответил, лишь отвел глаза.
– Впрочем, я не удивлен, – добавил Мадзини, постукивая пальцами по столу. – На войне всегда первой убивают правду… Почему в письме Удино ни разу не упоминается Римская республика?
И тут Леблан с солдатской откровенностью брякнул:
– Генерал сказал мне так: вы уполномочены провести переговоры с временным правительством только об условиях передачи власти папе Пию IX.
– Теперь все понятно! – воскликнул Мадзини. – Вы пришли к нам не как друзья, а как враги. Врага же встречают не цветами, а картечью. Однако, – помолчав, заключил он, – окончательный ответ завтра даст Ассамблея.
И Ассамблея дала ответ, смелый и недвусмысленный: "Депутаты поручают триумвирам Мадзини, Саффи и Армеллини принять все меры для спасения республики и силе противопоставить силу".
Сразу после заседания Ассамблеи Мадзини созвал совещание совета обороны. В его угловой комнате Квиринальского дворца, где помещались лишь узкая кровать, письменный стол, маленький комод и несколько стульев, собралось шесть человек – три триумвира, новый военный министр, генерал Джузеппе Авеццана, начальник штаба Карло Пизакане и его помощник Пьетро Розелли. Сидя за столом и машинально вертя в руках пенсне – его Мадзини надевал, лишь когда писал письма, – он говорил громко, властным тоном, точно читал приказ:
– Судьба Рима, да и всей Италии, решится в эти дни. От нас ждут быстрых и энергичных действий. Надо без промедления объявить в городе осадное положение и призвать в армию всех граждан, способных носить оружие. – Он умолк, обвел присутствующих долгим взглядом. – Есть у меня и другие соображения, но прежде я хотел бы выслушать ваше мнение. Начнем с вас, Авеццана, – обратился он к военному министру.
Тот встал из-за стола. Уже немолодой, седовласый, он был по-юношески порывист. Но те, кто сражался с ним вместе в Испании против королевских войск, знали, что за внешней горячностью скрываются твердая воля и редкая выдержка. Он умел принимать нелегкие решения и не падал духом при неудачах.
– В Риме я всего месяц, а военным министром стал десять дней назад. Разобраться во многих проблемах не успел. Одно ясно – надо вызвать в Рим Гарибальди с его легионом. Разумеется, присвоив ему звание генерала.
– Бригадного, – поспешил добавить Розелли.
Накануне совет обороны присвоил Розелли звание дивизионного генерала. Карло Пизакане поморщился. В глубине души он и сам завидовал громкой славе Гарибальди, но мелкое честолюбие Розелли было ему неприятно. Сейчас не время считаться званиями. Все же он промолчал – решать должен Мадзини. Однако и Мадзини молчал.
– Пусть бригадного, – согласился Авеццана. – Важно, чтобы Гарибальди был здесь, и скорее. – Он привычным жестом потер лоб у переносицы. – Честно говоря, отряды обороны, на мой взгляд, обучены плохо, да и с оружием… неважно. Что же до…
– Сделано главное. Всего за месяц мы из ничего создали армию, – перебил его Мадзини. – Ну, а опытными воинами эти солдаты свободы станут на поле боя.
"Много пафоса, да и по сути вряд ли верно", – подумал Авеццана.
Кривить душой он не привык и твердо возразил:
– За науку новички заплатят кровавой ценой. Сегодня нам до крайности нужны солдаты, уже нюхавшие пороху, и талантливые генералы. Такие, как Гарибальди.
– Итак, подведем итог: совет обороны – за Гарибальди, я – тем более. Подготовьте приказ, Авеццана, – обратился Мадзини к военному министру. – Рим ждет генерала Гарибальди.
На второй день, 25 апреля, в Ананьи прибыл гонец с письмом от Авеццаны. Министр обороны Римской республики приказывал бригадному генералу Джузеппе Гарибальди "немедля прибыть в Рим для защиты Вечного города от вражеской французской армии".
Гарибальди тотчас созвал офицеров штаба: Нино Биксио, Аугусто Векки, Алессандро Монтальди и Франческо Даверио, командира конницы Иньяцио Буэно.
– Читай, Франческо, читай вслух и погромче, – весело сказал он, протягивая своему начальнику штаба письмо. – Кончилось наше сидение, морра и таверны, впереди – славные дела!
Легион выступил в поход в час пополудни. Солнце палило вовсю, и укрыться от него можно было разве лишь в тощих рощицах да в густых виноградниках на желтых холмах. Гарибальди торопил волонтеров – Рим в опасности.
Когда шли мимо деревень, крестьяне семьями выстраивались вдоль дороги поглядеть на диковинное войско. За многие годы через их селения в Рим проходила и гражданская гвардия папы в медных касках, с белыми шпагами, и швейцарская стража в полосатых сине-желтых костюмах, с буфами на рукавах и на штанах, французы в черных мундирах и огромных киверах. Но такого странного войска они не видали. Одни волонтеры были в красных блузах с повязанными на шее цветными платками, с кожаными патронташами и кинжалами за поясом, другие в грубых куртках из серой холстины и широких темно-голубых штанах. Кое-кто даже шел в черных мундирах королевской сардинской армии, но на голове вместо фуражек были шапки, а порой и шляпы любых цветов. У многих на груди висели кресты.