- Вы хотите, чтобы я его…
- Нет, самому не надо. Для этого дела надо кого-либо ещё приспособить, из уголовников кого-нибудь. Есть у нас такие?
- Что-то не помню.
- В пятнадцатой камере. По кличке Орёл. Подойдёт?
- Орёл? Он - здоровый парень.
- Вот именно! Я его знаю: он проходил и под кличкой Ворона, и под кличкой Чайка. Для него человека убить - всё равно что подпругу с коня снять. Срок у него большой. Можно пообещать, что скостят срок. Денег пообещай.
- А если попросит побег устроить?
- Обещай и побег. Таким людям обещать всё можно, совесть мучить не станет… Только скажи, пусть без крови действует; вроде бы этот Берды Аки-оглы естественно смерть принял. Пусть придушит - и дело с концом. Сможет придушить?
- Думаю, сможет. Он здоровый, как бугай, этот Орёл.
- Вот и пусть кончает. А мы актик заблаговременно заготовим, что, мол, помер Аки-оглы от горячки. И - не тяни, действуй быстрее. Мне один человек сказал: "Кто Берды Аки-оглы отправит в преисподнюю, тот получит от меня большой куш". Этот куш будет твоим.
- Бекмурад-бай сказал?
Начальник тюрьмы насторожился:
- А ты откуда знаешь?
- Слухами земля полна, - простовато улыбнулся надзиратель. - Говорили наши, что у Бекмурада жену увезли. Вот я и подумал, что он. Если не так сказал, прошу пана извинить.
- Ладно, - сказал начальник, - иди говори с Орлом.
* * *
Надзиратель отвёл Берды в глухую подвальную камеру. Серенькая полоска света едва пробивалась сквозь узкое, на уровне земли, оконце, и Берды долго не мог разглядеть внутренность камеры. А когда пригляделся, то ничего не увидел, кроме мокрых цементных стен и такого же пола, на котором не было даже охапки соломы, чтобы прилечь.
Он не понимал зачем его перевели сюда, но чувствовал недоброе. Насторожившись, Берды напряжённо прислушивался - кругом было тихо. Он обошёл камеру, подпрыгнув, попытался ухватиться за решётку окна, чтобы выглянуть наружу. Руки не выдержали: сказывалось ранение, сказывалась тюремная жизнь.
Берды вздохнул. Несмотря на всю беспросветность своего положения, он не отчаивался, в нём ещё жила надежда на освобождение. Больше того, он ощущал в себе непреодолимое стремление жить, двигаться, что-то делать. Состояние, когда он узнал о похищении Узук, было много хуже и безнадёжнее, чем сейчас, хотя сейчас его отделяли от любимой не только расстояние, не только недобрые люди, но и толстые стены ашхабадской тюрьмы. Он готов был бороться с врагом, с целой сотней врагов, но он знал, как это делается в степных просторах, и не знал, как можно бороться в тюрьме.
Заскрежетал замок. Дверь отворилась и вновь захлопнулась, пропустив в камеру человека. Это был Орёл, взбудораженный обещаниями надзирателя, готовый немедленно выполнить подлое дело, порученное ему. Он постоял на пороге, привыкая к темноте и присматриваясь к человеку, о существовании которого он ещё совсем недавно даже не подозревал и которого через несколько минут он убьёт.
Осмотр не удовлетворил Орла. По словам надзирателя, он должен был встретить слабого, измождённого человека, справиться с которым проще простого. Перед ним же стоял рослый парень, правда, чуть поуже его в плечах, но сильный и готовый к сопротивлению. Ишь, как насторожился! Ничего, фрей, справлялись и с такими! У нас есть приёмчики, о которых тебе и не снилось…
- Давно сидишь? - спросил Орёл, шагнув к Борды.
За время заключения Берды научился понимать русский язык, но не настолько, чтобы разбираться, во всех его тонкостях. Поэтому oн простодушно ответил:
- Не сидишь. Сидишь плохо, яман. Вода. Стоишь надо.
- За что посадили?
- Не знаем.
- Много дали?
- Что дали? Кто дали?
- Сроку, говорю, много схватил?
- Не хватал! Своё брал!
- Своё брал! - передразнил Орёл, - Чучмек беспонятный!
Берды не понял и не обиделся. Поведение незнакомца не внушало опасений. Такой же, видно, горемыка, как и он. Тоже справедливости добивался, своё, кровное требовал и попал за решётку. Вон волнуется, переживает, недавно, видать, попал! Берды даже захотелось чем-то утешить товарища по несчастью, но трудно было подобрать сразу русские слова.
А Орёл волновался совсем по другой причине. Задавая вопросы, он в то же время соображал, как приступить к тому, зачем он был сюда приведён. Ударить парня в переносицу и потом, когда упадёт, придушить? Нельзя, сказано было: без крови, а из носа кровь обязательно пойдёт. Может быть, сбоку в подбородок? Ахнется башкой об стену - и дух из него вон. Тоже нельзя, тоже следы будут.
Он быстро метнулся за спину ничего не подозревавшего Берды, обхватил его одной рукой за шею, приставив ладонь ребром к горлу парня, второй рукой резко прижал и рванул на себя
Берды задохнулся, в глазах его поплыли радужные круги. Невыносимая боль в горле не давала дышать, мутила сознание. Сознание вот-вот могло померкнуть, но этому отчаянно сопротивлялась жажда жизни, которая жила в юноше, которая всё время поддерживала его надежды и мечты.
Берды рванулся, ударил затылком в жарко дышащее лицо врага, обеими руками вцепился в острое железное кольцо на горле. Что-то хрустнуло, кто-то охнул, кольцо ослабло. И почти в ту же секунду страшный удар в подбородок швырнул Берды на мокрый цемент. Но он не оглушил, а скорее прояснил сознание, вернул силы.
Инстинктивно Берды схватился за бок, забыв, что там давным-давно нет ножа: его сорвали ещё во время драки в доме дяди Нурмамеда. А Орёл снова надвигался стремительной чёрной массой. Берды встретил его ударом кулака и снова качнулся к стене от удара противника. Только тут им овладела ярость человека, понимающего, что его хотят убить. Он увернулся от кулака Орла, схватил того за пояс и старым приёмом туркменской борьбы швырнул через бедро. Не давая опомниться, оседлал упавшего противника и что было силы ударил кулаком по лицу. Из носа Орла брызнула кровь, но не таков был Орёл, чтобы сдаться. Он, как ящерица, вывернулся из-под Берды и схватил его за горло.
Берды снова одолел его, прижал к полу. Орёл по-собачьи впился зубами в шею противника. Берды завыл, дёрнулся, оставив в зубах противника кусок кожи, треснул его головой о пол. Потом вскочил, вывернул руку, ткнул носом в пол. И долго с остервенением пинал ногами. Ярость постепенно проходила.
Вошёл надзиратель.
- Что тут у вас, драка? Почему дерёшься? В карцер захотел?
Последнее относилось к Берды. Он сплюнул кровь, рукавом халата вытер губы.
- Он сам бил! Я - потом бил.
- А ты что скулишь? - сказал надзиратель Орлу. - Вставай!
- Руку мне вывихнул, - заныл Орёл, с трудом садясь на пол. - Совсем пропала рука!..
Берды, отойдя в сторону, смотрел то на надзирателя, то на своего недавнего противника, к которому он уже не испытывал злости.
- Дурак ты! - сказал надзиратель.
- Зачем дурак? - не понял Берды.
- Затем, что пожалел. Ну, чего уставился? Если бы этот человек вывернул тебе руку, он так дела не оставил бы. Он бы тебя до смерти убил. А ты - пожалел.
Недоверчиво глядя на постанывающего Орла, Берды пробормотал:
- Нельзя до смерти. Рука больной, драться не может.
- Потому и дурак! Потому и в тюрьме сидишь, что не знаешь, как на свете жить. Если уж вцепился в горло врага, не отпускай, пока тот ногами дёргает. Не умеешь жить на свете, парень!
- Тюрьма уйду - умею жить.
- Ни черта не сумеешь! Тот лайдак, пся крев, умеет, он тебя не пожалел бы. А ты - слюни распустил, "рука больной". Он тебе этой рукой глотку сломать хотел, а ты…
- Как надо?
- Убить надо врага! - сказал надзиратель, угрожающе шевеля тяжёлой нижней челюстью.
- Убить?!
Берды кинулся на Орла, вцепился пальцами в шею:
- Убить?!
Орёл захрипел, глаза его вылезли из орбит, пятки судорожно заколотили по полу.
- Стой ты, бешеный! Стой! - надзиратель с трудом оторвал Берды от его жертвы. - Раньше об этом надо было думать!
Берды, подрагивая от нервного возбуждения, смотрел на надзирателя, не понимая, что хочет, чего добивается этот человек. То сердился, что он не убил Орла, а стал убивать, он опять сердится. Что ему нужно?
Не понимал надзирателя и Орёл, с трудом отдышавшийся от мёртвой хватки Берды. Почему сначала надзиратель велел ему убить слабого арестанта, обещая за это много интересного, а сам потом напустил на нега этого могучего парня? Может быть, всё наоборот, может, быть, это его, Орла, задумали убить?
- Пощадите! - закричал он, подползая к надзирателю и стараясь обнять его сапоги. - Пощадите! Я преступник, я грабитель, но не таким меня мать родила!! Я тоже был честным, и не от радости стал грабить. Мать померла, ещё мальцом был… Отца в пятом году убили… Куда я мог податься? С голоду подыхать? Шайка приняла, шайка обогрела… Ох, господи!.. Сперва щипачем был, карманником. Потом на мокрое пошёл… От радости пошёл? Заставили. Не пошёл бы - перо в бок и ваших нет! А жрать - надо!.. Жить - надо! Амбалом пошёл бы вагоны грузить - нашего брата отовсюду в три шеи гонят… Убивал! Убивал потому, что меня убить хотели! Не хотел под забором, как пёс, околевать… Эх, да пропади оно всё пропадом! Убивайте и меня, коль задумали убить, - всё одно фарта нет, третий раз попадаю!..
Берды с интересом слушал Орла. Он понимал далеко не всё, но главное понял: человека изломала жизнь, человек не сам стал плохим, люди довели. Значит, первое впечатление было правильным и Берды радовался, что в горячке не убил этого горемыку. Жаль вот, что руку ему испортил, но рука заживёт. Надо только положить человека на спину и сильно дёрнуть вверх за больную руку. Тогда кость станет на своё место и боль сразу пройдёт.