- Надо быть справедливым, - возразил Берды. - Они нас не убивать пришли - мы их тоже убивать не станем. Ты забирай пятизарядки и патронташи и стереги лошадей, чтобы не убежали. Мы с Аллаком сейчас здесь будем.
Недаром говорят, что смелому сам бог помогает. Казак, сгорбившись, сидел в седле и дымил цыгаркой: отсутствие спутников его не беспокоило. В двух шагах от него переминался с ноги на ногу Аллак. Казак изредка взглядывал на него, но ничего не говорил, только цыркал на землю слюной сквозь прокуренные зубы. Побаливала голова от вчерашней выпивки и от здоровой оплеухи, которой угостил его собака вахмистр, придравшись к оторванной пуговице. Казаку было в высшей мере на всё наплевать, хотелось поскорее разделаться с этим не вовремя подвернувшимся делом да выпить добрую чарку водки, которую он предусмотрительно припрятал от вчерашней попойки. Только бы приятели не нашли да не выдули! Где это запропастились помощнички гололобые?
Он начал нашаривать носком сапога стремя, придерживая лежащий поперёк седла карабин. В этот момент кто-то с силой дёрнул его за ногу. Он потерял равновесие, грузно, как чувал с зерном, шмякнулся на землю. На него, хватая за горло, навалился тог самый верзила, что стоял рядом.
Однако казак не собирался сдаваться. Крякнув, он вывернулся из-под противника, оседлал его. Плотоядно оскалив зубы, махнул пудовым кулачищем.
Дорого обошлась бы Аллаку его поспешность, будь Берды менее проворным. Удар по голове прикладом карабина свалил лихого казака. Берды помог подняться Аллаку.
Через несколько минут трое друзей, опоясавшись патронташами своих побеждённых врагов, направили коней в сторону Каракумов. Три лёгких облачка пыли поднялись и растаяли вдали. Всё произошло настолько быстро, что многие из землекопов даже не видели ничего. А те, кто оказался невольным свидетелем происшедшего, сделали вид, что ничего не заметили. Поднялся ветер и припорошил чёткие отпечатки конских копыт. Как будто ничего и не случилось, только очнувшийся казак с удивлением щупал голову и поминал бога, крест, веру.
До работавших дайхан долго доносились его энергичные выражения, но дайхане помалкивали, хотя казак недвусмысленно задевал их родню и всех туркмен вместе взятых. Дайхане торопились выполнить свои дневные задания - это было куда важнее, нежели прислушиваться к ругани русского.
В голове темно - весь мар мрачен
- Режь барана! - весело сказал Клычли, входя в дом Сергея. - Чай кипяти, чурек доставай!
- Это по какому такому случаю? - полюбопытствовал Сергей.
- Целая толпа паломников к тебе идёт.
- Кто такие?
- Не знаю. Один яшули как будто дядя Аллака, остальные - незнакомые. С лопатами. Думаю, землекопы с канала.
- Пусть идут, - сказал Сергеи, - это неплохо.
Один за другим дайхане заходили в комнату. Пока они здоровались и рассаживались - кто неловко на стульях и сундуке, большинство - на полу, вдоль стен. Худайберды-ага на нравах знакомого представлял Сергея:
- Это - Сергей, очень хороший парень. Знает, что такое добро и что такое зло. Его отец всю жизнь десятником на плотине здешней работал. Не зря жизнь прожил - хорошего сына оставил.
Дайхане вежливо подтверждали:
- Да, да, мы слышали хорошее о Сергее.
- Пусть будут успешными его дела.
- Пусть счастье не обходит его порог.
- Мы сменили сегодня свою стоянку, - пояснил Сергею Худайберды-ага. - Вашими соседями стали, прямо напротив вас свои землянки выкопали. Сырые землянки. Огонь зажгли, чтобы просушить, - дым пошёл, дышать нечем. Решили к тебе в гости наведаться. Не сердись, что всей артелью пришли.
- Зачем сердиться! - сказал Сергей. - Очень хорошо, что пришли. Всегда заходите, дверь открыта.
- Будем заходить, - пообещал Худайберды-ага и достал из-за подкладки старенького тельпека письмо. Вот письмо пришло. По-русски написано, а говорят, что мне пришло. Наверно Меле, сын, пишет.
- Он умеет писать по-русски? - изумился Сергей.
- Не умеет, - вздохнул Худайберды-ага. - Совсем никак не умеет. Думаю, товарищ русский писал. На, сынок, читай!.. Плохо без Меле, трудно. И Бекмурад-бай обманул, - он ведь на семь дней раньше шайтана родился, кого хочешь обманет. Должен был тысячу, двести рублей отдать - долго не отдавал. Теперь отдаёт, а пшеница вдвое прежнего подорожала. Давай, говорю, пшеницей по старой цене. Говорит: пшеницу не должен, бери деньги, а то совсем ничего не получишь. Эх-хе!.. Ну, что там сын пишет?
- Пишет, чтобы за него не беспокоились, - сказал Сергей, про себя дочитывая письмо. - Работает он с хорошими русскими товарищами на железной дороге в Самаре, есть-пить хватает.
- Меле не бездельник! - Худайберды-ага с гордостью погладил свою коротенькую редкую бородку. - Сам сыт будет, отца-мать накормит!.. Что ещё пишет?
- Ещё поздравляет тебя.
- С чем поздравляет?
- С тем, что царя скинули с престола. Это очень большая радость.
Даихане негромко заговорили между собой: поздравление сына Худайберды-ага их удивило. Один из них выразил вслух общую мысль:
- Не знаю, может, не так скажу, но раньше мы считали, что поздравлять можно с рождением сына. Или когда родич из вражьего плена вернулся. Или когда жеребец твой на скачках других коней обошёл. Зачем поздравлять, что царя с трона прогнали?
Худайберды-ага понял, что сельчане не одобряют сообщение Меле. Он и сам рассердился на сына за такое глупое поздравление, поставившее его в неловкое положение перед земляками. Однако, пытаясь смягчить впечатление, сказал:
- Ай, что говорить, от белого царя мы ничего плохого не видели, но нет вечного на земле. Искандер был властелином всего мира - умер. Могущество Сулеймана распространялось на ветер и на воды, но трон его тоже рассыпался. Нет вечного в этом мире.
- Постой, постой, - перебил его Сергей, - это за что же, яшули, белого царя хвалите?
- Ай, за всякое хвалим… Мне двадцать лет было, когда в Мары паровоз пришёл. Плохое было время, неспокойное. Один - гонится, другой - убегает. Завтра - наоборот. Садишься со словами "Бисмилла" за миску с едой и не знаешь, сумеешь ли сказать "Аллах акбар", вставая. Жены вечером серпик закрывают, а люди молятся: "Дай бог, чтобы его завтра можно было спокойно откинуть". Кто мог знать, что случиться завтра? Может, с одной стороны каджары появятся, или с другой - хивинский хан, или с третьей - заревут карнаями головорезы эмира Бухары, Никто ничего не знал - букашке. до пташки не дотянуться, но разговоры ходили: "В Серахсе убит Медэмин… В Мары каджаров перерезали". Думаем, спокойнее станет. Однако недаром говорят, одному угождала, другому угождала - ребёночек-то и не в отца. Новые вести приходят: каджары войско собирают, хан Хивы идёт резать туркмен за кровь Медэмина. Разве жизнь была? Беда была! Белый царь нас избавил от тревог, аллаха за него должны молить.
- Так-так, - сказал Сергей, - интересно? Значит, белый царь дал вам спокойную жизнь. Все так думают?
Дайхане закивали:
- Так, братишка Сергей.
- Худайберды-ага верное слово сказал.
- Может, не совсем так, немножко так…
- Что же вам ещё дал царь?
- Ещё? - Худайберды-ага подумал, погладил бритую голову, оживился. - Ещё огонь дал! Кто в ту пору спички видел? Не знали спичек, чакмак был, кресало, да и то не в каждом доме. А почему не в каждом? Потому что нет кремня в Мары. Кто в Ахал едет, тому наказывают кремней привезти. А наказ, он как комар: в одном ухе поёт, в другом ухе поёт, отмахнулся от него - и забыл. А иной раз и кремень есть, но огня нет: женщины трут от сырости не уберегли. Пословицу даже придумали: "У кого трут всегда сухой, у того невестка добрая". А ты, сынок, говоришь, что да что… Были селения, в которых ни в одном роду чакмака не было. Богатым хорошо - они саксаул жгут. Вечером хозяйка сгребёт угли в яму, золой присыпет - утром они горячие. А бедняк жил так, что от такой жизни собака завоет. Кустарник жгли, траву жгли. От травы какие угли? Вот и бегают женщины с утра, смотрят над какой кибиткой дымок появится, туда идут уголька просить. Берут твой уголёк - кусочек тела берут. Жалко: твой уголёк, тебя согрел бы, а ты его соседу должен отдать. А как не отдашь? Соседу тоже жить надо. А освещались как? Тряпочку в баранье сало ложили, поджигали. У всех сало есть? Нет. А белый царь лампу дал, крашеную бязь дал…
- У вас, яшули, сейчас лампа есть? - спросил Сергей.
Худайберды-ага немного смутился:
- Ай, у меня нет - у другого есть.
- Кто имеет у себя лампу? - обратился Сергей к дайханам.
Посмеиваясь, поглаживая бороды, они промолчали. Худайберды-ага торопливо сказал:
- Лампа - не главное, не в этом дело. И в темноте кусок хлеба мимо рта не пронесёшь, был бы хлеб. А вот с хлебом у нас совсем плохо. Земляные работы - трудные работы, пожилым людям не под силу. Шестой месяц глину бросаем с глубины в три человеческих роста. Много людей копало канал, да не все выдержали. Из каждых четырёх трое ушли, бросив делянки. Если к концу работ останется половина тех, кто начинал, говори хвала аллаху. А водный надел ушедших - пропал.
- Кто вам сказал, что пропал?