- Совсем расклеилась, - говорила она высоким, немного шепелявым голосом. - Вот три дня, как сижу взаперти… Какое-то поветрие… Страшная боль в затылке… Не могу закинуть головы назад… Поди, поди сюда, садись вот рядом. Как я рада!
Дочь заслышала в ее тоне больше ласки. Это относилось не к ней, а к Александру Ильичу, к его превосходительству.
- На вид ты молодцом, - выговорила Антонина Сергеевна, взглянув еще раз на мать.
Она ей говорила "ты", и матери нравилось это местоимение, оно ее молодило, да она и в самом деле смотрела старшею сестрою Антонины Сергеевны.
- Как ты худа! - со вздохом выговорила Елена Павловна, оглядывая дочь. - И седых волос сколько! Зачем ты это допускаешь?
- Что? - рассеянно спросила дочь.
- Это небрежность!
Опять ей делали выговор за "manque de tenue".
- Надо следить! Нынче есть прекрасные косметики… Allen или Melanogène… A лучше всего пудрить… К тебе пойдет… Cela repose le teint.
И туалетом своей дочери Елена Павловна не осталась вполне довольна, нашла, что дочь одевается слишком траурно.
- Кто тебе делал это платье?
- Шумская.
- Какая Шумская?
- Известная… в Москве.
- Est-ce qu'on s'habille à Moscou?
Елена Павловна сделала гримасу и продолжала оглядывать туалет дочери.
- Нынче уже нет гладких рукавов… На плечах надо буфы… И талия слишком длинна… И складки… Montre-moi… Сзади уже совсем не так… Надо веером… tu comprends?.. веером, в несколько складок, чтобы они лежали плотно и только к самому низу расходились бы…
Антонина Сергеевна молчала. Она опять сознавала себя девочкой, которой читают нотации по части туалета.
- А твой муж? - спросила Елена Павловна.
Она в разговоре должна была беспрестанно перескакивать с предмета на предмет. Иногда это у ней доходило до болезненных размеров.
- Он будет сейчас… Его задержал муж Жени.
- Вы хорошо поместились?.. Я очень рада… А цена?
- Четыреста рублей.
- За один месяц?.. Это ужасно дорого.
Для Елены Павловны все было "ужасно дорого", что не шло на нее самое, ее туалет и разные "безделушки", как она выражалась. Расточительная и мелочная, она вобрала в себя характерное свойство русских барынь - транжирство с грошовым расчетом и полным отсутствием правильной оценки вещей.
- Это не дорого, maman, - позволила себе возразить Антонина Сергеевна. - Целая квартира… Александр нашел, что в отеле неудобно и выйдет дороже.
- Конечно, мой друг… Il faut représenter!
И, точно спохватившись, Елена Павловна изменила выражение своего детски-подвижного лица, немного сдвинула подрисованные слегка брови и прилегла на кучу подушек.
- Твоим мужем я не нахвалюсь, - начала она другим тоном. - И здесь им очень, очень довольны… Еще третьего дня… мне говорили, qu'il est très bien vu! Что ж? Лучше поздно, чем никогда… И тебя хвалю, мой друг, что не теряла времени… tu t'es convertie, je l'espère, à d'autres idées Он на очень хорошем счету!.. ты обратилась, я надеюсь, к другим идеям (фр.). … и на мужа повлияла…
"Ах, Боже мой!" - про себя вздохнула Антонина Сергеевна и смущенно опустила голову. Вот как родная мать понимала ее, какую роль приписывала в "эволюции" Александра Ильича!
- Пора! - продолжала Елена Павловна.- Cela devenait scandaleux. И будущность ваших детей!.. Они очень милы… Ты уже виделась с Лили?
- Нет еще, маман, я хотела быть у тебя…
- Благодарю тебя, мой друг, - перебила Елена Павловна, приподнялась и привлекла ее к себе. - Не скрою от тебя… столько лет я за вас обоих страдала и боялась… Теперь все идет… как надо для людей… de notre bord… Lydie, - она назвала вторую свою дочь, - est adorée de son mari… Он, правда, не особенно блестящ, но идет в гору исполинским шагом… На линии товарища министра… Надеюсь, что и Александр через несколько лет получит пост здесь же… Нынче предводительство - прекрасный дебют. On les cajole beaucoup, les maréchaux de noblesse. И от него будет зависеть быть скоро камергером.
"Он об этом только и мечтает", - чуть не вырвалось у дочери.
- И внуки мои… здесь же… Я хвалю вас обоих… Ты слишком скромна… но я вижу твое влияние…
Смущение Антонины Сергеевны росло. Мать ее опять опустилась на груду подушек и кокетливо оправила кружевную косынку.
XVIII
К дочери Антонина Сергеевна так и не попала в этот день.
Она было собралась проститься с матерью, но Елена Павловна взяла ее за обе руки и усадила в кресло.
- Погоди, Нина!.. Минуточку… Я не успела сказать тебе… Твой дядя… князь Григорий Александрович… должен быть скоро… Я его просила перед отъездом заглянуть… И про ваш приезд ему известно… Я очень хотела бы, чтобы и Александр застал его у меня.
Князь Григорий Александрович приводился Елене Павловне троюродным братом, но она его выдавала иногда за родного дядю, иногда за "cousin germain". Он был старый и закоренелый холостяк, с огромным состоянием, родни не любил, в России жил мало. Все родственники, ближние и дальние, охотились за ним, но никому он не оказывал расположения. И Александр Ильич, в последний год, заговорил о князе Григории Александровиче, воспользовался каким-то деловым письмом его, чтобы предложить ему свои услуги по продаже того запущенного сада, что стоит в глубине переулка, там, у них, в губернском городе.
Эти заигрыванья огорчали Антонину Сергеевну. Князя видела она всего один раз в жизни и неохотно вспоминала о нем, - до такой степени он был ей несимпатичен.
- Ты понимаешь, - зачастила полушепотом Елена Павловна, - он, кажется, совсем не вернется в Россию… Все свои имения он продал. У него, должно быть, миллионов пять… Разумеется, он переведет их в заграничные банки…
- Это его дело, maman…
- Помилуй, Нина, что ты говоришь? В своем роде последний. У меня братьев не было… Есть еще другие Токмач-Пересветовы… но они - бедные. Уж для них-то он, конечно, ничего не сделает. Tu es sa nièce… Наконец, с какой стати такое громадное состояние и пропадет там, за границей?.. Или, как все холостяки, il finira par une drôlesse!..
Брови Елены Павловны задвигались, и она еще долго бы говорила на эту тему, если бы не визит князя.
Она пришла в новое волнение, встала, перешла на другое место, оправила свою кружевную косынку и, когда лакей, доложивший о приезде князя, скрылся за портьерой, шепнула дочери:
- Reèois-le, chérie…
Антонина Сергеевна послушно исполнила это и пошла навстречу князю.
К ней приближался, короткими шажками, маленький человечек, в синей жакетке и очень узких светлых панталонах. Он казался неопределенных лет; бритое пухлое лицо, сдавленный череп, с жидкими, сильно редеющими темными волосами, зачесанными с одного бока, чтобы прикрыть лысину, - все это было такое же, как и несколько лет назад… Он точно замариновал себя и не менялся… Ему было уже под шестьдесят лет.
- Здравствуйте, князь, - сказала она ему и протянула руку.
Дядей она его не назвала, да он и сам не любил никаких родственных подъезжаний.
- Bonjour, bonjour, - скороговоркой ответил князь, пожал ей руку и оглядел ее своими смеющимися глазками восточного типа.- Maman там?
Он указывал рукой.
- Она вас просит туда.
- Давно здесь? - на ходу спрашивал ее князь.
- Только сегодня.
- С мужем?.. Читал, читал… Утвержден губернским предводителем… Хочет наверстать!.. Не поздравляю.
Она ничего на это не сказала. Последняя фраза "не поздравляю" не удивила ее в князе.
Елена Павловна встретила его под балдахином, на груде подушек, и слабым голосом пожаловалась на то, что она "toute patraque", но тона этого не выдержала и начала перед ним слишком явственно лебезить.
- Неужели совсем покидаете нас? - спросила она полужалобным звуком.
- Оплакивать меня никто не будет, а делать мне больше нечего… Климата я не переношу, услуг отечеству никто от меня не просит и не ждет… Довольно я делал опытов… терял и здоровье, и время, коптел, по доброй воле, в земстве, думал, что можно у нас что-нибудь толковое провести… Слуга покорный!
Он вытянул характерным движением свои короткие ноги и широко развел руками.
- И вы ваши чудные имения все продали? - заныла Елена Павловна.