- Не хочу, чтоб холодно, - по фиолетовому лицу потекли слезы. - Матушка Екатерина! Он же там не выдержит и дня!
- Кто? Пес?
- Петр Федорович.
- Вот, что ценю в людях, так это преданность, - задумчиво сообщила Екатерина. - Не плачь, в Сибирь не поедете. В Ропше жить будете. Двадцать семь верст от Петербурга. А сейчас сделай-ка мне кофе, да покрепче.
Как мало нужно эфиопу для счастья: вместо Сибири - Ропша. Счастливый Нарцисс в мгновение ока обернулся: на золотом подносе стояли кофейник, сахарница, чашка с блюдцем.
- Молодец! - похвалила императрица, попробовав свежезаваренный кофе. - Знатный напиток готовишь! Иди, собирай вещи Петра Федоровича. Скоро поедете.
Она снова наполнила маленькую чашку, и уже поднесла ее к губам, как вдруг из спальни раздался животный визг, похожий на поросячий. Рука дернулась, и ароматная жидкость пролилась на стол.
В ту же секунду дверь распахнулась, и озверевший Орлов выволок за волосы визжащую Воронцову. Его правая рука была прокушена в двух местах.
- Как собака бешеная, - рявкнул Григорий и скрылся в спальне.
Воронцова лежала на полу, поскуливая, словно давешняя Можи. Только с болонке у Екатерины было сострадание, а к этой девке никакого - лишь брезгливость и отвращение.
- Ну, здравствуй, Елизавета. Давно не виделись, - пропела императрица.
Воронцова неверяще подняла грязную голову со спутанными волосами. Сверкнули знакомые бриллианты. Екатерина зло прищурилась:
- Вижу, что место мое тебе покоя не дает. Даже в шкатулках уже успела порыться. Камешки больно знакомые.
Словно во сне, фрейлина начала снимать бриллианты. Подползла к столу и аккуратно положила блестящую кучку на поднос.
- То, что с мужем моим спишь, я тебе простила. Простила и спесь твою глупую: ущербным людям Бог ума не дает. Даже воровство твое сорочье и то готова забыть. Но одного тебе, Елизавета, спустить не могу… - Екатерина наклонилась вперед. - То, что ты и мою судьбу, и судьбу моего ребенка осмелилась решать. Ты кто, Бог на земле?
- Пощадите, ваше величество! - захлебнулась слезами Воронцова. - Черт меня попутал, закружилась голова от любви к Петру Федоровичу.
- Любовь, говоришь? - Екатерина смаковала кофейный разговор. - Любовь многое объясняет. Раз так любишь его, то не стану вас разлучать: в Шлиссельбургской крепости много места. Вам двоим - хватит.
Воронцова молчала, ошеломленная столь печальной перспективой.
- Кстати… - продолжилась безжалостная пытка. - Все родственники отреклись от тебя. Так что кроме любимого никого не осталось.
В этот момент из спальни вышел Орлов.
- Подписал, ваше величество. Без единого слова.
Подпись Петра окончательно сломала Воронцову. Если до этого она надеялась на чудо, то теперь поняла: нужно спасать себя. С императором - кончено. Провести остаток жизни в тюремной камере ей не хотелось, сохранять верность чужому человеку - тоже. Заливаясь слезами, она начала целовать запыленные сапоги Екатерины:
- Ваше величество, простите! Не виноватая я, он сам так хотел. Пощадите! Об одном лишь прошу.
- Вот и кончилась сразу вся любовь, - с грустью заметила Екатерина. - В радости они вместе, а в печали и горе - поодиночке. Гриша, передай ее дяде. Предписываю тебе оставаться под домашним арестом. После решим, что с ней делать. Может, еще и замуж выдадим. Вдруг кто польстится.
Когда Воронцову увели, императрица обратила усталое лицо к Орлову:
- Как он принял известие?
- Как дите малое, которое оставили без сладкого. Подавлен, печален и пьян. И очень испуган.
- Ты сообщил ему о моем решении?
- Да. Сказал, что отныне он государственный узник, чье временное пристанище в Ропше. На остальное - воля Бога и твоя.
- Что ж, здесь нам больше делать нечего, нужно возвращаться в Петербург, - она встала из-за стола и вдруг заметила в дверях трясущегося мужа.
- Катя!
Она с ужасом отшатнулась от этого призрака, в чьей угасающей судьбе еще угадывалось ее постыдное прошлое, о котором она хотела забыть. Господи, и с этим человеком она делила кров, стол и ложе. Этому человеку перед Богом она обещала быть верной и любящей. Маленький, жалкий человечек с испитым лицом и взглядом убийцы. Бойтесь своих желаний, они могут исполниться, сказала ей когда-то императрица Елизавета. Тайным желанием Екатерины была месть. И вот оно исполнилось. Но какой ценой! Блюдо оказалось холодным, невкусным и очень тяжелым. Никакой радости и удовольствия, только желание поскорее уйти и не видеть его - скота в человеческом обличье.
- Катя!
Григорий аккуратно кашлянул. Чертушка мгновенно понял и изменил свое к ней обращение:
- Ваше величество! Если не хотите сделать умирающего человека уже еще более несчастным, пожалейте меня. Дайте мне единственное утешение, которое у меня есть - Елизавету Романовну. (Екатерина молчала.) Тем вы сделаете очень большое благодеяние для вашего правления. (Тонкие брови императрицы презрительно изогнулись.) И еще… прошу Ваше величество не третировать меня как ужасного злодея, я никогда вас не обижал. (На гладком лбу появилась горькая морщинка.) Зная ваше великодушие, прошу срочно отпустить меня с Воронцовой в Германию. Бог обязательно вам отплатить, а я навсегда останусь вашим слугой. Вы может мне доверять. Я не подумаю и не сделаю ничего против вашего правление.
- Все? - холодно спросила Екатерина.
- Все, - растерянно подтвердил Петр.
Екатерина увидела Разумовского и знаком подозвала его к себе. Обращаться к Григорию ей показалось неприличным.
- Кирилл Григорьевич, передайте, пожалуйста, Петру Федоровичу о том, что его просьба совершенно невозможна. Оставить с ним Елизавету Воронцову - значит, узаконить позорную любовную связь и дать пищу для разговоров, чего я позволить не могу. Это первое. Второе. Особа, о которой просит Петр Федорович, отказалась последовать за ним и в данный момент находится на пути в Петербург. И, наконец, третье. Сообщите Петру Федоровичу, что в его положении не стоит гневить мое императорское величество. Нерешительность - удел глупцов. Отныне он - государственный узник, и судьба его будет решаться в соответствии с его преступлениями против России.
И вышла, держа спину. Хотя это далось очень тяжело. Больше никакой мести и крови. Остаток своей жизни чертушка проведет в Шлиссельбургской крепости, куда его после ее коронации доставят из Ропши.
Она решила.
Значит, тому так и быть.
ГЛАВА 20.
"В седьмой день после принятия нашего престола всероссийского получили мы известие, что бывший император Петр III обыкновенным, прежде часто случавшимся ему припадком геморроидическим впал в прежестокую колику. Чего ради, не презирая долгу нашего христианского и заповеди святой, которою мы одолжены к соблюдению жизни ближнего своего, тотчас повелели отправить к нему все, что потребно было к предупреждению средства из того приключения, опасных в здравии его и к скорому вспоможению врачеванием. Но, к крайнему нашему прискорбию и смущению сердца, вчерашнего дня получили мы другое, что он волею всевышнего Бога скончался. Чего ради мы повелели тело его привезти в монастырь Невский для погребения в том же монастыре, а между тем всех верноподданных возбуждаем и увещеваем нашим императорским и матерним словом, дабы без злопамятства всего прошедшего с телом его последнее учинили прощание и о спасении души его усердные к Богу приносили молитвы. Сие же бы нечаянное в смерти его Божие определение принимали за промысл его божественный, который он судьбами своими неисповедимыми нам, престолу нашему и всему отечеству строит путем, его только святой воле известным".
Сообщение о смерти свергнутого императора вызвало новую волну разговоров и сплетен при дворе. "Точно не известно, какое участие принимала императрица в этом событии, но, скорей всего, именно она дала распоряжение убить мужа". "Не вызывает сомнения, что, кроме Орловых, никто в убийстве участия не принимал". "Какая картина для народа и какое хладнокровие надо иметь! С одной стороны, внук Петра I свергнут и убит, с другой - внук царя Ивана закован в кандалы, а принцесса Анхальтская захватывает корону их предков, и перед восхождением ее на трон совершается цареубийство. Я не думаю, что Екатерина кровожадна и замешана в убийстве царя… Но императрица не сможет отделаться от подозрений и позора"… Про позор Екатерина не думала. С того момента, как ей передали скомканную записку от Алексея Орлова, она терзалась в сомнениях: довольна ли она подобным поворотом истории, и что делать с незадачливыми убийцами. Вновь и вновь она читала три письма Орлова из Ропши, пытаясь найти в коротких полуграмотных строчках желаемые ответы:
"Матушка Милостивая Государыня, здравствовать вам, мы все желаем нещетные годы. Мы теперь по отпуск сего письма и со всею командою благополучны, только урод наш очень занемог и схватила Его нечаянная колика, и я опасен, чтоб он сегодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил. Первая опасность для того, что он все вздор говорит и нам это несколько весело, а другая опасность, что он действительно для нас всех опасен для того, что он иногда так отзывается хотя в прежнем состоянии быть.