* * *
Румынский ученый А. Д. Ксенопол, автор монументального труда "История румын в Траяновой Дакии", не раз с сокрушением писал о сложной дилемме, встающей перед буржуазным историком, которому приходилось выбирать между любовью к родине и правдой исторического развития. Действительно, одни "ученые" прибегали к искажению истины из "патриотических побуждений", другие же в интересах так называемой "объективной правды" унижали родной народ, историю жизни и борьбы трудовых масс.
Перед Садовяну такая дилемма никогда не вставала. Его хроника "Жизнь Штефана Великого" и последовавшая за нею монументальная трилогия "Братья Ждерь" - яркое свидетельство того единства исторической правды и патриотизма, которое лишь одно может сделать долговечным любое творение художника и ученого-историка. Это возможно лишь в том случае, когда в основу произведения кладутся не только достоверные факты и документальные свидетельства книжников, но и те сведения, которые содержатся в самой богатой и мало изученной книге - в народном творчестве. Правда одного человека зачастую сомнительна, - ибо обусловлена личными побуждениями и нередко противопоставлена интересам общества. Когда же эта правда подхвачена многомиллионным хором поколений, она отражает законы жизни. Садовяну много и упорно изучал книжные свидетельства эпохи Штефана. Но с еще большей любовью и вниманием отнесся он к чудесной книге, написанной народом.
Казалось бы, к чему эта хроника о жизни Штефана, когда в румынской исторической литературе имелись уже такие объемистые работы, как "История Штефана Великого" Н. Иорга, IV том "Истории румын" А. Ксенопола и другие? Дело, однако, заключалось именно в том, что в этих ученых трудах не нашлось места для народных преданий и легенд о Штефане. "Миф сохраняет в веках цвет души поколений", - утверждает Садовяну. Эту-то душу народа и искал писатель-патриот, обращаясь к эпохе Штефана Великого.
Неразрывное единство князя с народом в борьбе за укрепление Молдавии и ее независимость - такова основная линия книги Садовяну о Штефане, а затем и трилогии "Братья Ждерь". Рэзеши безоговорочно поддерживают смелые начинания Штефана, направленные на ограничение мощи крупных феодалов и усиление центральной власти. "Я нашел в этой стране многих хозяев, староста Кэлиман, - говорит Штефан одному из героев романа "Братья Ждерь". - А должен быть один хозяин. Потому я и воюю с теми, кто отнял у тебя землю". В этих словах заключена вся историческая концепция народного писателя.
С первых же страниц читатель замечает, что художник далек от идеализации образа молдавского князя. В "Жизни Штефана Великого" Михаил Садовяну рисует не внешнее величие своих героев, а другое, внутреннее: величие нравственного подвига, судьбу человека, сознательно выбравшего себе самый тяжкий, но и самый нужный людям путь.
В. изображении Садовяну Штефан не только борец за независимость Молдавии, - молдавский князь мыслит гораздо шире: его цель - защита от нашествия турецких орд всего ценного и прекрасного, что создало человечество за долгие века своего развития. Все, чем наградила его природа: военный гений, организаторский талант, воля, храбрость и упорство - все отдано служению этой цели. И сама набожность его, такая отличная от мрачного изуверства инквизиции, является, по мнению писателя, формой выражения этого стремления оградить завоевания человечества от дикого варварства поработителей.
В произведении, посвященном знаменитым деятелям прошлого, некоторых авторов подстерегает опасность шовинизма.
Михаил Садовяну написал книгу в годы, когда по всей Европе распространялись вредоносные идеи превосходства одних рас над другими. Но ни в "Жизни Штефана Великого", ни в романе "Братья Ждерь" нет ложной гордости по поводу превосходства родного народа над другими. Обе книги пронизаны светлым чувством любви к родному краю, к труженикам, населяющим ее с незапамятных времен. Именно эта любовь помогла писателю воссоздать образ Штефана Великого и простых крестьян во всем богатстве и сложности их национального характера.
Читатель легко заметит, что в хронике, посвященной Штефану, нет эпилога. Этот эпилог, тяжелый и печальный для Молдавии и всех соседних с нею государств, дописала сама история. В 1521 году турки заняли Белград, затем, в 1526 году, в битве при Могаче, разбили чешско-венгерскую армию и превратили Венгерское королевство в свою провинцию. Спустя три года они были уже у ворот Вены. Народы расплачивались за скудоумие и корысть своих правителей. Сбылись вещие предостережения Штефана. В Молдавии установилось господство полумесяца. Семиградие стало данником Порты.
Таковы уроки истории.
Ценность книги Садовяну заключалась в том, что в пору, когда над Европой и Азией вставала тень новых поработителей, писатель напоминал современникам об участи тех, кто ставит свои личные интересы выше судьбы цивилизации. Этим, очевидно, и следует объяснить тот публицистический пафос, которым пронизана книга Садовяну о Штефане Великом.
"Жизнь Штефана Великого" - мудрая и простая книга. Читаешь ее, и кажется, что она написана летописцем, умудренным опытом и страданиями, поэтом, сумевшим использовать все богатства родного языка для того, чтобы обратиться к своим современникам и к грядущим поколениям с благородным, вечно живым призывом.
Мудрая и простая книга. Как всякое большое творение искусства, она уже не связана только с эпохой, которой посвящена, и с тем кругом читателей, к которым непосредственно обращался писатель. Это книга - "навсегда", потому что она обращена в будущее и будет всегда спутником людей. Она не может казаться "старомодной" сегодняшнему ее читателю, гражданину социалистической страны, строителю коммунизма. Она не может стареть, как не стареют великие истины добра и благородства, любви к родине и человеку, которыми руководствуется мир в своем поступательном движении по путям истории, как не стареют настоящие творения искусства, как не тускнеет в груди людей надежда на счастье.
М. Фридман.
Глава I
В которой показано почему Штефан Великий должен был взойти на Молдавский престол


I
Когда Штефан, сын Богданов, вступил в малое и неприметное Молдавское княжество воевать отчий стол, шел год 1457 от рождества Христова.
Никто не ведал имени княжича. После гибели отца пришлось ему скитаться по дворам иноземных правителей. Теперь он возвращался с валашским войском, молдавскими сторонниками и наемной челядью. Не раз поступали так в начале века искатели престола. Одних поддерживали венгры, других - поляки. Над их недолговечной властью тяготело божье проклятие. Там, у Дуная, на рубежах Европы и Скифии, был новый, только что обжитый край. Враждебные стихии сталкивались на его просторах. И вот опять клубилась пыль над ним, и новый меч, пытая счастье своего господина, тянулся к стольной Сучаве.
Сила, которую люди того времени именовали божьим промыслом, готовила руке, державшей этот меч, необычайную судьбу.