Иван Иванович выслушал лекцию о грозах. Уже вечером Брюс отпустил его, изрядно измучив рассказами. Горничная с бутоном шиповника в волосах взяла в руки свечу и по-прежнему безмолвно сделала Шувалову знак следовать за ней. Фаворит неуверенно оглянулся на графа, но тот благодушно махнул рукой.
- Ступайте. Дело молодое. В столице вам ведь не часто удается расслабиться.
Не часто! В его-то положении! Иван Иванович глубоко вздохнул. Зачем отказываться от подарков судьбы? Тем более, когда они сами идут в руки.
Девушка скользила по лестнице, высоко держа свечу.
- Как тебя зовут?
Она только лукаво улыбнулась.
- Но ведь у тебя есть имя?
Горничная приложила палец к губам и толкнула рукой дверь. Шувалов шагнул вслед за ней и почти тут же на него из темной повеяло нежным запахом диких роз. Белые руки сомкнулись на шее Ивана Ивановича и поцелуи, легкие, как лепестки, посыпались на лицо.
Тысяча удовольствий, испытанных им в эту ночь, трудно было сравнить хоть с чем-то пережитым прежде. Но вот, неловко повернувшись в кровати, он задел локтем цветок в волосах своей молчаливой любовницы. В тот же миг ему на руки хлынул поток роз, точно девушка рассыпалась буквально в ладонях. Уколов палец о шип, Иван Иванович проснулся.
Он сидел в своей карете-гондоле посреди березняка, не сдвинувшись ни на вершок в сторону имения Брюса. Лошади мирно щипали траву вдоль давно заброшенной дороги. Кучер ходил рядом, постукивая кнутом по сапогу.
- Почему стоим? - Иван Иванович протер глаза.
- Дороги дальше, барин, нету, - отвечал слуга. - Тут мужики на телеге проезжали, косари. Говорят, давно погорела эта усадьба. Уже лет 30 как. Молодые господа за реку переехали. Боятся здесь жить. У них что ни день, то грозы. Молнии в головешки Брюсова дома так и лупят, так и лупят! Так куда поедем-то?
Иван Иванович поднял руки к лицу и только тут заметил, что крепко сжимает в кулаке белый пентакль и скомканную салфетку, исписанную какими-то значками.
- Я долго спал? - Спросил он, удивленно разглядывая предметы.
- Да на минутку всего и задремали, барин, - отозвался кучер, вновь влезая на козлы. - Ну? Куда тронемся?
- В Москву. - Шувалов махнул рукой.
Слуга крякнул и стал разворачивать лошадей. Зачем, спрашивается, было тащиться в такую глушь? Чтоб узнать то, что известно всей Москве? Фаворит не обращал внимания на ворчание слуги. От его ладоней до сих пор неуловимо пахло шиповником.
Глава 4
ГНЕЗДОВЬЕ ОРЛОВ
Осень 1758 г. Санкт-Петербург
Возок прибыл в столицу уже вечером. В сумерках переехали Фонтанку, служившую границей города, задержались на Аничковом мосту у будки, показывая подорожные, и, наконец, перевалили через деревянные горбыли, сложенные для более пологого съезда карет на берег.
- Приехали, барин, выходите, - ямщик, перекрестясь, принял плату и, благословляя доброго ездока, развернул лошадей куда-то в непроглядную тьму, не озаряемую ни единым костром.
Потемкин поздно спохватился, что не узнал у него, где здесь можно найти постоялый двор или трактир. Искать сейчас казармы Конногвардейского полка было бессмысленно. Оставалось кое-как переждать до утра. Гриц голодный, усталый и злой брел невесть куда вниз по улице.
- Скажи-ка, любезнейший, - обратился он к какому-то разносчику, явно припозднившемуся и спешившему домой. - Где здесь поблизости трактир?
Парень с опаской осмотрел говорившего, но осознав, что перед ним не грабитель, а просто заплутавший прохожий, осклабился в добродушной улыбке.
- Вон тама, - ответил он, ткнув корявым пальцем в темноту. - "Тычок". За два дома и во двор. Тока тама опасно, барин.
- Почему? - Мрачно осведомился Потемкин, чувствуя, что город, в который он приехал, полон неприятных сюрпризов.
- Тама господа гвардейцы собираются, - разносчик шмыгнул носом. - Они, эта, сильно безобразничают, если пьяные.
- Ну в трактире люди всегда пьяные, - уверил собеседника Гриц. - Спасибо, любезнейший. - Он протянул парню полушку, тот несколько раз поклонился и пошел проч.
Потемкин поспешил в указанную сторону. Перед ним под низкую арку между домами свернули три гвардейца в странных желтых мундирах, каких Гриц никогда не видел. Троица шла уверенно, видимо, дорога была им хорошо знакома, и Григорий последовал за ними в надежде, что они выведут его к искомому "Тычку", чье название говорило само за себя.
Двор, в котором очутился Потемкин, был квадратным, темным, с одним единственным выходом. В его таинственной глубине поминутно хлопала открывавшаяся дверь под скрипучей ржавой вывеской. Из-за нее доносился глухой шум, голоса, хохот и бабий визг. "Надо же какой странный двор, - подумал Гриц, - на тупик похоже. То ли дело наши московские проходные, продувные, ищи свищи тебя в таком дворе! А здесь и захочешь, никуда не убежишь".
Тем временем из трактира, пошатываясь, вышел рослый человек и затянул пьяным, но красивым голосом довольно странную песню:
Как во городе, в огороде
В огороде при народе
У козла рога,
Их коза наставила…
Не успел Гриц сообразить, что собственно у любого козла рога и без помощи козы сами собой свободно произрастают на лбу, как шедшая впереди троица поравнялась с горланящим гулякой и без всяких разговоров накинулась на него. Человек, видимо, не ожидавший нападения, беспомощно взмахнул руками и грянулся оземь. Но на этом обидчики не успокоились. Двое подняли его за плечи, а третий еще пару раз коротко врезал под дых. Это уже слишком походило на избиение, тем более что троица в желтых мундирах вовсе не собиралась прекращать драку. Человек был один, шел себе никого не трогал, а следовательно, по мнению рассудительного Грица, нападать на него не было никаких причин.
- Сволочи! - Заорал несчастный. - Суки голштинские! - он из последних сил вырвался и с размаху завалил одного нападавшего. Двое других стали выкручивать ему руки, что-то крича по-немецки, но рассвирепевшая не на шутку жертва снова вырвалась и принялась дубасить своих обидчиков.
Немецкие слова решили последние сомнения Потемкина, который вдруг подумал, что и его несколько дней назад вот так же избивали, только без крови и шума, и не нашлось никого, кто бы помог ему. Он отставил свой сундучок и ввязался в свару. Кулаки замелькали чаще и дружнее.
Григорий получил в ухо и пару раз по ребрам, но голштинцы дрогнули. Сам он сильно зашиб правого нападавшего, и тот уже второй раз пытался, но не мог встать. Агрессивная жертва тем временем уложила еще одного немца и, оседлав его, макала лицом в осеннюю жижу. Третий предпочел сам ретироваться. Потемкин и его безвестный соратник оставили за собой поле брани.
- Ты меня откуда знаешь? - Оглядывая Грица, спросил грязный с ног до головы гуляка.
- Совсем не знаю, - едва переводя дух, ответил молодой человек.
- Так чего ж ты ввязался? - Удивился его новый знакомый.
- А так, - шальная удаль блеснула в глазах Потемкина.
- Ты кто?
- А ты? - Гриц совершенно не собирался признавать ничьего превосходства.
- Орловы мы, - самодовольно хмыкнул гуляка, вытирая пальцами кровь с нижней губы. - Слыхал?
- Нет.
- Ты с луны что ли? - Обиделся петербуржец.
- Я только сегодня из Москвы.
- А, ну тогда ладно, - примирился с неосведомленность приезжего Орлов. - В полк? Звать тебя как, спаситель?
- Григорием.
- Да ты еще и тезка мой! Ну спасибо тебе, Григорий. Жрать хочешь?
- Нет, я, чтоб с тобой познакомиться, в трактир шел, - недовольно заявил Потемкин, разглядывая порванный рукав.
- Сундук твой? Бери его и топай за мной, - распорядился непрошеный командир и потащил Грица к двери.
Несколько ступенек вниз. Потемкин чуть не ударился головой о притолоку.
- Я эту деревяшку скоро выворочу, - заявил Орлов. - Сам все время об нее шибаюсь.
Погребок оказался довольно просторным, но темным. В нос ударил запах дыма, жареного мяса, табаку и винного перегара. Здесь Потемкин, наконец, хорошенько разглядел своего спутника. Это был высокого роста ладный детина лет 25 в преображенском мундире. Его синие глаза светились лукавством и приязнью, а ясное чистое лицо по временам принимало выражение нахальства и вызова.
Ему навстречу от разных столов понеслись приветственные крики и несколько человек даже встали. Гриц сообразил, что провожатый был в своих кругах человек известный.
- Ты, Гришан, никак вернулся?
- Да вот не допил слегка.
- Где это тебе так навешали?
Действительно лицо Орлова было украшено многочисленными знаками доблести.
- Здесь голштинцы со Шванвичем прогуливались. Я имел с ними ласковую беседу, - нехотя ответил Григорий.
- Так что ж ты нас не крикнул?
- Вас разве докричишься, ироды?
- Сколько их было? Ты их ретировал?
- Еще бы. - обрезал Орлов. Затем, указывая на Потемкина, Гришан нарочито громко заявил: - Слушайте, сволочье, это мой старый товарищ Григорий…
- Александров сын Потемкин, - подсказал Гриц.
- Александрович Потемкин. И если кто ему что, то дело уже с Орлами. Ясно?
По тишине, воцарившейся на мгновение, бывший студент понял, что его нежданный покровитель пользуется здесь большим авторитетом.
Орлов, раздвигая подгулявших посетителей, пошел к одному из столов и, беспардонно потеснив кемаривших на краю офицеров, посадил Потемкина.
- Жаркого и вина, - потребовал он. Гришан, явно протрезвевший за время драки, хотел восполнить свои потери.
- Тебе сколько лет? - Спросил он Потемкина, когда все требуемое уже стояло перед ним на столе.