Подтолкнув меня к роскошному креслу, Плиний объяснил правила подношения. Каждый должен был уважительно поклониться, встать на колени у моих ног и предложить свой дар, сопровождая его хвалебными словами и умоляя меня его принять. Все подарки были ценными, и от игры Плиния я получил удовольствие. Я чувствовал себя как Цезарь на троне в Капри. Мне подумалось, что быть правителем довольно приятно.
Когда все устали, снова заиграла музыка, и вино потекло рекой. Все скинули одежды, разбились на парочки и улеглись на полу, уселись в креслах или на диванах. Их стоны сами становились музыкой.
Подарки были сложены на полу подле моего трона. Я наблюдал за происходящим с ясной головой, пригубив лишь немного вина, поскольку не желал быть пьяным, когда наступит момент отплатить Плинию за предательство. Сейчас он был занят у моих ног, опустившись между разведенными коленями; его теплые, мягкие руки гладили мои бедра, а губы поклонялись образу Приапа, которого он во мне нашел.
Время от времени к нам подходили юноши, склонялись и целовали меня в губы, так что скоро на моем теле отпечаталось бессчетное количество поцелуев; Плиний же делал свое дело там, где их легко было сосчитать.
Приближался тихий, сонный рассвет. Гости, жившие неподалеку, распрощались со мной и Плинием, поцеловав нас перед уходом. Остальные устроились там, где нашли свободное место. Держась за руки, мы с Плинием отправились в спальню.
- Ты хорошо провел время? - спросил он, садясь на кровати и не выпуская моих рук.
- Да, - ответил я. - Мне было приятно получить подарки от твоих друзей.
- Они мне очень завидуют, - засмеялся он. Обнимая мои бедра, он притянул меня к себе, прижимаясь лицом к животу, снова поцеловал, а через мгновение начал ласкать и возбуждать.
Когда он устроился в постели, я лег рядом, и мы долгое время играли друг с другом, прежде чем он нетерпеливо вздохнул и отвернулся, ожидая, чтобы я любил его так, как ему нравилось больше всего, однако я обнял его и развернул обратно, уложив на спину лицом ко мне. Улыбаясь, он следил за мной счастливыми, сонными глазами, а я, встав на колени, широко раздвинул и приподнял его ноги, медленно войдя в него. Сильные ноги Плиния обернулись вокруг, он потянулся мне за спину, я нагнулся, и наши животы соприкоснулись, а лица сблизились для поцелуя. Вскоре он начал извиваться подо мной, крепко прижимаясь, словно в муке, выкрикивая мое имя и награждая хриплой песней любви до тех пор, пока я не упал без сил, вдавив его во влажные простыни. Он улыбнулся и закрыл глаза, благодарно погладив меня по спине.
Когда я отодвинулся, он застонал в ожидании дальнейших наслаждений, однако мое движение имело иные, смертоносные намерения, и я потянулся к груде одежды, лежавшей у постели на стуле.
- Я так люблю тебя, Ликиск, - вздохнул он.
Мои пальцы коснулись кожаных ножен. Рука Плиния гладила мои ягодицы, а я тем временем крепко ухватил кинжальную рукоять. Легко вытащив оружие, я вернулся в постель. Плиний с удовольствием вздохнул, ощутив мое движение, покачиваясь подо мной и гладя твердеющую плоть между нашими животами.
- Поцелуй меня, Ликиск, - выдохнул он и сонно взглянул на меня. Блестящие глаза выжидающе следили за тем, как я поднимаюсь и сажусь на него, но когда они увидели блеск кинжала, улыбка превратилась в гримасу ужаса.
- Ликиск! У тебя в руке нож!
- Красивая штука, не правда ли? - улыбнулся я.
- Ликиск, пожалуйста, отпусти меня…
- Дорогой Плиний, тебе ведь нравится, когда я на тебе сижу. Ты так часто говорил, что любишь видеть меня сверху…
Он боролся, извиваясь, изворачиваясь и выгибаясь подо мной, словно демонстрируя прежние страстные кривлянья во время наших бесчисленных связей за деньги. Теперь, думал я, Плиний заплатит в последний раз. Он боялся, однако теперь его ужас был молчаливым - булькающие звуки и детские всхлипы. Сильный и гибкий юноша, он, несмотря на все свои попытки, все же не смог меня сбросить.
- За что? За что? - вскричал он, когда я поднес кинжал к его горлу.
- Примигений, - прошептал я.
- Ты ошибаешься, Ликиск. Поверь мне.
- Нет, - холодно сказал я. - Я не ошибаюсь.
- Пожалуйста!
Склонившись к его груди и прижав кончик кинжала к гладкой коже горла (слегка порезав его до крови), я заглянул в расширенные от ужаса глаза.
- Ты видел когда-нибудь сражения гладиаторов, Плиний? - прошептал я. - Знаешь, что говорят бойцы? Слышал слова, которые они произносят, когда на них смотрит Цезарь? Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя. Скажи это, Плиний.
- Ликиск, пожалуйста, не делай этого! Пожалуйста!
- Скажи.
- Если я скажу, ты меня отпустишь?
- Скажи.
- Славься, Цезарь… идущие на смерть… приветствуют тебя.
- Теперь я Цезарь. Твоя жизнь в моих руках. Должен ли я тебя помиловать?
- Да, - сказал он, засмеявшись и, наверное, подумав, что все это игра, часть маленькой драмы, которую он разыгрывал вечером, когда гости притворялись, будто я - их повелитель. - Да, помилуй. Пожалуйста, Цезарь! Помилуй!
- После того, что ты сделал с Примигением, ты просишь о пощаде?
- Ликиск, мне нужны были деньги, а за свидетельские показания давали много денег.
- Ты сделал это ради денег? - простонал я.
- Мне нужны были деньги. Ты должен понять. Ты ведь знаешь, как тяжело, когда у тебя ни гроша!
- Я не Ликиск. Ты забыл. Я Цезарь.
- Да, Цезарь! Помилуй. Пожалуйста.
Я сделал паузу, словно раздумывая. Потом улыбнулся:
- Добить!
Меня охватило ликование, когда из рассеченной шеи Плиния вырвался фонтан ярко-красной крови. Пораженный ее количеством (когда нож погрузился в шею до самой рукоятки, мне на живот и пах выплеснулся целый поток), я вскочил с постели и уставился на то, что сделал; во рту у меня пересохло, в висках и на шее бился пульс, а кровь Плиния тем временем заливала его бледную кожу и белые простыни. Он несколько раз дернулся и затих. Кровь из горла продолжила медленно сочиться.
Я вытер себя его плащом.
Главная комната, где на полу спали обнаженные кутилы, была погружена в тишину, когда я прокрался к двери, одетый в ту же одежду, под которой спрятал кинжал. Подарки я оставил.
Весенний дождь омыл крутую дорогу, ведущую обратно к берегу. По ногам текли ручейки грязной воды, дождь насквозь промочил мой плащ и тунику. Мне было холодно, капли били по лицу, путали волосы, но я смеялся. Так, смеясь на бегу, я добрался до "Тритона", легко покачивавшегося на волнах.
Сабин не спал, ожидая моего возвращения.
- Заходи, мальчик, и сними сырую одежду. Надень мою и, если хочешь, расскажи.
Я положил на стол его кинжал. Этого было достаточно.
- До отплытия тебе лучше остаться здесь, Ликиск, - сказал Сабин.
Однако я должен был вернуться к Реммию.
- Мне надо попрощаться и забрать деньги.
Когда я оказался в доме Реммия, дождь уже кончился, выглянуло солнце. Толстый сводник и его женщины завтракали. Сев на свое место, я быстро поел. Реммий смотрел на меня иначе, женщины были необычайно тихи. Клодия, видевшая меня насквозь, тоже молчала. Я был уверен - они знали о Плинии. Новости об убийствах, хотя и довольно частые, распространялись молниеносно.
Когда я поел, Клодия встала и положила руку мне на плечо, в то время как остальные молча вышли из-за стола и покинули комнату. Клодия закрыла за ними дверь. Как всегда прямолинейная, она повернулась и спросила:
- Ликиск, это ты его убил?
В ее глазах не было угрозы.
- Да, - ответил я. - На то была причина. А что, кто-то спрашивал?
- Нет, - сказала она. Возвратившись к столу, она села рядом и взяла меня за руку.
- Это только вопрос времени - кто-то все равно придет, - произнес я.
- Здесь ты не будешь в безопасности. В Остии тебя слишком хорошо знают.
Кивнув, я сказал, что уплываю.
- Вам не о чем тревожиться. Это была только моя обида.
- Реммий очень обеспокоен.
- Он меня выдаст?
- Никто из нас тебя не выдаст. Мы любим тебя, Ликиск. Ты наш брат, наш сын, наш весельчак. Мы тебя не выдадим. Ты хочешь забрать свои деньги и вещи. Если тебе нужно еще, мы поможем.
- Нет, денег мне хватит. Я дождался Сабина. Он капитан корабля, и я уплыву вместе с ним.
- Надеюсь, это будет скоро - ради твоего же блага.
- Завтра или послезавтра. Но здесь я не останусь. Я знаю, что для вас это опасно.
- Мы будем по тебе скучать, Ликиск.
- И я по вас тоже.
Она поцеловала меня нежно, как мать целует сына. Она не плакала, хотя некоторые женщины прослезились. Реммий крепко пожал мне руку, сокрушаясь.
- В Риме мы могли бы стать богачами, Ликиск.
Я сдерживал слезы до тех пор, пока не покинул дом. В маленьком ящике подмышкой у меня была одежда, деньги и письма Прокула и Неемии.
Я старался идти неторопливо, не привлекая к себе внимания.
Нептун, словно сознавая грозившую мне опасность, послал туман, укрывший доки, когда я пробирался к "Тритону", спешил по сходням и бежал по сырой палубе. Лампа дружелюбно освещала тесное помещение каюты, где по решению Сабина я должен был оставаться до тех пор, пока "Тритон" не поднимет якорь и не выйдет в открытое море.
- Я записал тебя в команду, - сказал он, наливая мне чашу вина.
- Что у меня за должность?
- Помощник капитана, - сказал он, подмигивая. - Будешь следить, чтобы Сабину хватало вина, чтобы его каюта была чистой, и чтобы ему было с кем поговорить, когда развяжется его язык. Короче, будь рядом с каютой капитана, подальше от чужих рук и от чужих глаз - по крайней мере, пока мы не покинем Остию.