* * *
В семье Сталина вставали рано. Уже в 7 часов утра все видели на балконе за утренним кофе. Дети Сталина, мальчик 12-тч и девочка 14-ти лет, сейчас же после утреннего кофе отправились на автомобиле в закрытую школу для детей высших советских сановников, расположенную в старом загородном имении какого-то великого князя за Серебряным бором. Жена Сталина, Аллилуева, тоже отправлялась в Москву на свою работу в ЦК партии. Последним, обычно, уезжал в Москву Сталин.
Несмотря на чудесное летнее утро, за столом царило молчание - глава семьи был мрачен и раздражителен. Он неохотно бурчал в ответ на вопросы жены и после кофе, кивнув детям на прощанье, медленно подошел к перилам веранды и стал набивать свою неразлучную трубку. Дети - оба черноволосые и черноглазые - украдкой поцеловали мать и весело выскользнули из дома. В аллее их уже ждал закрытый черный автомобиль. Убирая со стола, Аллилуева изредка выжидательно посматривала на молчаливого мужа и, наконец, решилась спросить его:
- А ты, Иосиф, когда едешь?
Сталин недовольно обернулся.
- Ну и когда ты, Надя, привыкнешь не задавать лишних вопросов? - раздраженно буркнул он. - Ведь, сама знаешь давно, что я назначаю свой отъезд всегда внезапно и никому никогда заранее об этом не говорю.
- Знаю, знаю… Я только хотела тебе напомнить, что у тебя сегодня врачебный осмотр. Ты не забыл?
- А ты помнишь хоть раз, чтобы я что-нибудь когда-нибудь забывал?
Голос звучал грубо и резко. Аллилуева незаметно вздохнула и ее полное доброе лицо омрачилось. Она всегда как-то съеживалась при резкостях своего мужа. Когда-то, еще во времена "проклятого царизма", она, веселая, восторженная курсистка, страстно влюбленная в революционный романтизм, вышла замуж за этого мрачного грузина, уже тогда овеянного зловещей славой кровавого террориста и героя. Восторженность и. влюбленность скоро ушли, настоящей любви, как оказалось потом, не было никогда и остался только долг жены и матери - та страшная биологическая сила, которая сцепляет и поддерживает миллионы неудачно сложившихся браков.
Видя, что Сталин не оборачивается, Аллилуева еще раз вздохнула и вышла. Через несколько минут вдали зарокотал мотор, увозивший ее в Москву. Сталин неторопливо докурил свою трубку, тщательно выколотил ее о каблук, посмотрел на большие серебряные часы и вошел в дом. Взяв трубку внутреннего телефона, он вызвал дежурного по охране:
- Дайте машины к 8.40. Маршрут Д., пост II.
Никто в мире не охранялся так тщательно, как генеральный секретарь компартии - "вождь пролетариата всего мира". Весь богатый опыт террористов царского времени был шиворот навыворот использован для организации охраны красного вождя. "Мы не такие дураки, как цари, - с усмешкой говорил Сталин. - На тех можно было охотиться среди бела дня, так же просто, как на куропаток… Нас так легко не подстрелишь"… Не только дом, сад, ограда и вся прилегающая местность были оцеплены специальной охраной (тут применялись все виды современной сигнализации и хитроумных ловушек), но и все дороги к Кремлю. Когда Сталин выезжал из Горок в Москву, специальные посты немедленно прекращали всякое движение по шоссе, и по пустынной линии, гудя, проносились, метеорами шесть больших черных машин. Эти автомобили были бронированы по специальному заказу и никогда не было известно, в какой именно из машин сидит Сталин. Он менял номера машин каждую поездку, равно, как и маршрут и ворота Кремля, куда въезжал. Сегодня он назвал маршрут Д. и пост II. Это означало, что шесть черных машин, нигде не останавливаясь, промелькнут по определенным улицам и въедут в Боровицкие ворота - одни из двенадцати в Кремле. К этому времени там не должно было быть ни одной другой машины и караул, молчаливо выстроившись, ждал прибытия "Державного Хозяина Земли Советской"… Да, красные вожди "умели себя беречь".
"Ахиллес был просто напросто дураком, - усмехаясь говаривал Сталин. - Ему бы против своей "небронированной" пятки стальную стельку носить надо было"…
Сталин, одетый, как всегда, в защитный френч, под которым неизменно был панцирь, военные брюки и высокие сапоги, быстро вошел в низенькую дверь, куда когда-то входили медлительно-важные московские цари, и остановился поздороваться с секретарем и начальником охраны. Фотиева, старый личный секретарь Сталина, была высокой, худой, пожилой женщиной, известной своей изумительной энциклопедической памятью. Она, между прочим, могла давать своему шефу любые справки о всех крупнейших коммунистах, не прибегая к архивам и личным делам.
- Кто у вас сегодня на докладах?
- Жданов, Каганович, Тухачевский и Ежов, - ответила Фотиева. - Все предупреждены.
Сталин молча кивнул головой и, в сопровождении начальника охраны, Петерса, направился к себе в свой скромный кабинет. По старому обычаю, деловой день у Сталина всегда начинался с доклада начальника охраны Кремля. Сев за простой стол, на котором в определенном порядке уже лежали газеты и бумаги, Сталин, не глядя на Петерса, бросил:
- Ну, как дела, Иоганн!
- Чего ж там… Все, как надо, товарищ Сталин, - ответил Петерс. - Порядок.
Голос начальника охраны звучал глухо и медлительно. Сам Петерс, - низкий, коренастый, с необыкновенно широкими плечами, - казался в этой простой комнате каким-то странным и лишним - словно дикий зверь в человеческом доме. Он был в форме войск НКВД и один в кабинете Сталина имел право оставаться при оружии. Его невыразительное, бритое, плоское лицо было бы незаметным, если бы на нем не сверкали каким-то мертвым, мрачным светом два бесцветных жестоких глаза под белесыми бровями. Эти два глаза притягивали внимание. Но любопытствующий, заглянув в эти пустые глаза, чувствовал, что внезапно какая-то необъяснимая дрожь пробегала по его телу. Никто не выдерживал взгляда глаз Петерса: не потому, что среди его товарищей не было смелых людей, а просто потому, что мертвая жуть и какая-то, словно холодная, слизь ползла из темных впадин, где мрачно блестели эти немигающие огоньки.
Его товарищи по чекистской работе шутя говаривали, что под влиянием взгляда Петерса подследственные сознаются во всем: в подготовке извержения Везувия, во взрыве Колизея, изнасиловании Сфинкса, потоплении "Титаника" или в появлении кометы Галилея. Лошади вздрагивали и нервничали, когда Петерс приближался к ним. Ни одна, даже самая свирепая, собака не бросалась и не лаяла на Петерса, когда он поворачивал к ней свои страшные глаза. Щетина на ее спине вставала дыбом и она уползала, поджав хвост. Как-то в загородном доме, после выпивки, Петерс шутя показал силу своих глаз. Сладко спящая, свернувшись на мягком кресле, кошка, после нескольких секунд направленного на нее. взгляда его глаз, внезапно вздрогнула, проснулась и в диком ужасе бросилась из комнаты. Петерс обладал чисто звериным чутьем в отыскивании врага, готовящихся ударов и ловушек. Уже не раз предотвращал он хитроумно задуманные покушения на Сталина и именно потому тот доверил ему охрану Кремля и собственной особы, как верному цепному псу, знающему только одного своего хозяина и свой двор, которых нужно охранять от окружающего мира, полного опасностей и врагов.
- Все в порядке, говоришь? - рассеянно повторил Сталин. - Ладно, иди и попроси Фотиеву начать доклады. - Есть, товарищ Сталин. Один только вопрос. - Ну?..
- Один из твоей личной охраны, Кочуберидзе, какое-то там наследство в Грузии получил. Просит увольнения.
Лицо Сталина омрачилось и жестокая складка прорезала низкий морщинистый лоб.
- Увольнение? - протянул он. - Скажи ему, Петерс, что из моей охраны увольнений нет. Нашел себе тоже новое занятие, ишак кавказский - баранов пасти?.. Князь тоже… Ерунда. Дай ему месячный отпуск и наградные - пусть поедет, проветрится. Но держи его под стеклышком. Если там что - болтать будет - понимаешь? - Само собой. Налево.
- И передай еще раз - никаких увольнений, кроме как ногами вперед. Денег на них не жалей: обеспечь ребят всем, чего они только хотят. Но предупреди еще раз: если со мной что-либо случится, - все они… Понимаешь - все сейчас же на тот свет отправятся. Все, понимаешь, все, - подчеркнул резко Сталин. - Круговая ответственность. Понятно, Иоганн?
- Чего же тут не понять? - угрюмо ответил Петерс. - Дело ясное.
На его плоском, рыбьем лице не отразилось ни одной мысли. Он четко, по-военному, повернулся и вышел.
Через несколько минут в кабинете Сталина сидел вызванный Фотиевой Жданов - низенький, плотный человек с модными усами "под Сталина" и живым твердым взглядом. Это была новая звезда на советском горизонте и, как считали некоторые иностранные корреспонденты, даже возможный заместитель "вождя". Во всяком случае, после загадочного убийства Кирова в Ленинграде, Жданов выдвинулся резко и неожиданно. Теперь он был одним из секретарей партии и непосредственным помощником Сталина по управлению партийным аппаратом. Именно эти двое людей решали зловещие вопросы, кого именно из старых партийцев пора снять со счетов жизни. Их решение передавалось в НКВД - сперва Ягоде, теперь Ежову и там, в таинственных кабинетах, готовились сенсационные процессы "шпионов", "вредителей", "предателей" и прочих "гадов".
- Ну, как наш Ягода? - первым долгом спросил Сталин Жданова, когда тот, не торопясь, присел к столу и раскрыл свой объемистый портфель.
При этом вопросе лукавая усмешка поползла по широкому лицу Жданова.