Птолемей оказался среди высоких и мрачных стен. Ему захотелось немедленно закричать, чтобы его выпустили отсюда. Он почувствовал свое полное ничтожество– Но он вспомнил слова жреца Псаметиха о необходимости посвящения перед коронацией и ощущение уверенности в себе заменило прежнее смятение. Однако по мере приближения к огню, беспокойство вернулось, усиленное голодом и непониманием, зачем его заставляют проделывать всё это.
Подойдя к самому огню, он увидел, что пламенеющий костер происходит от зрительного обмана, создаваемого легкими переплетениями горящих смолистых веток, расположенных косыми рядами в проволочных решетках. Тропинка, обозначенная между ними, позволила Птолемею быстро пройти дальше, минуя огонь.
Внезапно на него обрушился поток воды. Ошеломленный Птолемей невольно отступил назад, но, вспомнив про закрытую позади дверь, мокрый с головы до ног, снова пошел вперед, минуя несколько поворотов. И вскоре очутился в темной пещере на берегу водоема. Волны тихо плескались на гальке, откуда-то дул ветер, пытаясь загасить пламя единственного светильника в замерзших руках. Птолемей старался унять дрожь, – было холодно и неуютно. Светильник догорел и погас.
Птолемея обступила кромешная темнота. Беспорядочный поток мыслей захлестнул его и он понял смысл своего испытания. Он должен был ощутить свое полное слияние с природными силами Геи, богини животворящей земли.
Птолемей бросился в глубину темной воды и поплыл, вскоре коснувшись ногами галечной насыпи. Он вышел из воды на берег, где его встретили два прислужника. Они ввели его в темный грот, где ничего не было видно, кроме мягкого ложа, таинственно освещаемого тусклым светом бронзового светильника. Здесь его обсушили, растерли и, облачив в белое льняное просторное одеяние, оставили в одиночестве. Один из прислужников сказал на прощание:
– Отдохни и ожидай жреца-испытателя.
После всех перенесенных испытаний Птолемей с наслаждением растянулся на мягких коврах уютного ложа. Наступившие минуты покоя показались ему необыкновенно блаженными. Священная живопись, которую он только что видел, все эти таинственные образы, вереницей проходили в его воображении. Но одна из этих картин снова и снова возникала в его сознании, преследуя, как наваждение. Перед ним упорно вырисовывался десятый символ – колесо, подвешенное на своей оси между двумя колонками. С одной стороны на него поднимается гений добра, прекрасный, как юный эфеб, с другой – черный, шакалообразный гений зла бросается вниз головой в пропасть. А между обоими на самой вершине колеса виднеется сфинкс, держащий в своих лапах меч.
Вдали послышались тихие звуки музыки, полные грустного, проникающего томления, которые заставили исчезнуть это видение. Стоны арфы смешивались с пением флейты, с прерывающимися вздохами, подобными горячему дыханию страсти. Птолемей вспомнил Веренику и закрыл глаза. Открыв их снова, он увидел в нескольких шагах от своего ложа женщину-нубийку, потрясающую силой огненной жизни и бесовского соблазна. Она была одета в прозрачный пурпуровый хитон с ожерельем на шее из таинственных амулетов и держала в руках чащу, увитую свежими розами. Бархатистая смуглая кожа, широкие вздрагивающие ноздри, красные, полные губы, жгучие черные глаза, мерцающие в полутьме, – всё в ней наиболее полно выражало могущество животного, плотского начала в женщине.
Птолемей вскочил с ложа, удивленный, взволнованный. Красавица медленно приближалась к нему, шепча низким глубоким голосом:
– Разве ты боишься меня, мужественный Птолемей? Я принесла тебе забвение страданий, чашу наслаждений.
Нубийка опустилась на ложе, взглядом маня его к себе. Птолемей колебался. Он почувствовал её руки на своих бедрах.
Это ловушка! Самая опасная ловушка! Словно молния пронзила сознание Птолемея.
Он вспомнил Таиду, вспомнил Агнессу! Это были женщины-Музы, дарящие вдохновение, облагораживающие душу. В этой же темнокожей женщине клокотало пламя плоти. От её тела исходил дурманящий аромат. Птолемей застонал и отступил в глубину грота.
Нубийка, словно кошка, соскользнула с ложа и устремилась к нему. Она приникла к его пылающему телу. Но образ Вереники встал между ними. Он услышал чарующий голос Вероники:
– Возвращайся скорее ко мне!..
Он с силой оттолкнул нубийку и бросился прочь из грота.
На пороге грота его встретил жрец-испытатель. Торжественным голосом он произнес:
– Ты – победитель во всех испытаниях! Ты восторжествовал над смертью, над огнем и водою, ты сумел победить самого себя. Ты, дерзающий стремиться на высоты духа и познания, не поддался искушению чувств и не упал в бездну материи. Кто живет рабом своей плоти, тот живет во мраке. Ты предпочел свет мраку! Сохранил свою жизнь и обрел свободу!..
Жрец-испытатель повел Птолемея из подземелья через залитый ослепительным светом двор в святилище Исиды. Статуя Исиды, держащей на руках своего сына Гора, возвышалась в глубине ярко освещенного храма. Около статуи богини Птолемея торжественно встретили жрецы в белых облачениях. Они отдали Птолемею низкие египетские поклоны, коснувшись ладонями своих правых колен, затем приветствовали его, как брата и посвященного.
Последовавшие семь дней и ночей заполнили упражнения в сосредоточении и расслаблении, чередовавшиеся с откровениями египетских мудрецов. С каждым днем в душе Птолемея происходили большие перемены. Он возвратился в Александрию более спокойным и мудрым, впитав в себя лучшее из наследий древних наук Египта.
Птолемей прекрасно понимал, что уважение к местным обычаям, святыням и верованиям – главный залог его успешного правления. Ради этого он отправлялся в Мемфис, соглашался, чтобы жрецы мемфисского храма надели на него облачение фараонов и короновали по старинному обряду.
Жрец Псаметих, стоя у колонны, внимательно наблюдал за Птолемеем во время его воспоминаний, чувствуя сколько важных мыслей волнуют его перед коронацией. Он терпеливо ожидал, когда Птолемей вспомнит о том, что необходимо срочно готовиться к отъезду в Мемфис. Лицо его неизменно освещала кроткая улыбка; она была слабее или явственнее, имела множество оттенков, но ничто не могло полностью стереть её с лица этого умудренного жизнью человека.
Стремительно вошедший в покой Филокл пришел на помощь жрецу.
– Птолемей, Вереника просила передать тебе, что скоро будет готова отправиться в путь, – прервал он размышления Птолемея.
Глубоко вздохнув, Птолемей вышел из своего кабинета с непреклонной решимостью всегда быть справедливым. Многочисленные слуги с одеждой, обувью, притираниями, благовониями с нетерпением ожидали его.
С самого раннего утра во дворце Птолемея царило необычайное оживление. Садовники поливали лужайки, клумбы, кусты и деревья, стражники проходили то в одну, то в другую сторону. Конюхи прогуливали и объезжали лошадей. А в покоях Вереники, словно пчелы в улье, суетливо сновали взад и вперед служанки и рабыни, под ногами путались преисполненные достоинства кошки, к которым здесь относились с любовью и уважением.
Вареника проснулась среди запаха цветов и благовоний в покое, обставленном с изысканной роскошью.
Яркие ковры свисали с расписанных стен и лежали на полу вперемежку с искусно сплетенными циновками, В покое было множество маленьких столиков, табуреток, подставок под ноги, стульев на львиных лапах, позолоченных, расписанных, с богатой инкрустацией. Стоящие вдоль стан огромные сундуки из драгоценного ливанского кедра и эбонита с отделкой из слоновой кости поверх листового золота хранили драгоценные наряды Вереники.
Все поверхности сверкали чистотой и были уставлены большими вазами с цветами, а в сделанных из стекла чашах плавали яркие живые рыбы. В покое было много изысканных украшений – небольших по размерам статуэток богов и священных животных из дерева, фаянса, серебра и золота. Все они были подарены Веренике любящим её Птолемеем.
Богатые покои Вереники служили приманкой для десятков льстецов, которые мгновенно заполняли их, как только становилось известно, что она проснулась. В это же утро, накануне отъезда на коронацию, все наперебой торопились засвидетельствовать ей своё признание её безграничной власти, как будущей царицы Египта. Шум в покоях от десятка голосов усиливался от пения экзотических птиц в клетках и мяуканья кошек, потревоженных приходом служанок и рабынь.
В этот знаменательный день туалет Вареники был особенно трудоемкой церемонией, которая требовала сосредоточенного внимания многих прислужниц. Каждая обладала специальными знаниями: служанка, наблюдающая за ванной, рабыня для подводки глаз, хранительница ювелирных украшений, ответственная за баночки с мазями и маслами для массажа. Расчески, палочки для наложения краски на веки, краска для глаз, булавки, иголки, заколки для волос из бронзы и слоновой кости, флаконы для духов, множестве зеркал из полированного серебра, золота и бронзы с ручками в форме животных, людей или богов, – всё имело своих хранительниц.
После принятия ванны Веренику обильно умастили маслами, выжатыми из роз и лотосов. Затем Вереника, благоухающая дорогими запахами, прошествовала к большому зеркалу. Едва она уселась на своем любимом стуле, белоснежная кошка уютно устроилась у её скамеечки для ног. Рабыни достали из резных, расписанных сундуков одежду для предстоящей поездки в Мемфис и после того, как Вереника была одета, началась самая сложная процедура утреннего ритуала – наложение грима.
За наложением грима Вареники все наблюдали, затаив дыхание, как будто это был шедевр, создаваемый на века. Не дыша, следили рабыни, как над ресницами и бровями проводятся темные линии, как соблазнительные губы покрываются помадой, причесываются волосы, пропитанные запахом мирры, а тело и одежда спрыскиваются духами.