- Ладно, Сергей-топчи, на этот раз я прощу его, но ты по всякой нужде обращайся только ко мне. У тебя теперь два хозяина: сам маградит и я - его преданный визирь.
- Юсуф-ака, а сколько ворот в ичанкале?
- Вот, видишь эту стену? - указал визирь вверх, - Она окружает ичанкале, имеет высоту до двадцати локтей, а толщина ее гораздо шире дороги, по которой ты ехал из Гульбанбага. В этой стене четверо ворот. Самое же прекрасное здание в Хиве- мечеть Палван-ата. Ее построил двадцать лет назад Мухаммед-Рахим-хан - отец Аллакули.
Сергей, как только выехали из ворот дворца, сразу обратил внимание на мечеть -она выделялась из всего, что бросалось в глаза. Запрокинув голову, он рассматривал ее и видел, что сложена она из жженого кирпича, купол ее покрыт зеленой глазурью, а поверх купола, словно солнце, красуется золотая маковка. Против вхо да в мечеть Сергей задержал взгляд на нише в стене, и Юсуф-мехтер пояснил:
- В этой мечети покоится отец нашего маградита, Мухаммед-Рахим-хан, он умер восемь лет назад, да будет жизнь его вечной в кущах благословенного рая, Аминь...
Визирь, поднявшись на ступени, ввел Сергея в мечеть. Она состояла из четырех комнат. Самой красивой пушкарю показалась средняя комната - просторная, сводчатая, потолки и стены которой были сплошь украшены изразцами голубого цвета. Тотчас служитель мечети- главный имам ханства - опустился на колени, все последовали его примеру, и зазвучали слова из Корана. Резонанс в мечети был поразительный: свод отражал звуки речи, которые, сливаясь, превращались в какую-то таинственную мелодию. Сергей посмотрел вверх, откуда, казалось, исходили эти звуки, и увидел свешивающуюся цепь с паникадилом, на котором лежало огромное яйцо страуса. По преданию, его привез из Африки какой-то святой дервиш. Здесь же, во мраке, виднелась гробница Мухаммед-Рахим-хана, огороженная медной решеткой, к которой крепился ханский бунчук. В левом углу комнаты виднелись еще две гробницы: там были похоронены хивинские ханы Ширгази и Абулгази.
Сергей, следуя за визирем, обошел гробницы, затем заглянул в соседнюю темную комнату: здесь покоились останки основателя Хивы - Палван-ата.
Выйдя из мечети, Сергей оказался лицом перед дворцовым порталом, украшенным голубыми изразцами. Между ним и мечетью лежала огромная площадь, в самом центре которой виднелась большая четырехугольная яма. Процессия направилась к ней. Когда остановились, визирь мрачно произнес:
- Здесь мы отрубаем головы преступникам и бросаем в эту яму. Я не желаю, чтобы кто-то из вас оказался в ней.
Все подавленно ум лкли, задумавшись о бренности жизни. У Сергея по спине пробежали мурашки. Он подумал, что визирь произнес эти зловещие слова специально для него. Когда выехали из внутреннего города - ичанкале, Юсуф-мехтер, еще во власти посещения места казни, также мрачно пояснил, указав на возвышение, торчавшее над базарной площадью:
- А вон там мы вешаем преступников... Там удобнее, потому что рядом находится кладбище.
Такую, же виселицу Сергей видел и на площади возле невольничьего рынка. Рядом высился караван-сарай, шагов на сто с лишним в длину, в два этажа, которые были разделены на лавочки и склады для хранения товаров. Сюда съезжались и жили, торгуя, купцы из разных стран, в том числе и из России, правда, в последнее время русские купцы перестали ездить в Хиву. Рабовладельческая Хива вызывала все большее и большее раздражение в Санкт-Петербурге. Роптали люди в Астрахани и Оренбурге, сравнивая хивинского хана с разбойником и работорговцем. Аллакули-хан, оправдываясь порой перед другими государями, с вызовом говорил: "Хива не может существовать без рабства, потому что земледелием в Хивинском ханстве занимаются только рабы!"
Осмотрев караван-сарай, процессия двинулась через многолюдные базары - Бакалбазари, Нанбазари, Шем-базари, Сертарашбазари - и вскоре оказалась в кривых и пыльных закоулках города. Здесь глухие, закрытые глинобитными стенами дворы смыкались с мазарами, всюду густо торчали холмики могил. Ворота, ведущие во дворы к жилым домам, прятались в толстых глиняных стенах и держались на крепких засовах.
Лаем собак огласился двор богатого купца Сеиднияз-бая, когда сам хозяин дома, ехавший в свите, сойдя с лошади, властно постучал черенком кнута по воротам. Слуги, ожидавшие его приезда с именитыми гостями, мгновенно распахнули ворота. Всадники, низко пригибаясь, въехали на обширный двор и слезли с коней. Дон купца - двухэтажное строение с айванами - стоял посреди двора. Вокруг росли фруктовые деревья. Между ними зеленели посевы клевера. В самом конце двора виднелись низкие, прилепленные одна к другой, мазанки: там размещался скот, лошади и ткацкая мастерская. Оттуда же доносился звон железа - работали кузнецы, Сергей, шагая рядом с Юсуф-мехтером и хозяином, с интересом разглядывал, чем богат Сеиднияз-бай. Впрочем, еще когда ехали сюда, визирь, льстя купцу, громко объявил пушкарю: "Сеиднияз - самый богатый человек в ханстве. У него больше четырехсот рабов!" Сеиднияз было возразил, что у хана Аллакули и Юсуф-мехтера их гораздо больше, но визирь нахмурился: "Торгаш, ты не запрягай хана Хорезма и меня в одну повозку с собой - это с твоей стороны нескромно!" Сеиднияз усмехнулся, промолчал, но Сергей понял, что этот купец не очень-то боится хана и визиря.
Гости по широкой наружной лестнице поднялись на высокий айван. Здесь на коврах уже стояли блюда и вазы с фруктами. Как только Юсуф-мехтер опустился на ковер, приглашая к трапезе остальных, слуги принесли горячие фарфоровые чайники. Сергей, опершись на резные перила айвана, оглядел сверху подворье, подумал с завистью: "И живут же люди, кость бы им в горло!"
Началось пиршество, и потянулся вежливый, неторопливый разговор о том, о сем. Но истинная причина посещения этого дома визирем была не в угощении. Юсуф-мехтер уже предупредил Сеиднияз-бая, что по повелению маградита он должен отдать в распоряжение Сергея всех русских рабов. Потом, когда в них отпадет надобность, они опять вернутся на подворье купца.
Сергей не видел русских и не слышал родной речи с самого Талыша. Сидя за чаем, лениво отрывая от грозди винограда ягоды и отправляя их в рот, он хотел поскорее увидеть хотя бы одного "русака". Спокойнее и радостнее становилось на душе у Сергея при мысли, что теперь он будет денно и нощно находиться среди своих. Беспокоило лишь одно: "А есть ли среди, них хорошие мастера? Худо будет, коли одни пахари да сеятели". С нетерпением Сергей ждал минуты, когда закончится угощение. И вот Юсуф-мехтер сыто рыгнул, провел по лицу ладонями и, поднявшись, пошел, держась за перила, к лестницу. Остановившись, вынул из-за кушака круглые часы на золотой цепочке, обеспокоился:
- Сеиднияз, да будет всегда полон изобилия твой дом! Посидели бы еще у тебя, но время бежит, как разгоряченный скакун. Давай, показывай нам своих Урусов.
- Мехтер-ака, они давно здесь и ждут, когда вы найдете минуту, чтобы взглянуть на них. - Хозяин спустился на нижнюю половину дома и привел двух русских парней. Оба были в узбекских халатах и тюбетейках, с бородами, подстриженными на восточный лад. Да и поздоровались с Сергеем: "Салам алейкум".
- Здорово, здорово, - с претензией отозвался он, пожимая поочередно обоим руки. - Вы что же, уже й говорить по-русски разучились? Или хозяина боитесь?
- Какая разница, как говорить-по-русски или по-сартянски, - возразил один, постарше с виду. - Хлеб-то и сарты, и русские жрут один и тот же.
- Как зовут? - спросил Сергей, радуясь, что парень за словом в карман не лезет.
- Егором величают, - ответил он и прибавил: - Саврасовым...
- А меня Васильком, - мгновенно ответил второй. - Я что... Я помощник Егоркин. Куды он, туды и я. Что он скажет, то я делаю. Так что, если я спонадоблюсь тебе, ты к нему обращайся.
- Оба вы теперь будете мне подчиняться, - строже выговорил Сергей. - Насколько мне известно, кузнечите оба?
- Кузнечим, - отозвался Егор. - Тяпки, лопаты, кирки... Делов много.
- А как насчет литья? Железо не варите?
- Не приходилось покеда. Хозяин доставляет нам листовое железо. Кроим, обжигаем.
- А сабли там или ножи приходилось изготовлять?
- А как же! - удивленно воскликнул Василек. - На саблях я токмо и хлеб свой зарабатываю.
- Литейщики в первую очередь мне нужны, те, которые вагранку хорошо знают, - удрученно сказал Сергей, и, увидев, как сникли кузнецы, тотчас взбодрил:
- Но и кузнецам особый почет. Кому же холодное оружие печь, как не им!
Все это время, пока русские говорили между собой, визирь и сановники стояли в сторонке, вели свою беседу. И прервали ее, когда Сергей заговорил громко по-татарски:
- Мехтер-ака, ну так значит, пусть сегодня же едут в Чарбаг.
- Сегодня, сегодня, - торопливо согласился Юсуф мехтер. - Прямо сейчас. У нас есть люди, которые проводят рабов в положенное место.
- Ну ладно, кузнецы, вечерком встретимся. Это недалеко. На большом канале...
Визирь со свитой направились к воротам. Все сели на коней и вновь поехали по пыльным улочкам Хивы, останавливаясь то у одного, то у другого двора, но не въезжая внутрь. Один из сановников, не слезая с седла, стучал черенком камчи в ворота, выходили слуги, вызывали хозяев. Следовал приказ: "Доставить немедленно всех русских рабов в Чарбаг", и кавалькада следовала дальше.