Оставшийся путь Сергей ехал на коне, рядом с сердарами. Теперь он уже не сомневался, что заслужил их доверие и ничего ему больше не грозит. Караван останавливался то у колодцев, среди саксауловых зарослей, то в низине у какого-нибудь озерца, заросшего камышами. Но вот завиднелась возвышенность Каплан-кыр. Перед тем как взойти на "тигровое плато", поднимавшееся над пустыней локтей на полтораста, джигиты наполнили бурдюки водой из озерца, напоили вдоволь коней и верблюдов. Выбравшись на возвышенность, тотчас увидели мчащееся стадо куланов. Рузмамед смекнул: кто-то животных спугнул.
- Наверное, гепарды вышли на охоту, - сказал он, провожая долгим взглядом убегающее стадо. И тут ему сообщили, что впереди больше ста всадников, похоже, люди самого хана. Рузмамед велел остановить караван. Вскоре подъехали десятка два вельмож, разодетых в шелковые халаты, в желтых мягких сапогах. Несомненно, это были люди из свиты Аллакули-хана. А вот и сам Юсуф-мехтер - первый визирь хивинского хана, Увидев туркмен, он скривился недовольно:
- Очень жаль... Вы испортили охоту нашему маградиту.
- Мехтер, мы возвращаемся из Астрабада, - немного робея перед высшим сановником, пояснил Рузмамед,
- Очень хорошо. Но зачем же портить нашему маградиту охоту? Его величество останется недовольным.
- Мехтер-ага, да удесятерится ваша прекрасная жизнь. Передайте нашему маградиту, что мы наконец-то выполнили его просьбу. Мы везем для его величества русского пушкаря. Вот он, - Рузмамед указал на стоявшего рядом Сергея.
- Это интересно. - Лицо визиря расплылось в улыбке. Он подошел к пушкарю, впился цепким изучающим взглядом в черные, дерзкие глаза парня, затем обошел вокруг него, осматривая, словно породистого жеребца. Сказал туркменам:
- После охоты наш маградит будет отдыхать в своей усадьбе Гульбанбаг. Привезите этого человека туда. Желаю счастливого пути.
Визирь и его свита развернули коней и поскакали по плато на север, где едва виднелся ханский шатер и множество всадников.
IV
Ханская усадьба Гульбанбаг находилась в окрестностях Хивы. Это был огромный сад, обнесенный высокой стеной, с красивыми арочными воротами, выходящими к каналу Палван-ата. Пирамидальные тополя тянулись or столицы до самой усадьбы вдоль канала. Под сенью тополей прямо у ворот Гульбанбага покачивались на волнах ханские каюки. Хан и его сановники никогда ими не пользовались. Иногда, в летнее время, в каюках под парусами прогуливался по искусственной реке ханский гарем. Жены и наложницы Аллакули-хана обычно в дни больших праздников плыли до самой Хивы. Тогда ханские каюки сопровождала многочисленная конная охрана, которая продвигалась по обеим сторонам водовода, разгоняя толпившихся зевак.
После охоты Аллакули-хан приехал со свитой в Гульбанбаг и расположился в царстве яблонь и абрикосовых деревьев. Белые одноэтажные дома с айванами, в которых жили ханские жены и наложницы, стояли особняком за фонтаном. Аллея к ним шла сквозь сплошное море благоухающих роз. Здесь в виноградных беседках томились в безделии молодые гурии хана, а старшие жены, обремененные детьми, следили отсюда за своими чадами, которые носились по двору.
Ханский дом находился в некотором отдалении от гарема и был отделен от женской половины двора серебряными воротами. Аллакули-хан каждый год после очередного похода приезжал в свою летнюю резиденцию, чтобы поразвлечься и отдохнуть. Но по натуре беспокойный и деятельный, он и здесь занимался государственными делами. Два месяца охоты на Каплан кыре не только не позволили ему забыть о недавнем походе в Хорасан, но, напротив, возбудили в нем желание поскорее узнать - что делается теперь там. И он с нетерпением ждал гонца с донесением.
А пока что у дворцовых ворот ожидал разрешения на аудиенцию посланник из киргиз-кайсакской степи, человек от грозного султана Кенесары Касымова. При упоминании этого имени трепетали хивинские и русские купцы, приезжавшие в Хорезм и Бухару, но на хивинского хана это имя наводило тоску и досаду. Кенесары вел себя на равных с владыкой Хорезма, в то время как Аллакули-хан считал себя львом вселенной, а Кенесары называл волчонком. Кайсака он принял неохотно и сухо. Посланник, войдя, повалился на колени. Аллакули-хан сидел со скипетром на возвышении, сверху глядя на бархатную шапку с орлиным пером и парчовый халат вошедшего. "Приехал просить помощь... Но какую?"
- Встань и сядь вот здесь, - произнес хан и покосился на своего визиря Юсуф-мехтера, который с несколькими вельможами находились рядом.
- Вот здесь... - Юсуф-мехтер указал кайсаку на крошечную ступеньку левее трона. Гость подполз и уселся сбоку, поджав под себя ноги. Устроившись, боязливо посмотрел на властный профиль маградита.
- Хорошо ли доехали? - спросил хан.
- Да, повелитель. Обласканные вашей милостью, вас всюду встречали с радостью и щедростью.
- Здоров ли твой сердар? - Аллакули-хан, чтобы принизить, назвал Кенесары сердаром.
- Милостью Аллаха, наш великий Кене...
- Велик лишь один Аллах! - недовольно перебил Аллакули-хан. - А твой сердар - всего лишь букашка в этом мире. Говори, с чем приехал!
Посланник съежился, побледнел, заговорил робко:
- Повелитель, русские строят новую крепость на Мангышлаке. От Тюб-Карагана до Хивы всего десять дней езды.
- Но почему это беспокоит твоего Кенесары? - усмехнулся Аллакули-хан. - Разве он правитель джуза? Малый джуз подчиняется белому царю, поэтому вожди Малого джуза и разрешили русским строить на их земле новую крепость.
- Султан Кенесары ненавидит продавшихся наших вождей! - попытался было пояснить посланник, и опять Аллакули-хан прервал его лепет:
- Если Кенесары ненавидит ваших продавшихся вождей, то почему же он не может поубивать их и взять власть в джузе?
- Повелитель, у Кенесары не хватает сил, ему нужна помощь. Он просил вас поднять в седло ваших бесстрашных джигитов и послать их на Тюб-Караган.
- Значит, Кенесары решил взять меня за уши и поворачивать мою голову, куда ему захочется? - Хан недобро засмеялся, и сановники поддержали его тихим угодливым смехом.
- Повелитель, мы все рабы ваши... Мы все - ваши глаза и уши. Мы только хотим указать на ту опасность, какая подкрадывается к Хорезму. Ныне в Оренбурге большие перемены. Белый царь прислал нового генерала.
- Нам известно об этом, - сказал Аллакули-хан.
- Но известно ли вам, правитель, что новый генерал, имя его Перовский, отвергает все порядки, введенные в джузе у хана Джахангира? (Джахангир - в ту пору правитель Малого джуза) Бывший запрещал своим казакам распахивать за рекой Уралом земли, а новый пытается выдвинуть посты на Эмбу и создать там свои укрепления. Его поганые казаки носятся по всей степи, преследуя Кенесары.
-А этот волчонок испугался и прислал тебя ко мне?! - хан довольно рассмеялся, и еще громче захохотали его вельможи. - Скажи своему сердару, чтобы ничего не боялся. Когда настанет время, я приду к нему на помощь. Однако это время определять не ему. Его дело следить за каждым движением русских и доносить мне. Спасибо ему за весть о постройке русской крепости на Тюб-Карагане, но я и без него о ней знаю. Известно мне и недовольство русских. Они считают, что по моему повелению разбойники везут в Хорезм рабов и называют меня главным разбойником. Но это не так. Ваш Кенесары своими разбоями позорит меня перед всем миром... Скажи своему сердару, чтобы зря не произносил мое имя. Лев остается львом, волк - волком. Пусть ваш волк, как и раньше, везет в Хорезм побольше русских пленников, они мне нужны... Они - люди мастеровые.. Но когда Кенесары услышит, что меня называют рабовладельцем, а ханство мое рабовладельческим, пусть говорит всем; "Россия - тоже страна рабовладельцев!"
- О, повелитель! - выбрав момент, вновь заговорил посланник. - Кенесары всегда помнит о вас и возносит ваше имя до небес.
- Ладно, гость, убирайся! Передай Кенесары - я дам ему пороху и ружей. Людей не дам. Мои люди в рти дни воюют в Хорасане. Иди, у меня много дел. - Небрежным взмахом рукава хан дал понять всем присутствующим сановникам, что аудиенция окончена. Кай сак, беспрерывно кланяясь и пятясь к двери, удалился.
Аллакули-хан промокнул лоб шелковым платком, взял с подноса пиалу с чаем, отхлебнул и распорядился, чтобы привели русского пушкаря. Он вошел, одетый в туркменский красный халат-дон, в белый тельпек и сафьяновые сапоги. Русая бородка парня была аккуратно подстрижена по-туркменски, полумесяцем. Но ни одежда, ни старания цирюльника не, смогли скрыть рус скую природу Сергея. Войдя, он остановился и некоторое время, вовсе не испытывая никакого страха, с изумлением разглядывал хивинского хана. "Так вот ты какой - маградит вселенной!" - выражали глаза Сергея, в то время как Юсуф-мехтер шикал на него и приказывала
- На колени, раб! На колени перед ханом Хивы!
До пушкаря наконец дошло, что от него требуют, и он, опустившись на колени, снял тельпек, обнажив русую курчавую голову. Он снял тельпек, но, оказывается, не надо было этого делать, поскольку по мусульманскому обычаю шапок тут не снимают ни перед Богом, ни перед чертом. Вновь визирь зашипел на него, но Аллакули-хан, вяло улыбнувшись, сказал:
- Ладно... Что возьмешь с христианина? Они все глупы и невоспитанны.
Сановники угодливо засмеялись. Визирь на этот раз, не дожидаясь указаний, помог подняться пушкарю и усадил его на то самое место, где только что сидел кай-сакский посланник. Сам встал у левого плеча хана, чтобы вести перевод беседы.
- Нравится тебе у нас? - спросил хан у Сергея. -Да ничего вроде бы. А вообще-то я Хиву еще не видел. Сижу все время то в караулке, то в саду на траве...