Он начал с банальности, сказав, что однажды имел великое удовольствие наблюдать за её танцами в Вене. Затем он немного рассказал о себе и о своей миссии, описывая свои обязанности по связям с общественностью и пропаганде исторических германских идеалов. Наконец, он сказал, что он очень оценил бы, если бы она рассказала ему о своих парижских впечатлениях.
Чай - благоухающий просторами Гималаев, где он был выращен, - оказался сервированным прежде, чем она смогла ответить.
Из этой комнаты хорошо был виден канал, и она всегда находила это зрелище умиротворяющим, особенно днём, когда по белой дорожке дети возвращались из монастыря.
Он сказал:
- Вам, должно быть, очень удобно находиться дома после Парижа?
Она разломила печенье пополам, но не стала есть.
- Удобно?
- Быть вдалеке от войны.
Она улыбнулась, встретившись с ним глазами.
- Но я не имею отношения к войне, герр Крамер.
- Нет, конечно нет...
Из комнаты над ними раздались тяжёлые шаги, затем ритмичный стук молотка. Она покачала головой:
- Боюсь, вот это становится моей войной, это - и водопровод.
Он посмотрел на голые побелённые стены, на эркеры и на угловую лестницу:
- Тем не менее это прелестный старый дом. Вы планируете остаться надолго?
Она пожала плечами:
- Полагаю, это зависит от вас.
- От меня?
- Это вы и ваши люди устроили войну... и соответственно испортили мне карьеру.
- Но это нечестно, мадам. В ответе не только мы. Англия тоже, вы знаете.
Она выглядела неожиданно серьёзной.
- Ваши люди отобрали мой багаж, который я очень хотела бы вернуть себе.
Он опустил свою чашку:
- О, значит, мы перешли к сути дела. Я пришёл сюда сегодня, предвкушая приятную беседу о Париже, в то время как вы, оказывается, намереваетесь подать жалобу.
- Багаж конфисковали агенты вашего правительства в прошлом августе. Повторные письма не принесли результата.
Он улыбнулся:
- Я боюсь, это не совсем в моей компетенции.
- Тогда я предлагаю, чтобы вы сделали это своей компетенцией, потому что одни мои меха стоят по меньшей мере пятьдесят тысяч франков. А там ещё драгоценности.
Руки Крамера были длинными и тонкими, с безукоризненными ногтями.
- Я посмотрю, что смогу сделать, - сказал он. - Война обычно усложняет подобные дела...
- Ну, знаете, французы никогда бы не позволили, чтобы случилось что-то подобное.
- О, но французы знают, как обращаться с прекрасной дамой. Однако я сомневаюсь, что они обращаются с британскими офицерами с выдающейся добротой.
- С британцами, которых я видела, обращались очень хорошо.
- Даже их коллеги, французские военные?
Он понимал, что ему не хватает времени действовать тонко, но ему нужно было знать срочно, возможно ли какое-либо сотрудничество с этой женщиной.
Она начала перебирать крошки на скатерти, выстраивая из них крошечные укрепления.
- Полагаю, вы чего-то не понимаете, герр Крамер. Я съездила на шесть недель в Париж, чтобы собрать своё имущество. Естественно, я встречала людей, старых друзей, может быть, нового друга. Но в основном я поехала, чтобы собрать свои вещи.
- Но вы, по всей видимости, должны были заметить там хоть что-нибудь, к примеру, касающееся морали.
Она опять улыбнулась:
- Я была слишком обеспокоена из-за своего багажа, чтобы заметить многое. Я, видите ли, натура практичная. Имущество для меня важно... конечно, там мрачные настроения. Война приносит мрачные настроения, не так ли?
- Даже у союзников?
Она кивнула, наблюдая за детьми на белой дорожке:
- Полагаю, что так.
- А гражданские, как они держатся?
- А как вы думаете? Видите ли, герр Крамер, почему бы вам не забыть о моём багаже и просто им приказать, чтобы прекратили войну. Я полагаю, это в конечном счёте было бы самым полезным. Несомненно, и для моей карьеры. Во всяком случае, мне опять необходимо работать... вы понятия не имеете, сколько стоит мне этот дом.
Он отхлебнул глоток чая:
- Холодный.
Она вздохнула:
- Я могу позвонить Анне.
- Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. - Затем, наклонившись вперёд, словно для того, чтобы взять её за руку: - Знаете, я думаю, вы очень разумная женщина, мадам Зелле. Я думаю, при других обстоятельствах мы могли бы стать большими друзьями. В данных обстоятельствах мы можем быть по крайней мере полезны друг другу, выгодны друг для друга.
Она убрала руку:
- И каким образом мы могли бы быть полезны друг другу?
- Вы знаете, что голландские коммерсанты больше не могут вести дела во Франции? Это, конечно, приемлемо для британцев, но неприемлемо для меня. Проблема состоит в том, что по случайности я нуждаюсь в услугах путешествующих коммерсантов, чтобы приобретать определённый товар, за который моё правительство готово платить кучу денег.
Она опять играла с крошками.
- Я не коммерсант, герр Крамер.
- Нет, вы не коммерсант. Вы великая танцовщица, артистка. Тем не менее, я думаю, вы в вашем положении могли бы помочь мне получить этот особый товар.
- И какой именно товар?
- Информацию.
Она смахнула крошки со стола и поднялась. Канал опустел, и плотники ушли, закончив рабочий день. Он стоял за её спиной, когда говорил:
- Информация, которую мы ищем, не является информацией чрезвычайно деликатной. Я хочу сказать, здесь нет никакой опасности.
- Конечно, никакой опасности. - Она опять повернулась к нему лицом: - Вы знаете, я и вправду не уверена, злиться мне или смеяться, герр Крамер. Скажите, так что же мне делать?
- Я надеялся, что вас могло бы заинтересовать моё предложение.
- О, я заинтересовалась. Мне необычайно интересно, с какой стати вы считаете, что я соглашусь быть шпионкой. Вот для чего всё это, да? Вы хотите, чтобы я стала вашей шпионкой?
- Буквально, нет.
- Тогда кем? Секретным агентом, может быть?
- Думаю, лучше сказать так - корреспондентом.
- Значит, корреспондентом. Да, иностранным корреспондентом... что, боюсь, также нелепо.
- Мы дадим и компенсацию. Скажем, десять тысяч франков.
Она вернулась к столу, упёрла руку в бок.
- На самом деле, герр Крамер, десять тысяч франков не покроют моих затрат. Кроме того, я не намерена возвращаться в Париж. Теперь это мой дом или будет им, если когда-нибудь пришлют мою мебель.
Она проводила его до сада, с рядами прекрасных нарциссов и тюльпанов. На улице ждал лимузин, но она сделала вид, что не замечает его, так же как не замечает, что Крамер сжал её руку, когда предложил свою визитную карточку.
- На тот случай, если вы передумаете.
Вот и всё, что касается её неудачной вербовки в Голландии, в ту пятницу конца февраля 1915 года. После ухода Крамера она вернулась к себе в дом - снятый у очередного местного коммерсанта, оплаченный бароном Эдуардом ван дер Капелленом, наполовину меблированный предыдущим любовником, которого она почти забыла, - и легла спать. А к ночи, в сумерках, как-то по-особенному синих, она вновь вернулась в сад с коктейлем и "Братьями Карамазовыми". Визитная карточка Крамера, украшенная изящным рельефным узором, с тех пор служила ей закладкой для книг.
Здесь её навсегда запомнят часто прогуливающейся вдоль внешних каналов или потягивающей утренний кофе на веранде. Дети мельком видели её, наблюдающую за ними у края игровой площадки, и, конечно, они узнавали её в магазинах. Благодаря статьям в газетах и рекламе печений "Мата Хари" в декоративной жестяной коробке, казалось, все знали о ней. Несколько человек даже видели её танцующей.
"Гаага - это моё чистилище, - напишет она Грею. - Они терпят меня здесь, но не думаю, что принимают". Она также написала, что чувствует себя хуже остальных женщин, но этого и следовало ожидать, принимая во внимание то, что писали в газетах. Тем не менее днём можно было проводить приятные часы в Мауритцхузе и других музеях поменьше, где обычно собираются студенты. В этот период её жизнь была связана с бароном, но, так как он оказался не особенно требовательным любовником, часто вечера она коротала в одиночестве.
Она много читала по ночам, оживляя прежние страстные увлечения то потрёпанным переводом "Упанишад", то сказками из цикла "Пандавы". Также она уделяла внимание своей переписке, в которой встречаются упоминания о возможном представлении весной. Пианино давало некоторое утешение по вечерам, во всех иных отношениях чересчур тихим, и порой она танцевала под музыку Моцарта, записанную на граммофонные пластинки. Хотя казалось, её в те дни поддерживали главным образом воспоминания - воспоминания и фотографии её дочери, Жанны-Луизы.
Она написала более дюжины писем, прежде чем получила ответ от отца ребёнка, Рудольфа Мак-Леода.