- Сенат не имеет у нас такой власти.
Затем Наполеон долго расспрашивал Тучкова о военных действиях и, отпуская его, сказал:
- Не огорчайтесь вашим положением. Плен ваш вам не делает бесчестья. Таким образом берут в плен только храбрецов, идущих впереди войска.
Не успел Тучков отдохнуть в своей комнате от этой продолжительной аудиенции, как вошел к нему чиновник герцога Невшательского.
- Герцог прислал меня, - сказал он, - предложить вам взять у него еще денег, так как вас посылают не в Кёнигсберг, а во Францию.
Перемена эта сильно поразила Тучкова. Он понял, что стойкие его ответы не понравились Наполеону, и тот не желает сделать ему никакой льготы. Павлу Алексеевичу оставалось только написать письмо брату и готовиться к отъезду. Что он и сделал.
Глава XII
нна Николаевна Роева примирилась уже отчасти с мыслью, что ее единственный сын поступил в ополчение, и не могла налюбоваться, глядя на его стройную фигуру, весьма выигравшую в военной одежде, хотя одежда эта была чрезвычайно проста: кафтан серого сукна, такого же цвета панталоны и шапка; на шапке медный крест с вензелем государя, а под ним надпись: "За веру и Царя!".
Прасковья Никитична немало пролила слез за шитьем красных шелковых рубашек мужу, но и она приободрилась, слыша кругом, что московскому ополчению не грозит никакая опасность. Сам Николай Григорьевич был до того весел, что каждый вечер у них собиралась молодежь, пелись русские песни, а иногда начинали танцевать под музыку гитары, на которой многие из гостей наигрывали мастерски.
Собралось как-то раз вечером у Роевых гостей более обыкновенного. Тут был и Краев с матерью и Анютой, и Дарья Андреевна Лебедева, и Анфиса Федоровна Замшина. Анна Николаевна велела подать закуску и домашние сладости. Молодежь весело пела хором "Ах, вы сени мои, сени", как вдруг у ворот раздался стук колес тяжелого дорожного тарантаса.
- Кого это Бог нам посылает? - удивилась Анна Николаевна. - Узнай-ка, Пашенька!
Прасковья Никитична выбежала на лестницу, а за ней и остальная молодежь столпилась у входных дверей, и вскоре радостные восклицания долетели до оставшихся в гостиной.
- Пашенька! Олечка! Глафира Петровна!
- Никак это сестра Глаша приехала! - молвила радостно Анна Николаевна, с поспешностью поднимаясь из кресла.
Так и было. Гости вошли.
- Наконец-то! - воскликнула хозяйка дома, бросаясь обнимать приехавшую двоюродную сестру свою Глафиру Петровну Нелину.
- Это все Оля! - оправдывалась сестра, указывая на свою дочь Ольгу Владимировну Бельскую. - Наполеон у стен Смоленска, а ее не уговоришь ехать!..
- Как? Французы уже под Смоленском? - спросили разом все присутствующие. - Как же это наши допустили?
- Неверовский со своей дивизией храбро дрался под Красным! - отвечал Павлуша, обращаясь к мужчинам. - Красный от Смоленска в сорока шести верстах, и, отступая, наши егеря сорок девятого полка отбивались, как львы. Но разве можно устоять одной дивизии против двух корпусов?
- Откуда ты узнал все это? - спросил удивленно молодой Роев, отводя Павлушу в сторону.
- Мне сказал смоленский комендант, к которому моя матушка послала меня за сведениями. Митя наш был в это время в деле, но, слава Богу, не ранен. Мы сами его видели: он был прислан с депешей в Смоленск.
- Молодец Неверовский! Молодцы наши егеря! - послышалось в толпе молодежи.
Но барыни, услыхав вскользь о битве, разохались не на шутку об участи несчастных егерей и навели снова тревогу на бедную Ольгу Бельскую.
- Неверовскому послан в подкрепление корпус Раевского, - поспешил добавить Павлуша, видя тревогу на лице своей сестры.
- Слышал я, - шепнул он на ухо молодому Роеву, - что Смоленск уже оставлен нашими.
- Не может быть!
- Сказал мне это офицер, присланный из Смоленска с депешами.
- Что такое? - спрашивали наперебой мужчины, обступив Павлушу.
- Отойдемте, господа, к окну! - сказал Павлуша, указывая глазами на дам.
Затем он рассказал тихо о занятии французами Смоленска.
- Как же это отдали такой город! Стены-то какие! - охал старик Роев. - Сколько раз от поляков в нем отбивались! А тут вдруг отдали!..
- Странно, странно! - ворчал доктор Краев.
- Армия весьма недовольна! - продолжал полушепотом Павлуша. - Ропщут все на распоряжения Барклая-де-Толли.
- Еще бы не роптать! Этакий город не отстояли! - волновался старик Роев.
- Так, пожалуй, и Москву отдадут! - все ворчал Краев. - А знаете что, Григорий Григорьевич! - обратился доктор к Роеву. - Не отправить ли нам своих в Дмитров? Кто знает, что далее будет! Пока мы с вашим сыном станем работать на поле сражения, поживите вы спокойно в Дмитрове. Благо, у меня там свой домишко есть!
- Что ж! Пожалуй, вы и правы! - кивнул Роев. - Вот только как мне уговорить мою Анну Николаевну?
- Ну, как ты добралась? - спрашивала в это время старуха Роева свою приехавшую кузину.
- Чего только ни натерпелись, милая! Страх!.. Вся дорога запружена повозками. Все бежит в полном смятении. Стон стоном стоит: тот ищет оставшегося ребенка, этот идти не может от усталости; старики едва плетутся, женщины тащат грудных ребят… Нигде ничего и за деньги-то не достанешь. Наголодались мы вдоволь, пока добрались до Вязьмы.
- Знаешь ли, Анна Николаевна! - прервал их разговор старик Роев. - Я решил отправиться в Дмитров. Дом у наших не маленький. Глафира Петровна поместится с тобой, Олечка с Пашенькой, а мы с Павлушей - в кабинете Николушки. Туда же, в Дмитров, и Марья Прохоровна с Анной Никаноровной в свой дом едут.
- А Миколушка как? - воскликнула Анна Николаевна тревожно. - Как оставим мы его тут одного одинешенького? Да и собраться не шутка! Весь дом ведь уложить надо… А ты так-то вдруг - "едем!".
- И я еще об отъезде ничего не слыхала, - сказала кротко старушка Краева. - Но уж если Никанор Алексеевич порешил скорее нам ехать, так мы мигом с Анютой соберемся.
- Удивляюсь я вам, Марья Прохоровна! - вспылила старуха Роева. - Как так готовы вы все добро побросать и ехать? Я так ни за что ранее двух недель из Москвы не выеду…
- Все мы под Богом ходим, - заметил серьезно Роев. - А в настоящее время менее, чем когда-либо, можно говорить: сделаю так или эдак…
Точно для подтверждения его слов, вошел, или скорее вбежал, в комнату франтоватый ополченец и, вертясь в ту и другую стороны, затараторил:
- Новость, господа, новость! Французы взяли Смоленск, двигаются на Москву. Мы, ополченцы, присоединяемся к армии. Барклай-де-Толли смещен. Главнокомандующим назначен Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов.
Раздался плач женщин. Франт не подумал, что у каждой из присутствующих был кто-нибудь близкий в армии или в ополчении.
- Полно смущать дам! - остановил франтика доктор Краев. - Мало ли пустых слухов ходит по городу!
- Это вовсе не пустые слухи! - начал было снова франтик, но доктор так строго взглянул на него, что он разом прикусил язык.
Среди молодежи было много ополченцев, они сомкнулись в тесный кружок и с восторгом толковали о перемене главнокомандующего и о предстоящем им походе.
- Постоим за матушку святую Русь! - слышалось со всех сторон.
- Завтра я пойду узнать у графа Ираклия Ивановича, точно ли ополчение выступает, - сказал старик Роев.
- Нечего и справляться - это вернее верного! - подтвердил серьезно вновь вошедший ополченец. - Я прямо от графа Ираклия Ивановича Маркова… Через три дня мы выступаем.
Дамы и девицы ничего этого не слыхали. Они все громко охали и друг перед другом старались расспросить франтоватого ополченца, чувствовавшего себя весьма важной персоной в их кругу. Одна только молодая Роева внимательно прислушивалась к серьезному разговору мужчин и старалась для себя выяснить, насколько сильна угрожающая им всем опасность. Но понять это оказалось весьма трудно, так как разговаривавшие сильно противоречили друг другу: одни уверяли, что от Смоленска до Москвы далеко и, если подступит неприятель к матушке Белокаменной, так все русские костьми лягут, а ее, мать свою, не выдадут: значит, москвичам опасаться нечего; другие, напротив, находили, что береженого Бог бережет, и что женщинам, детям и старикам лучше вовремя оставить Москву, поскольку Наполеон двигается прямешенько на нее, и наша армия остановить его не в силах.
- Проклятый истребитель рода человеческого! - проворчал Роев, забыв и про свою гуманность, и про либеральность, которыми постоянно хвастался.
- Да, - согласился грустно доктор Краев. - Тяжкая ответственность лежит на человеке, вселяющем ненависть!.. Я недавно ездил в подмосковное имение к одному больному. Крестьяне страшно ожесточены против всех французов: чуть лишь заслышат нерусскую речь, готовы с кольями и топорами идти.
- А этот безумный француз Санси вот уже дня два, как уехал в поместье Тучковых, Троицкое, чтобы все там в порядок привести, словно и без него этого бы не сделали.
- Неблагоразумно! Крайне неблагоразумно!.. - протянул Краев.
- С кем же он поехал? - спросил кто-то из присутствующих.
- Один-одинешенек! Такой ведь чудак!
- Как же его поймут там в деревне? Он ведь по-русски почти не говорит.
- Старый камердинер покойного Алексея Васильевича Тучкова живет в деревне на покое. Он долго жил в Париже, так понимает немного по-французски…
- Разве покойный Тучков жил в Париже? - удивился старик Роев.