Тем временем слепая, руководимая своим чутьем, верно нашла дорогу и была уже вблизи садовой калитки, когда услыхала вдруг голос египтянина. В испуге и раздумье, она приостановилась на минуту, но, вспомнив, что есть другой выход из сада, где, быть может, она найдет открытую дверцу, она изменила прежнее направление; услыхав шаги и голоса, Нидия почувствовала, что сбилась с пути и не знает, где находится. Воздух сделался сырой и холодный, голоса все слышались за нею; вытянув вперед руки она шла все дальше, поминутно натыкаясь на какие-то каменные столбы. Ощупью пробиралась она все дальше и дальше, стараясь только уйти от настигавших ее шагов, и вдруг нашла на какую-то стену, преграждавшую ей путь. Как быть? Куда теперь спрятаться? Никакой ниши, никакого отверстия она не могла нащупать! В отчаянии постояла она на одном месте, но вновь вспугнутая приближавшимися голосами пошла вдоль стены, пока не упала, толкнувшись на всем ходу о какое-то препятствие. Хотя она и сильно ударилась, но не потеряла сознания; она не вскрикнула, напротив, даже благословляла случай, приведший ее в образуемый стеной и столбом уголок, где она и притаилась. Там, сдерживая дыхание, она ожидала своей участи. Посетителями этого подземелья, куда она попала, были Арбак и Кален; египтянин нес в руках тусклый фонарь, а жрец, хотя и очень желал посмотреть на сокровища Арбака, но испытывал невольный ужас в этом сыром и затхлом воздухе, и с отвращением смотрел, как закопошились при свете фонаря разные испуганные их приходом гады и поползли в темные углы. Два сырых коридора вели из низенькой комнаты направо и налево; Арбак пошел направо, и, когда они проходили мимо угла, где притаилась Нидия, последняя услыхала, как Кален говорил:
- Жизнерадостному Главку завтра отведут помещение еще пострашнее этого!
- За то послезавтра тем теплее и светлее ему покажется на арене, - заметил Арбак, и потом, медленно и как бы в раздумье, добавил:- Впрочем, одно твое слово может спасти его, а Арбака сделать жертвой львиного голода.
- Но слово это никогда не будет сказано, - уверял Калень.
- Верно, мой друг! - сказал Арбак, доверчиво кладя руку ему на плечо: - оно никогда не должно быть сказано. - А теперь мы у цели.
Колеблющийся свет фонаря осветил маленькую деревянную дверь, вделанную глубоко в стене и обитую множеством железных полос и скобок. Арбак вытащил из-за пояса кольцо, на котором было несколько коротких крепких ключей. Как билось сердце алчного жреца, когда послышался звук отодвигаемого засова и скрип ржавых петель открываемой двери, которая будто сердилась, что вынуждена была впустить к оберегаемым ею сокровищам!
- Входи, мой друг! - сказал Арбак. - Я буду держать фонарь высоко, чтобы твои глаза могли всласть налюбоваться грудами золота.
Нетерпеливый Кален не заставил повторять приглашение и стремительно двинулся ко входу. Но едва он перешагнул порог, как египтянин сильным ударом руки толкнул его вперед.
- Слово никогда не должно быть сказано! - закричал он с адским хохотом, и дверь за жрецом снова замкнулась. - А не то, говори кому хочешь, и можешь еще добавить, что этот волшебный сироп, от которого, греческий шут потерял рассудок, был тоже моим подарком ему! - закричал Арбак ему в дверь.
Свалившийся на несколько ступеней вниз от полученного толчка, Кален не почувствовал сразу и боли от падения; он вскочил, начал стучать в дверь и отчаянно кричать:
- Выпусти меня, выпусти! Не стану я требовать и золота твоего!
Слова едва проникали сквозь толстую дверь и Арбак снова разразился хохотом, потом топнул сильно ногой и сердито закричал:
- Все золото Индии не доставит тебе теперь и корки хлеба. Пропадай, несчастный, за то, что ты угрожал Арбаку и мог его погубить. Твои предсмертные крики не разбудят даже эхо в этом подземелье. Оставайся же здесь со всеми ужасами голода и смерти!
- О, помилосердуй, сжалься! Бесчеловечный злодей!.. - слышались вопли Калена, но удалявшийся Арбак уже не слыхал дальше. Безобразная, раздувшаяся жаба лежала не шевелясь на дороге; свет фонаря упал на уродливую гадину с красными вывороченными глазами. - Ты отвратительна и гадка, - прошептал Арбак, осторожно обходя ее, чтобы не причинить ей никакого вреда, - но ты не можешь навлечь на меня никакой беды, и потому можешь быть уверена в свой безопасности на моей дороге… - И плотнее закутавшись в плащ, он поспешил выйти на чистый воздух.
Нидия с ужасом слушала из своего уголка все происходившее. Завтра Главк должен был быть осужден! Но еще жив был человек, который мог спасти его, и этот человек был всего в нескольких шагах от нее! Ей слышны были его стоны, мольбы, проклятия, хотя звуки и доносились глухо до ее слуха. Он был заперт, но она знала тайну его плена; если бы только она могла выбраться отсюда и дойти до претора, то можно было еще выпустить арестованного Калена и спасти Главка. Душевное волнение давило ее, голова кружилась, мысли путались; Нидия чувствовала, что теряет рассудок, но сильным напряжением воли она превозмогла свою растерянность и, убедившись, что Арбака совершенно не слышно, стала пробираться, руководствуясь тонким слухом, к двери, за которой находился Кален. Тут она явственнее услыхала его жалобные стоны. Она три раза начинала говорить, но голос ее был слишком слаб, чтобы проникнуть через толстую дверь. Наконец, она нащупала замок и приложила губы к замочной скважине; заключенный ясно услышал, что кто-то назвал его слабым голосом по имени. Волоса стали у него дыбом, кровь остановилась в жилах… Что за таинственное существо могло проникнуть в это ужасное одиночество?
- Кто там? Какой дух или исчадие ада зовет погибшего Калена?
- Жрец, - отвечала слепая, - незамеченная Арбаком, я сделалась, по милости богов, свидетельницей его преступления. Если я сумею сама выбраться из этих стен, то я могу тебя спасти. Но подойди ближе, чтоб твой голос мог достигнуть через замочное отверстие моего слуха, и отвечай на мои вопросы.
- О, преблагословенное существо! - радостно воскликнул жрец, сделав, как ему сказала Нидия. - Говори, спрашивай, я век буду благодарен тебе, если ты меня освободишь!
- Ну, так скажи: можешь ты доказать, что афинянин Главк невинен?
- Могу, могу, перед небом и землей я могу поклясться в этом. Арбак - убийца; разве он сам не хвалился тут недавно, что он отравил афинянина? Мщение, трижды мщение на голову преступного египтянина!
- Довольно! - остановила его Нидия. - Я чувствую, что мне будет предназначено спасти тебя. Силы, которые привели меня сюда, поведут меня и далее. А пока, жди - в терпении и надежде!..
- Но будь осторожна, будь умна, незнакомое мне, но доброе существо! Ничего не пытайся достигнуть через Арбака: это камень, а не человек. Иди к претору, скажи ему все, что знаешь, выхлопочи приказ о домашнем обыске у египтянина, приведи сюда солдат и опытных слесарей, - эти замки необычайно прочны. Время летит: я могу умереть с голоду, обессилеть, если ты не скоро справишься. Иди, иди! Нет - постой, ужасно оставаться тут одному! Здесь воздух, как в могиле, и кругом - скорпионы и какие-то бледные призраки… Останься, останься еще!
- Нет, - сказала Нидия, напуганная его страхами и воодушевленная желанием скорей сообразить, что ей делать, - нет, уже ради тебя самого я должна идти. Надежда пусть будет твоим товарищем, прощай!
И с этим она опять ощупью, держась столбов вдоль стены, дошла до отверстия, ведущего наверх; тут она приостановилась. Ей казалось вернее обождать здесь, пока ночь надвинется настолько, что весь дом погрузится в сон, и тогда она может выйти из него незамеченной. Она опять присела, выжидая ночи и в твердой уверенности, наполнявшей радостью ее преданное сердце, что, хотя Главк и находится в смертельной опасности, но судьба предоставляет ей спасти его.