* * *
Орина Семеновна не успела и умыться как следует, в дверь ее спальни постучали. Потихоньку так, лишь кончиками пальцев. Два раза: тук-тук, тук-тук. Купчиха знала, что так стучит только управляющий Жигарев. Она откинула внутреннюю защелку - на ночь ее обязательно запирала - и впустила своего друга сердечного. Сильный, красивый, молодой, опрятный - нечего жаловаться понапрасну! Кудри его переливались, сам высокий, светлолицый. Он поднял купчиху в охапку и, не спросясь, без единого поцелуя повалил на постель.
- Сначала бы согрелся, что ли, боров ты эдакий! - Орина Семеновна вся дрожала. Не столько от уличного, занесенного им холода, сколько от тоски, вдруг ее охватившей. Ради этой минуты она из Петербурга приехала. Силантий Дмитриевич через неделю лишь вернется. Зима на дворе. Волга спит подо льдом. И дел у Строганова в Нижнем нет, жена его мало интересовала. Он уже постарел, обниматься к ней не лезет. Вот и дал ей свободу. А заодно велел ей передать наказ управляющему: начать в Лыскове строительство нового дома для приказчиков. Хозяин и место выбрал, и чертеж дома прислал. Купчиха про это хотела сказать Жигареву, да какое там… Любовные утехи - слаще мёда!
Только намиловавшись, перешли к разговору о делах. Артамон Петрович рассказал о том, что бузят лысковские ремесленники.
- Стали жаловаться - строгановская соль, дескать, сильно подорожала, - рассказывал Жигарев. - Грозят сжечь амбары, если цены не снизим.
Остолбенела Орина Семеновна, не найдет, что сказать на это. Это как так, сожгут? Сколько соли там?! Горы денег бы за нее взяли!
- Пошто до сих пор молчал, Кочубей?.. - Этим прозвищем она называла любовника, когда была недовольна или сердилась на него. - Этого допустить нельзя! - твердо сказала она. - До весны денег не выручим за товары, новое судно, которое строится на верфи, нам не купить. А ты мне рассказываешь всякие байки о каких-то ценах.
Она тут же забыла о мужчине в ее спальне, стоя у зеркала, размышляла: "А что, если пойти к губернатору, пусть приструнит бунтовщиков. Того и гляди, они пустят "красного петуха". Как в прошлом году, зимою, когда сожгли два амбара". Надо о собственном богатстве заботиться, а тут она приехала и ерундой занялась, колядовать ходила в простой народ… Безденежную жизнь она, как и ее муж, считала для себя недопустимой. "Нет, надо за ум браться! А для начала…"
Жигарев тут же был выдворен с грозным наказом: следить за бунтовщиками и докладывать обо всех подозрительных разговорах.
Оставшись наедине, купчиха думала о том, как устроить собственную судьбу. Недаром говорится: жизнь прожить - не поле перейти. Если Силантий Дмитриевич, не приведи Бог, помрёт в одночасье, что она будет делать одна-одинёшенька? А ей ведь всего лишь тридцать, да и не уродина… А если к Руновскому зайти, который давненько на нее посматривает? Он статский генерал, не женатый к тому же. Орина Семеновна всем сердцем верила, губернатор прилипнет к ней, только какую причину для встречи найти? Чтобы осуществить задуманное, необходим помощник в этом деле. А дело это весьма щепетильное. Тут нужен человек, который крутится в губернских кругах, непосредственно вблизи самого Руновского. И, подумав, купчиха остановила свой выбор на председателе судебной палаты Карле Карловиче Ребиндере.
Уже на следующее утро Карл Карлович целовал ее пухленькую ручку. После его ухода, через полчаса, в горницу к Орине Семеновне зашла горничная и сообщила о приходе архиерея.
- Хорошо, пусть немного подождет, - обрадовалась купчиха и присела перед зеркалом, чтобы прихорошиться.
Вениамин пришел просить денег для возведения пристроя к Архангельскому собору.
- В середине той недели Силантий Дмитриевич вернется из Петербурга и обязательно поможет, - пообещала Орина Семеновна, обольстительно улыбаясь гостю.
Сели пить чай. Орина Семеновна хвалила губернатора, Вениамин кривил губы.
- А не знаете ли, владыка, почему наш губернатор до сих пор не женится? - с невинным видом поинтересовалась хозяйка.
- Чужая душа, Орина Семеновна, потемки. Она освещается лишь словом Божьим, - сказал архиерей и встал со своего кресла.
* * *
Когда Вениамин вернулся к себе домой, ему сообщили: приехал губернатор и теперь ждет в приемной зале. Владыка отпустил иерея, который принес воду для умывания в его покои, и быстро стал собираться. Руновского он не ожидал видеть у себя. Раньше к губернатору он ездил сам, предварительно уведомляя его. После приезда Руновского из Петербурга многое в городских порядках переменилось… Теперь даже в дворянские дома губернатор заходит сам, без приглашения. И повсюду считает себя хозяином - гневается, угрожает, если недоволен чем-то.
Нынче Вениамину что-то не здоровилось: ломило поясницу. Перед иконою Богородицы он помолился и, тяжело волоча ноги, пошел встречать гостя. За ним кинулась любимая собачка, которая до того молча следила за ним из-под кровати.
Губернатор сидел в зале лицом к окну, а серенький блеклый свет, который пробивался через три узеньких окошечка, не позволял хорошо разглядеть его. Вениамин молча уселся напротив Руновского, ожидая, что скажет ему гость.
Собачка посреди зала гонялась за своим хвостом. Возня ее, видимо, забавляла князя, он глядел на нее улыбаясь.
- Вот так и мы, люди, гоняемся за соблазнами всю жизнь. Так ведь, владыка?
- Вы это о чем, князь? - растерялся Вениамин.
- О жизни. О наших соотечественниках…
- Жизнь нам Богом дана, - смиренно напомнил Вениамин. - В Писании сказано…
- Писание я читал. И не раз. Плохо, говорю, живем.
- Плохо, но не хуже всех, - еще более неохотно буркнул архиерей.
Руновский искоса глянул в сторону собачки, затем тяжелым взглядом уставился на Вениамина.
- Город наш стоит не на краю земли. А убожество и нищета вокруг. Даже стены храмов будто сажею намазаны и бурьяном поросли. Не следите за ними!
- Так ведь средств не хватает! - тяжело вздохнул архиерей.
- Дело не в этом, полагаю. - Глаза Руновского зло сверкнули. - Радения маловато, а гордыни хоть отбавляй.
- Гордыни? - удивился Вениамин. - А разве не Вы, Ваше превосходительство, вот уже второй год церковные подати шлете в Петербург, где вместо патриарха обер-прокурор ими распоряжается? Куракин не о церквях думает - о собственных карманах.
- А сами о чем думаете, владыка? - усмехнулся Руновский.
- О душе, о вере в Господа…
- Тогда почему, признайтесь, старообрядцы да язычники сотрясают всю губернию? Почему, я Вас спрашиваю?..
Руновский вскочил и заходил по зале. Высокий, худощавый, казалось, вот-вот бросится на жертву коршуном. За ним, выпучив свои желтые глаза, со страхом наблюдала собачонка.
- Напрасно Вы обвиняете меня, Андрей Максимович, - тихо произнес Вениамин.
- А с кого же спросить тогда? Для чего столько церквей да монастырей держите, если Вам Кузьма Алексеев не под силу?!
Хлопнул дверью и вышел вон. Было слышно на улице, как он громко и сердито крикнул на кучера.
- Цок-цок! - простучали по каменной мостовой копыта рысаков.
- Господи! Господи! - перекрестился Вениамин. Его всего трясло. В чем его вина, если в России нет крепкой духовной власти?
Тут в залу вошел Никанор, иерей, который еще днем вернулся из Петербурга, и принялся рассказывать про тамошнюю жизнь. Вениамин слушал-слушал его и не сдержался:
- Куракин все не насытится! Двадцать соболиных шкур ему не хватило, нас бранит, видишь ли. Нижегородские духовники лодыри? Эх, бесстыжая рожа!
- Владыка, про это лучше помолчать, не лезьте на рожон, - тихо произнес Никанор.
- Зря согласился я взять епархию. Вместо меня лютого пастыря ставить надо, который рты бы поганые кулаками закрывал. А тут что ни день - предательство. В городе Керженец старообрядцы головы свои подняли, в Терюшевнской волости - язычники проклятые! Каждый раб презренный свои молитвы возносит, своего Бога имеет. Куда мир катиться, а?..
- Так-то оно так, владыка, да Алексей Борисович Куракин думает и считает по-другому. Его слово - закон. Против него монашескую бороду не выставишь.
- А как в Петербурге-то поживает друг мой по Арзамасу? - устало вздохнув, перевел разговор на другое архиерей. - Мои подарки ему передал?
Никанор, кашляя, стал рассказывать, как ездил в Александро-Невскую лавру.
- А что с Серафимом может случиться - живет себе, поживает, - принялся рассказывать Никанор. - Как и все великие духовники - с думою о завтрашнем дне. Сам важен, одежда его каменьями да бисером вышита. Соборный боярин! - Перекрестившись на ближайшую настенную икону, продолжил: - Ах, владыка, в российской столице такие порядки установились - волосы встают дыбом. Подумать только: княгини со своими любовниками в святом соборе стоят рука об руку.
- Кто тебе это сказал? - в кривой усмешке сложил свои тонкие губы Вениамин.
- Так сам же Серафим, настоятель лавры. Да и государь, говорит, меняет каждый день своих любовниц. Князь Куракин, вона уже какой престарелый, и он себе красавицу цапнул. Звать Доротеей. В дочки ему годится. Такие чины высокие, а первые грешники. Не в души, а в чужой карман все стараются смотреть. Отдал я им Вашу жалобу насчет язычников непослушных - в глаза мои смотрели ожидая подачки. Вот так!
Что в Синоде за каждую подписанную бумажку брали деньгами, про это Вениамин знал. А вот что Куракин снова женился - про это услышал впервые. Срам! На месте Патриарха бесстыжий князь-бабник? Кто только в дела Русской православной церкви нос не сует! Вон Аракчеев, военный министр, в солдатские казармы попов сам назначает. Эко, преподобный нашелся!