- Ну, как? - быстро спросил Рыхетский.
- Хорошо. Уже начали.
Мужчины вошли в рыхту. Гонец рассказывал:
- Немцы около Теплице и в Броумовской округе уже начали, повели крестьян шоновский и рупрехтицкий старосты. В Детршиховице сожгли панскую усадьбу, и в этой суматохе - до сих пор неизвестно, как это случилось, - загорелась шоновская церковь и сгорела дотла вместе с приходским домом.
Рыхетский сердито махнул рукой.
- Господи, о чем они думают? Это плохое начало! Гонец продолжал:
- У нас в Полицкой округе все началось сегодня. Окружили монастырь, паны чиновники не смогли убежать. Достал с толпой проник в канцелярию и настаивал, чтобы ему выдали утаенный патент. Он вскочил на стол и, ругая чиновников, требовал свободы для народа. Они отказывались и сопротивлялись. Тогда Достал вышел на балкон и обратился к людям. Поднялся грозный шум, крик, сутолока, народ был взбудоражен, угрожал и собирался уже ворваться в монастырь. Испуганные чиновники составили обязательство, подписали волю и отмену барщины.
- Слава богу!
- Теперь и вы должны начинать, и сегодня же.
- С божьей помощью!
Между тем в Ртыни стало известно о прибытии гонца от полицких. Рыхта наполнилась крестьянами. Веселыми криками они встретили радостные вести.
- Теперь, с именем божьим, вперед!
- На панов!
- В Наход, на замок!
Рыхетский тут же послал верхового в П. Там дожидался Иржик, который должен был начать выступление. Посланный вскоре исчез в сумерках.
День угасал, темнело. В Ртыни было необычайно оживленно, люди бегали из дома в дом, на дороге, возбужденно разговаривая, толпился народ. Собиралась молодежь, вооруженная огромными дубинами и топорами. Вдруг все сразу умолкли: ударил колокол. Но то был не церковный звон. Все посмотрели на деревянную колокольню, возвышавшуюся на холме. Тревожно гудел большой колокол, ему вторили колокола поменьше, и звуки набата разносились по долине. В открытых окнах колокольни вспыхнуло пламя смоляных факелов. В их свете можно было различить фигуру Рыхетского. Народ, толпившийся внизу, кричал, и гул голосов летел из дома в дом. В небе зажглись звезды. За деревней, в темном поле, Рыхетский увидел мелькавшие огни.
- Это на Чертовом холме, - сказал один из крестьян, стоявших на колокольне.
Чертов холм находится между Ртынью и Батневице. Он стоит одиноко среди поля, как продолговатая могила с плоской вершиной. В народе говорят, что этот холм бросил здесь разгневанный черт, - отсюда холм и получил свое название.
- Это батневицкие! Они услышали и увидели наши сигналы. Скоро будут здесь.
Не прошло и минуты, как из соседней Батневице прискакал гонец; он остановился у рыхты. Заметив его, Рыхетский спустился с колокольни.
- Мы увидели ваш сигнал, - доложил гонец. - Повремените, пока мы придем, мы дожидаемся святоневских.
- У вас все пойдут? - спросил Рыхетский.
- Многие не хотят, но мы их заставим.
Наступила ночь, цо в раскинувшейся деревне Ртыни было шумно. Беспокойные толпы ждали только сигнала и прихода святоневских крестьян.
Вечером того же дня из корчмы в деревне П. раздавался необычайный шум. Здесь в небольшой темной комнате собралось много народу. Сквозь густой дым, наполнивший комнату, еле пробивался свет лампочки, слабо освещавший лица гостей. Люди громко разговаривали, пили пиво и курили короткие трубки. У многих пиво уже успело затуманить голову. Все толковали о золотом патенте, утаенном господами, и о своей тяжелой жизни.
Порой то тут, то там в уголке раздавалось пение, которое быстро тонуло в общем шуме. Иржик переходил от группы к группе и что-то говорил. Люди, правда, удивлялись такому внезапному выздоровлению, но догадывались о его причине.
Стоя посреди избы, Скалак высмеивал трусость крестьян:
- Всякий щелкопер его притесняет, сажает в холодную, сечет розгами, а он, выйдя оттуда, целует ручку милостивому пану. И только, покинув замок, погрозит ему с холма, да и то держа кулак в кармане.
Многие смеялись, а некоторые, не выдержав, стучали кулаком по столу.
- Мы еще посмотрим! - восклицали они.
- А я и другое слышал, - продолжал СкалакГ - молятся многие за милостивых господ, благодарят, что барщину сократили.
- Но патент! - крикнул кто-то.
- В замке под замком! - ответил Еник.
Тут Иржик ударил по струнам, и все замолкли.
Велел забрить меня в солдаты Наш находский светлейший пан, Вот в рекруты забрали, Веревками связали И сторожей в придачу дали.
Звон струн стал утихать. Старый крестьянин, молча сидевший в углу, поднял голову и внимательно прислушался. По морщинистому лицу старика было видно, что песня взволновала его.
Вновь зазвучали цимбалы, и вновь запел Иржик:
Неделю лишь назад
Не чаял быть солдатом.
Поймали, и связали,
И пикнуть мне не дали.
Схватили меня силой,
Была в то время ночь,
И, сколько я ни плачу,
Мне некому помочь.
Опершись о ладонь морщинистым лбом, старик крестьянин зарыдал:
- О мой Еничек! Еничек!
- Бедняга, у него взяли единственного сына. Теперь он с ним не увидится двадцать лет.
- Мой Еничек! - кричал старик. Песня разбередила его старую рану.
Дорогой мой батюшка,
Я тебя прошу:
Выкупи из рекрутов
Сына своего,
Сына своего,
Дитятко твое,
Неужто ты меня из рекрутов
Не выкупишь?
Старик поднял голову, его мутные глаза были полны слез.
- Выкупил бы, выкупил бы! - повторял он. - Но самому есть нечего.
- Все это ему подстроил плговский эконом.
- Много наших на его совести.
- Дольский бы тоже стал нам подпевать, да томится в тюрьме.
- И этого плговский засадил туда.
Цимбалы звучали громче. Никто и не заметил, как один из местных крестьян и двое из соседней деревни встали и вышли. Все слушали пение Иржика и сочувствовали горю старого отца. Но вот умолкла печальная, жалобная песня, и цимбалы зазвучали по-новому.
- Мужик, не дай себя терзать,
Не дай семь шкур с себя спускать,
Отбери ты косу, цеп возьми,
Всех панских прихвостней гони!
- запел сильным голосом Иржик, а Еник ему вторил:
- Мужик, не дай себя терзать.
Песня воодушевила крестьян, они подхватили ее и запели так громко и с таким восторгом, что затряслись деревянные стены избы.
Старый, изможденный крестьянин молча встал посредине комнаты. Его впалые глаза горели гневом. Старик протянул худые руки, указывая в сторону Плговского поместья. Тряхнув седовласой головой, он закричал взволнованным голосом:
- Долой панских прихвостней! Долой!
Мгновенно все смолкло. Снаружи раздался тревожный звон колокола.
- Сигнал! - воскликнули все в один голос.
- Идем на панских прихвостней! - вскричал Еник, а за ним и несчастный отец.
- За золотым патентом!
- За волей! - поддержал Иржик.
Набат гудел, шумели, сбегаясь, крестьяне. За окнами мелькнула тень, в сенях забренчала сабля, и в комнату вошел высокий человек в белом плаще.
- Салакварда! - пронеслось по избе, и все окружили Балтазара Уждяна.
- Идем на мучителей! - закричал он. - Достаточно мы настрадались.
- Идем на панов! На панов!
Перед корчмой остановился второй всадник. Соскочив с коня, он вбежал в комнату и, увидев Иржика, доложил ему:
- Рыхетский передает тебе, что в Полицкой округе сегодня началось восстание. Народ окружил монастырь и получил от господ обязательство отменить барщину.
- Барщина уничтожена! Дали обязательство!
- Пойдем и мы за ним!
- В замок, за патентом!
- В замок потом, сперва в Плговскую усадьбу! - кричал старый крестьянин.
- Нагрянем туда, - поддержал его Иржик. - Плговский больше всех нас мучил! Вперед, за мной, друзья!
Все с шумом повалили из корчмы. Балтазар, вскочив на коня, поскакал на площадь, крестьяне бросились за ним. Со всех сторон сбегались любопытные и испуганные люди, некоторые были с дубинами. Иржик, Еник, их помощники и староста созывали людей, выстраивали их, посылая за теми, кто не явился. Слышался детский плач, просьбы и ругань женщин. Когда наконец построились, был дан сигнал к выступлению. С пением и громкими криками возбужденная толпа вышла из деревни. Во главе колонны верхом на коне ехал Балтазар Уждян. Красное пламя факелов озаряло старого драгуна, Иржика, Еника и старого крестьянина, которые шли рядом с ним. Разлившийся людской поток устремился по занесенной снегом дороге к Плговскому поместью.
В это время из Полице через Тронов к Находу ехал всадник - гонец находского пана. Подъезжая к деревне П., он услышал крики, шум и колокольный звон. Всадник понял, что и здесь началось восстание; то охватил страх. Повернув коня, он пустился полевой дорогою, решив сделать большой крюк, но во что бы то ни стало добраться до Находского замка. Конь увязал в сугробах, и напрасно понукал его всадник, - лишь глубокой ночью он достиг ворот замка. Дрожа от холода, гонец вошел к управляющему. Услышав страшные вести, тот побледнел. Придя в себя, он поспешил с известием к князю, который уже лег спать.
Иосифа Пикколомини охватил страх. Его отъезд был назначен на следующий день, но кареты давно стояли наготове во дворе.
- Скорей отсюда, скорей! - приказал князь.
В замке поднялась суматоха. Горничные княгини плакали с перепугу, дрожали. Знатные дамы отдавали бестолковые приказания, которые так же бестолково исполнялись.
- Почему же не пришли войска? Что случилось? - в страхе твердил управляющий, бегая по комнате.