Затем разговор между королем и кардиналом продолжался недолго; скоро кардинал ушел. Король подозвал к себе юного принца калабрийского Фердинанда, который почтительно приблизился к королю.
- Мой дорогой Фердинанд, - нежно обратился к нему Альфонс, - живи и учись. Все это прекрасное, Богом благословенное королевство предназначается тебе; сегодняшние переговоры устранили последнее щекотливое обстоятельство, которое могло бы воспрепятствовать этому.
Принц Фердинанд поцеловал руку короля.
- Принцу есть у кого учиться, - заметил почтенный Гихар; - под вашим руководством дон Альфонс, при тех возвышенных примерах, которые принц будет перед собою видеть, он будет достойным приемником.
- Благодарю, дорогой друг, за добрые предсказания; я думаю, что и почтенный дядя Гихар не откажется напутствовать молодого принца; уж он наверное научит его быть преданным другом.
При этих словах король протянул Гихару руку, тот крепко ее пожал.
- Король, может ли кто-то чувствовать к вам иное! - У Гихара при этих словах на глазах блеснули слезы.
- А, Инеса! Милая и добрая Инеса! - нежно обратился король к подходившей молодой девушке. Та почтительно поклонилась ему и прижалась к Гихару, который привлек ее к себе. - Я завидую, Гихар, что у тебя такая дочь.
- А я вам, король, что у вас такая крестница.
- Что же, милая крестница, вы сегодня ко мне так неласковы? - обратился король к Инесе.
- Это вы, ваше величество, совсем меня забыли в последнее время. Победа над Кальдорой совсем вам голову вскружила, - шутливо сказала Инеса.
Король рассмеялся.
- О, женщины, женщины! Они только сами хотят кружить головы и им досадно, если что-то другое вскружит голову мужчине. Ну, прости меня; вперед, если я и Сфорцу поражу, то все-таки тебя не забуду.
Король нежно поцеловал красивую головку Инесы. Затем Альфонс взял за руку Гихара, отвел его в сторону и, глубоко вздохнув, сказал:
- Ах, Гихар, она так похожа на мою Маргариту, я без волнения не могу смотреть на нее, перед моими глазами встает прекрасный образ твоей сестры. - Король понизил голос. - Перед целым светом теперь принц Фердинанд законный сын мой и твоей незабвенной сестры и будущий король Неаполя; последний долг драгоценной фамилии Гихар заплачен.
- Простите, простите… - шептал взволнованный дон Гихар, - но, ваше величество, я ведь представитель и хранитель чести фамилии…
- Я за это тебя глубоко уважаю, мой старый и добрый друг.
В это время вошел паж и доложил:
- Синьор Джиованни Антонио Орсини, герцог тарентский, возвратился в Неаполь и просит принять его.
- А, Орсини! Конечно проси…
Паж вышел, а вслед за ним поспешно вошел Орсини.
- Герцог, что за церемонии! - Король бросился обнимать его. - Вы знаете, что я всегда вас рад видеть.
- Благодарю вас, ваше величество, за лестный упрек, но я думал, что вы заняты. Мне сказали, что вы покончили с кардиналом и завтра официально будет подписан договор с его святейшеством.
- Все это так! Садитесь, дорогой герцог, рассказывайте, что видели, что слышали.
Между тем герцог обходил всех и здоровался.
- Я бы, может быть, ваше величество, не спешил так и не требовал бы доложить вам скорее о себе, если бы не имел кое-что, вас интересующее. Если, у вашего величества, есть время, я подробно расскажу.
- Весь к вашим услугам, герцог.
При этом все приблизились к герцогу слушать его рассказ.
- Когда я окончил свои дела в Анконе и передал все, что ваше величество поручили мне передать наместнику Франческо Сфорца, то стал расспрашивать, нет ли в гавани судна, отходящего на юг. Мне сказали, что с часу на час ждут венецианскую галеру, которая держит курс на Бриндизи, и что с тех пор, как Франческо Сфорца нанялся к венецианской республике, сообщения с Венецией и югом постоянные. Я жду, и скоро, действительно, прибыла очень хорошенькая венецианская галера, бросившая якорь у Анконы. Я поспешил туда и мы двинулись на юг. Стоял прекрасный вечер; пассажиры были все на палубе и за бокалом вина разговорились. Между пассажирами был какой-то генуэзец громадного роста и по-видимому очень богатый. Он-то и сообщал животрепещущие новости с Балканского полуострова. Около Моравы турки разбиты Гуниадом наголову…
Всеобщий взрыв восторга прервал рассказ Орсини.
Своею победою Гуниад обязан измене туркам Искандер-бека.
Новые возгласы остановили Орсини, причем многие выражали недоверие.
- Нет, синьоры, все это правда, и в доказательство привожу вам то обстоятельство, что Албания под предводительством Искандер-бека восстала. Кроя занята Искандером, это мы уже узнали, прибыв в Бриндизи, где толпа албанцев теснилась на берегу и гурьбой переправлялась на албанский берег. Они нам рассказывали, что Моисей Галенто и другие албанские князья признали Искандера законным владетелем Албании и повсюду вытеснили турок. Крою же Искандер взял без боя, хитростью, предъявив распоряжение султана о сдаче ему крепости; оказалось, что распоряжение было написано под диктовку Искандера секретарем султана, которому к груди приставили кинжал.
Отовсюду слышался одобрительный шепот. Имя Искандера переходило из уст в уста; делали всевозможные предположения об исходе борьбы.
- Но это не все, - продолжал Орсини, - во время разговора на палубе галеры стали расспрашивать меня о том, что делается в Неаполе. Я говорил о вашей победе, ваше величество, говорил при этом, что король Рене отказался от своих прав не вследствие недостатка мужества, а вследствие того, что не желает подвергать страну разорению кондотьерами, не будучи в состоянии своевременно удовлетворять их жалованьем, и о том, что ваше величество не хочет уступать ему в великодушии и тоже распускаете кондотьеров, но только пока не получит из Арагона денег, не может этого исполнить, и что это крайне вас беспокоит. Но такую большую сумму денег нелегко достать. Тогда у меня стали спрашивать, почему король не обратился к Генуе, я ответил, что король с генуэзской республикой в дурных отношениях и не хочет получить отказ. Тогда, представьте себе, ваше величество, ехавший купец, о котором я уже упоминал, обратился ко мне с такими словами: "когда вы приедете в Неаполь, король получит всю требуемую сумму, денег, только вы скажите, сколько требуется".
Все напряженно слушали.
- Я засмеялся, - продолжал Орсини, - когда вы услышите, сколько нужно, то откажетесь от вашего предложения. "Нисколько, возразил он, я спрашиваю только для того, чтобы знать, сколько нужно доставить; как сам король, так и его благородные побуждения вполне заслуживают, чтобы все было сделано для удовлетворения его желания". Я ему сказал, сто тысяч дукатов. "Хорошо, король все это получит", - ответил он совершенно спокойно.
- Однако, до сих пор ничего не получал, - насмешливо заметил король.
В зале между тем стемнело, зажигали огни.
Вошел паж с докладом.
- Ваше величество, молодой человек, по-видимому византиец, просит доложить о себе.
Все переглянулись.
- Волшебство, - произнес король. - Вели войти.
Все общество с напряженным вниманием смотрело на дверь; скоро в дверях показалась стройная фигура молодого человека. Длинная одежда ниспадала до самого пола. Молодые прекрасные черты дышали скромностью и спокойствием. Он почтительно остановился у порога и слегка поклонился.
Взор всех остановился на нем. В зале пронесся шепот.
- Это Адонис! - шепнули некоторые дамы.
- Какой красавец! - вырвалось у других.
- Синьор, - обратился к нему король, - прошу вас подойдите ближе.
Молодой человек приблизился.
- Ваше величество, - обратился он к королю, - вы временно нуждаетесь в деньгах; к вашим услугам необходимая сумма; вашего слова вполне достаточно; никаких обязательств не надо; проценты, ваше величество, можете назначить сами.
- Благодарю вас, синьор. Ваше доверие меня трогает. Желал бы я знать, вы лично мой кредитор или же кем-нибудь отправлены для доставления мне денег?
- Я лично, ваше величество.
- Еще желал бы знать ваше имя.
- Максим Дука.
- Стало быть византиец, и при этом из знатнейшей фамилии, в вашем роду были императоры.
- Все это верно, ваше величество.
- Садитесь, синьор, будьте моим гостем; позвольте вас познакомить с моими друзьями.
- Вы, синьор, живете в Италии или на родине? - полюбопытствовал герцог Орсини, который строил всевозможные догадки относительно связи молодого человека с генуэзцем; сходство в наружности было очевидно, но тот - генуэзский купец, а этот греческий аристократ.
- Птицы находят себе убежище, синьор, - отвечал ему Максим Дука, - а у византийца его нет; только слепые еще могут обольщаться надеждою, что Константинополь не погибнет. У нас отечества нет, мы его ищем в республике наук и в ней чувствуем себя гражданами.
- Самое сильное государство, - заметил король.
- И не имеющее нужды, чтобы его защищали кондотьеры.
- Кондотьеры в нем ничем не поживятся, хотя в нашей республике сокровища неистощимые, - прибавил Дука.
- Вы, синьор, вероятно знаете достоуважаемого кардинала Виссариона? - спросил Орсини у молодого человека.
- Знаю, глубоко уважаю и сострадаю его слепоте. Он один из тех, которые не падают духом и живут надеждою спасти несчастную родину.
- Однако, синьор, - раздался мелодичный голос донны Инесы, - отчаянье в устах такого молодого гражданина едва ли выше бодрости духа почтенного Виссариона.