- Савва Тимофеич! Полно вам! - повернулась она к Морозову. - Мне нет до Мейерхольда никакого дела. Ну, посудите сами. У Севы лицо топором, голос скрипучий. Да и ему, говоря честно, до меня тоже дела никакого. А записка со стишком - для него просто, как сорванный цветок для проходившей мимо женщины. Не более. Ну же, Савва Тимофеевич! Хватит дуться! - провела она пальцами по лацкану его пиджака. - Кстати, - услышала возбужденные голоса поклонников за дверью гримерной, - завтра у меня нет спектакля. Приходите вечером, как обычно. Непременно приходите!
Савва благодарно поцеловал ей руку, и Андреева с царственным видом опустилась в кресло лицом к двери.
В гримерную постучали и через мгновение комната заполнилась гурьбой восторженных почитателей. Морозов отошел к стене.
Мария Федоровна вскинула руку в знак прощания и растворилась среди цветов и восторгов.
Домой Савва пошел пешком. Чувствовал себя счастливым. "Богиня! Просто богиня!" - повторял он мысленно вновь и вновь, все еще не веря, что такая женщина - красивая, утонченная, талантливая, окруженная толпой восторженных поклонников, любого из которых могла поманить одним движением изящного пальчика, выбрала именно его. Понимал, что с каждым днем, с каждой новой встречей все более попадает под ее колдовское, манящее обаяние, растворяется в темных глазах, сходит с ума от случайного легкого соприкосновения, но ничего с собой поделать не мог, да и не хотел. Рядом с Марией Федоровной он вновь открыл в себе способность любить.
"Коготок увяз - всей птичке пропасть!" - выскочила из подсознания несвоевременная мыслишка.
"Ради такой женщины и птички не жаль! - отмахнулся Савва. - А истинная любовь - всегда жертва".
- Савва Тимофеевич! Приветствую вас! - из поравнявшегося с ним экипажа выглянула развеселая кудрявая голова.
"Федька Данилин, - узнал Савва. - С большим азартом проматывает свалившееся на него наследство".
- Чегой-то вы пешком разгуливаете, Савва Тимофеевич? - Гуляка вылез на подножку экипажа. - А где же ваш знаменитый автомобиль? Неужто сломался? - заливисто расхохотался он. - И то - лучше лошадок ничего нет! Может подвезти? Еду, гляжу, бредете, голову повесили, будто потеряли чего…
- Езжай, езжай! - отмахнулся Савва.
"Нет. Не потерял. Скорее - нашел. Конечно - нашел!" - улыбнулся он собственным мыслям.
* * *
Зима на переломе веков выдалась снежная, вьюжная. Сугробы, обрамлявшие московские тротуары, с каждым днем поднимались все выше. Дворники до изнеможения расчищали дороги, будто соревнуясь с ней - кто кого. Вскоре на помощь дворникам пришло весеннее солнышко, прогревшее промерзшую Москву и оживившее веселые ручьи, которые наперегонки побежали вдоль домов и улиц, вызывая бурный восторг детворы.
Зимы в этом году Савва почти не заметил…
* * *
Вернувшийся из Берлина Морозов сидел в кресле в уютном кабинете Марии Федоровны и с удовольствием слушал рассказ о поездке театра в Ялту, чтобы показать Чехову "Чайку" и "Дядю Ваню". Радостно-возбужденная Мария Федоровна расхаживала из угла в угол, и оттого Савве то и дело приходилось поворачивать голову вслед. Делал он это с удовольствием. Андреева была хороша - в светло-бежевом, домашнем платье из мягкой шерсти, со слегка растрепавшимися волосами и румянцем на лице, выглядела как молоденькая девушка.
- Вышло так, что в Ялте сейчас Бунин, Куприн, Скиталец, Мамин-Сибиряк, - старательно перечислила она известные Савве имена. - Мы все собирались вечерами у Антона Павловича, который оказывал нам самый радушный прием и, кажется, был очень доволен. А уж эти писатели, Савва, такой необычный народ! Каждый из них считает, что именно он велик, а остальные - так… - небрежно махнула она рукой. - Кстати, познакомились с Максимом Горьким, - Мария Федоровна загадочно улыбнулась. - Знаешь, Савва, так интересно, когда вначале знакомишься с произведениями, а потом с их автором. - Она снова улыбнулась своим мыслям. - Право же, очень интересно! Ведь страшно разочароваться, каждый из нас рисует свой образ писателя. Но здесь - никакого разочарования! Горький сразу приковал к себе всеобщее внимание. Представь, Савва, - высокие сапоги, разлетайка, длинные прямые волосы, грубые черты лица, рыжие усы. И, ужас-то какой! - все время чертыхается. Но все это так мило! Нет, Савва, ты только представь.
Морозов слушал с полуулыбкой, не перебивая. Давно ее не слышал…
- Двигается он легко и плавно, - продолжила Андреева, - несмотря на рост, но все время руками размахивает, - перейдя на широкий шаг, забавно изобразила, как размахивает руками Горький.
Савва одобрительно рассмеялся и полез в карман за портсигаром.
- И вот об одном вечере хочу тебе сказать, когда все писатели у Антона Павловича собрались, - Мария Федоровна приостановилась. - Да интересно ли тебе?
- И то, разве не заметно? Продолжай, продолжай, Маша, - улыбнулся Морозов, любуясь хозяйкой.
- Чехов на диване сидел, поджав ноги, и с улыбкой внимательно слушал. - Она протянула Савве пепельницу. - Прямо как ты сейчас. Горький всех убеждал, что, нет, ты только послушай! - потребовала она, заметив, что Савва опустил глаза, прикуривая. - Что "Толстой и Достоевский принесли великий вред русскому народу, стараясь пресечь, остановить и удержать историю его развития". Каково? Все его, конечно, слушали и молчали, а когда он ушел, стали возмущаться и кричать: "Какое нахальство Как он смеет! Самоучка!" Но, это, Савва, только, когда он ушел. Даже Чехов нахмурился: "Что же вы это все ему самому не сказали?" Вот такой народ писатели.
Андреева накрутила на палец локон, мимоходом скользнула взглядом по своему отражению в зеркале, и вдруг весело спросила:
- А не хотите ли, Савва Тимофеевич, пельменей отведать?
- Не откажусь. При условии, что вы, Мария Федоровна, мне компанию составите.
- Составлю, Савва Тимофеевич, составлю Пойдемте же! - Андреева распахнула дверь в столовую и направилась туда легкой, пружинистой походкой.
"Разве что не подпрыгивает Маша, как девчонка!" - отметил про себя Морозов.
Устроились за круглым столом, уже накрытым к обеду, на котором стараниями прислуги появилось глубокое блюдо с дымящимися пельменями, посыпанными мелко нарубленной зеленью и чесноком.
Андреева наклонилась к блюду и, прикрыв глаза от удовольствия, втянула аромат.
- Голодная, похоже? - Савва застелил колени салфеткой.
- Страсть как голодна! - весело кивнула Мария Федоровна, подставляя тарелку прислуге.
- То-то я гляжу, как про пельмени заговорила, так глаза заблестели ярче, чем когда про Горького рассказывала, - с усмешкой заметил он и проткнул вилкой пельмень. Тонкое тесто растаяло во рту, уступив место сочному комочку мяса.
- Отменно - похвалил Савва и принялся неспешно опустошать тарелку. - Очень у вас, Мария Федоровна, повар хорош. Мясо какое сочное! Телятинка?
- Телятинка. А к ней вдобавок - свинина, курятина, да булка елисеевская, - пояснила Андреева, демонстрируя неожиданную осведомленность в делах повара. - А повар действительно отменный! Умный, красивый, талантливый, - задумалась, какие бы еще достоинства назвать, но решила подвести итог. - Страсть как мне нравится! - хитро взглянула на Савву, который недоуменно поднял брови и замер с вилкой в руке. - Марией Федоровной зовут - небрежно сказала она и звонко рассмеялась.
- Неужто сама делала? - изумился Морозов. - Ну, мастерица Вот уж удивила!
- Да я-то что, - промокнула она губы салфеткой, бросила на стол и перешла на диван, указав Савве рукой на зеленое бархатное кресло напротив. Это ты, Савва, мастер на всяческие неожиданности.
Савва благодарно улыбнулся и бросил взгляд на каминные часы.
- Торопишься куда? - перехватила Мария Федоровна его взгляд.
- Маша, голубушка, как ни прискорбно, но мне идти пора. Встреча важная с князем Голицыным. Необычный, кстати, он человек. Пятнадцать лет изо дня в день запирается вечерами в кабинете и ведет дневник, пишет о делах общественных и семейных. Для потомков, коим наше беспокойное время может показаться интересным. И жена у него - чудесной души женщина. - Морозов снова покосился на часы. - Ну, все, не обессудь, идти мне надобно!
- Иди, иди, Савва, не переживай. У меня тоже кое-какие дела имеются.
Морозов, поцеловал Марии Федоровне руку, но, пройдя через комнату, остановился в дверях.
- Хотя, знаешь, уходить мне прямо скажем, не хочется. Уж больно повар у тебя хорош.
- А плохого повара какой резон держать! - рассмеялась Андреева.
Как только за гостем закрылась дверь, Мария Федоровна, мгновенно став серьезной, поднялась с дивана, подошла к телефону и назвала телефонистке номер.
- Дядя Миша? Я через час буду. Задержалась немного. Сами знаете - дела…