В центре повести капиталист Савва Морозов, актриса Мария Андреева и писатель Максим Горький - фигуры титанические. Столь же могучи их таланты, страсть и предательство. Бурный поток чувств, неожиданные, порой шокирующие ракурсы известных событий, виртуозно написанные диалоги - все это делает "Дичь для товарищей по охоте" не только явлением современной русской литературы, но и данью светлой памяти Саввы Тимофеевича Морозова, именем которого в России не названы ни один театр, ни один музей, ни одна улица, ни один переулок…
Содержание:
Предисловие автора 1
Эпилог 52
Комментарии автора 52
Дичь для товарищей по охоте
Наталия Вико
Предисловие автора
Савва Морозов ворвался в мою жизнь стремительно, как и полагается человеку с его характером…
- Темой вашей диссертации, Натали, будет… - мой научный руководитель, проректор по науке Московского государственного историко-архивного института, харизматичный профессор Николай Петрович Ерошкин задумчиво обвел взглядом висевшие на стенах кабинета портреты классиков марксизма-ленинизма…
Стараясь скрыть волнение - выбор научного пути, как минимум, на ближайшие три года - дело нешуточное, я посмотрела вслед за ним, но, натолкнувшись на безразличный ко всему, кроме экономической теории коммунизма, взгляд Карла Маркса, отвела глаза.
- Давайте-ка возьмем московское городское самоуправление, - продолжил профессор, хитро улыбнувшись сначала Марксу, а потом мне. - Знаете ли, Москва купеческая… Такая тема! Вы же у нас дореволюционник. Вот вам и карты в руки. Три года аспирантуры… - по его лицу скользнула улыбка, - еще будете вспоминать это время, как самое счастливое…
"Что ж, - усмехнулась я, уже выходя из кабинета, - Карл Маркс подсказал неплохой выбор".
- Кстати, Натали, - услышала я вслед и обернулась, - среди гласных городской Думы был один человек… Хотел бы, чтобы вы с ним познакомились поближе. Кажется мне, из вашей встречи может получиться отличный… роман…
Важно поправив очки с простыми стеклами - необходимый атрибут аспирантки в двадцать один год - я попыталась уточнить фамилию будущего героя своего романа.
- А вот этого я вам не скажу, - расплылся в улыбке Николай Петрович. - История, голубушка, - штука тонкая. Надо, чтобы он сам вас заметил. Только тогда и сложится…
Три последующих, и вправду, счастливых года я прожила в Москве начала двадцатого века, куда была перенесена машиной времени под названием историческое исследование.
Исторические источники и литература… За этими словами скрывались не только сухие отчеты и протоколы заседаний городской Думы, газетные статьи и мемуары, но письма и дневники, с пожелтевших страниц которых выплескивались чувства, мысли, переживания и страсти, бушевавшие в сердцах людей, имена которых мы помним до сих пор: А. Бахрушин, С. Мамонтов, В. Пржевальский, Н. Гучков, С. Морозов, В.Голицын. Изучая их непростые судьбы, я всякий раз буквально спотыкалась о нестыковки и разночтения, связанные с жизнью одного из них - Саввы Тимофеевича Морозова, который с хитрым прищуром смотрел на меня с фотографии…
Через три года диссертация была защищена, но тема Саввы Морозова не отпускала. Осталось много вопросов, ответы на которые тогда так и не были найдены. Они касались не только самого С.Морозова, но и многих окружавших его людей.
Например, как могла мать Саввы - Мария Федоровна, давшая прекрасное образование детям, по утверждению одного из советских писателей, не интересоваться печатным словом, не посещать театры и музеи, не пользоваться электричеством, из боязни простуды не мыться, предпочитая обтираться одеколоном? А как же найденные в архиве фотографии погруженной в чтение Марии Федоровны и электрический светильник рядом? И как же письмо гувернера младших Морозовых, в котором тот упоминал, что во время поездки в Берлин Мария Федоровна настояла на посещении Дрездена, чтобы показать детям знаменитую галерею? Да и сам Савва Морозов рассказывал Исааку Левитану, кстати, несколько лет с разрешения Марии Федоровны прожившему во флигеле ее дома, что именно она привила детям любовь к прекрасному, регулярно посещая с ними Императорский Большой и Малый театры и симфонические концерты в Москве и Петербурге. Возможно, именно тогда в душе Саввы поселилась любовь к театру, благодаря которой Россия имеет ныне жемчужину культуры - Московский художественный театр.
Чем больше я занималась темой, тем больше понимала - история Саввы Морозова - очередная фальсификация советской историографии. Но зачем? Почему даже его внук, в книге "Дед умер молодым" представил Савву как безвольного, мечущегося человека, но в то же время почти революционером и другом Баумана? Зачем вслед за Горьким утверждал, что Савва лично брил бороду попу Гапону 9 января 1905 года, чтобы помочь тому скрыться от царских ищеек? А как же телеграмма Горького от 9 января 1905 года, адресованная Екатерине Пешковой: "Послезавтра, т. е. 11-го, я должен буду съездить в Ригу - опасно больна мой друг Мария Федоровна - перитонит. Это грозит смертью, как телеграфируют доктор и Савва"? Значит, 9 января С.Морозов был в Риге? Об этом же свидетельствует и сама Андреева, утверждая, что в эти январские дни Морозов неотлучно находился у ее постели.
Но самая большая тайна - обстоятельства смерти Саввы Морозова в мае 1905 года в Каннах…
Помню теплый майский день, когда у входа в Историко-архивный институт ждала… Савву Тимофеевича Морозова. Нет, не того Савву, а его внука - писателя, автора книги "Дед умер молодым". О встрече, по моей просьбе, договорился Николай Петрович Ерошкин. Уже около тридцати минут я стояла у входа в институт на Никольской улице, с волнением вглядываясь в лица проходящих мужчин и пытаясь угадать, кто же из них внук Саввы. Наконец, увидела… Широкое лицо с узкими губами, жесткий взгляд удлиненных глаз… Похож… Я смотрела и чувствовала, как негодование, охватившее меня после чтения некоторых страниц его книги, уходит, и на его место приходит радость от присутствия рядом ЕГО внука.
Савва Тимофеевич-младший выглядел усталым и оказался замкнутым и настороженным.
"Наверное, таким и должен быть - наследник экспроприированного многомиллионного состояния, которому позволили выжить", - подумала я тогда.
Мы проговорили менее часа в кабинете Николая Петровича.
"Поймите, - задумчиво глядя куда-то поверх наших голов, сказал гость. - Правда - не всегда привилегия потомков известных людей. Смею ли я, внук Саввы Тимофеевича и Зинаиды Григорьевны, описывать страсть деда к этой актрисе… Андреевой? Могли ли мы, Морозовы, в наше время, говорить о том, что Савва Тимофеевич отказал в помощи большевикам, оставив незадолго до этого Марии Андреевой страховой полис на предъявителя? В 1921 году они расстреляли моего отца, сына Саввы Тимофеевича… Вряд ли после этого кто-то из нас испытывал желание разбираться в причинах смерти деда. Да и вам не советую. Темное дело…" - Он провел ладонью по седым волосам и, поднявшись с места, торжественно закончил:
- А о себе могу сказать коротко. Я - советский писатель! Советский! И в этом - моя правда.
После его ухода я молча достала из портфеля рукопись статьи о Савве Морозове и положила перед Ерошкиным.
- Умница! - прочитав статью, сказал он и откинулся на спинку кресла. - Будете публиковать?
- Конечно! - уверенно заявила я. - Как вы думаете, куда лучше предложить?
- Попробуйте в "Вопросы истории". И не раздумывайте. Несите прямо сегодня…
…Статью в журнале приняли прекрасно. Читали и перечитывали, говорили хорошие слова и, наконец,…
- Вы проделали огромную работу, Наталия Юрьевна, - уважительное обращение по имени и отчеству было приятно, но насторожило. - Но, поймите, невозможно публиковать материал, в котором вы прямо или косвенно обвиняете Красина, Андрееву и Горького в убийстве Морозова. Это же люди из касты неприкасаемых! - редактор одобрительно усмехнулся, заметив, удивление на моем лице, говорившее о том, что я поняла… значение слов.
- Но вы-то хоть понимаете, что все это правда? - именно сейчас нуждаясь в поддержке, спросила я и прищурилась от внезапной рези в глазах.
- Я? - редактор сочувственно посмотрел на меня. - Да… - Он покачал головой. - Впрочем, не грустите. У вас еще вся жизнь впереди. Может, когда-нибудь у вас появится возможность рассказать обо всем. Всем…
…Смеркалось. Я "голосовала" у дороги. Зеленый огонек такси вывел меня из оцепенения.
- Куда едем, девушка? - приоткрыв окно, поинтересовался пожилой водитель.
- На кладбище! - буркнула я и, не дожидаясь согласия, уселась на заднее сиденье.
- Не рановато ли? - посмотрел он в зеркало заднего вида.
- В самый раз, - решительно ответила я…
Когда мы подъехали, Рогожское старообрядческое кладбище уже закрывалось.
- Опоздала, - сообщил сторож у входа.
- Пустите меня… пожалуйста… очень надо… сегодня… - голосом бедной родственницы попросила я. Жалобный голос и изможденный вид сработали.
- К кому идешь?
- К Морозову.
- Савве Тимофеевичу?
- Савве Тимофеевичу.
- Он в это время, - сторож посмотрел на часы, - посетителей не ждет.
- Меня - ждет! - выпалила я. - Точно ждет!
- Хм… - сторож покачал головой и открыл калитку. - Проходи. Только ненадолго. И смотри, коли не ждет! - услышала я уже вслед. - Он мужчина суровый…
Я почти бежала. Справа каркнула ворона. За ней - другая. Недовольно и зловеще.
"Все как и должно быть вечером на кладбище", - почти удовлетворенно отметила я.