Румынское правительство отступило. Потёмкинцев освободили с условием, чтобы они не вмешивались в политические дела Румынии, не нарушали тишины и спокойствия. "Под страхом выдачи России", - гласило правительственное заявление. Кроме того, освобождённые потёмкинцы были отданы под надзор полиции города Плоешти. Это означало, что им запрещено было жительство в других городах. Плоешти - небольшой город. Он не мог предоставить работу такому количеству потёмкинцев. Им и их семьям грозила голодная смерть. Высылать их из страны после скандального ареста, о котором шумела вся прогрессивная Европа, было неудобно. Поэтому румынское правительство поставило потёмкинцев в такие условия, чтобы они добровольно и по собственной инициативе покинули страну. Возможно, что за кулисами действовало царское правительство.
Королевское правительство добилось своего. Загнанные в Плоешти потёмкинцы обратились к правительству с просьбой выдать им бесплатные паспорта и вспомоществование для переезда в другую страну.
Румынское правительство согласилось приобрести для потёмкинцев проездные билеты... до австрийской границы и выдать каждому по 50 франков.
На эти деньги можно было добраться только до Болгарии или Австро-Венгрии. Но болгарский царь Фердинанд выдавал потёмкинцев русскому царю, а в империи Габсбургов свирепствовала тогда безработица.
Среди русских эмигрантских колоний в Женеве, в Париже и других городах начался сбор денег в пользу потёмкинцев. Русские политические эмигранты сами находились тогда в бедственном положении. Но люди отдавали последние гроши, чтобы как-нибудь помочь потёмкинцам.
В Париж, где я тогда проживал, прибыли два высланных из Румынии потёмкинца. Фамилии их точно не помню. Кажется, это были Костенко и Солохин. Я направил их в Лондон с письмом к вдове знаменитого народовольца Кравчинского (Степняка).
Мария Павловна Кравчинская обладала обширными знакомствами среди прогрессивных кругов Лондона. Она энергично взялась за сбор денег в пользу потёмкинцев. В короткое время ей удалось собрать триста фунтов стерлингов. По тому времени это была довольно значительная сумма. На эти деньги удалось выписать в Лондон и отправить в Америку ещё десять потёмкинцев с их семьями. Перед отъездом потёмкинцев лондонские рабочие устроили в их честь митинг, в котором приняли участие около десяти тысяч лондонцев.
Глава VII
Денисенко в Канаде
Денисенко в это время находился в Канаде. Приехал он сюда прямо из Швейцарии. Поселился сначала в Монреале. Здесь его застало письмо из Нью-Йорка.
"Ну чего застрял там? - писал ему Матюшенко. - Приезжай в Нью-Йорк, будем делать революцию".
В Нью-Йорке Денисенко работал вместе с Матюшенко на заводе швейных машин Зингер. Вскоре после отъезда Матюшенко в Париж Денисенко вместе с несколькими потёмкинцами переехал в город Бетлехем. У Денисенко возникла мысль основать потёмкинскую сельскохозяйственную коммуну в Канаде. Товарищи поддержали его. Накопив немного денег, "бетлехемские" потёмкинцы послали двух ходоков в Канаду. Близ Монреаля была ими куплена за пять тысяч долларов ферма в двести акров земли с хорошей постройкой, с лошадьми и сельскохозяйственными машинами. Малую часть денег потёмкинцы уплатили наличными, остальную сумму внёс за них банк. Коммунаров было семь человек (Бородин, Лычёв и др.).
Денисенко тотчас же написал в Румынию, чтобы ехали к нему потёмкинцы. Он уже знал об их плачевном положении и надеялся по приезде потёмкинцев прикупить ещё земли и устроить наконец на прочной основе их жизнь.
Увы, купленная в кредит земля оказалась довольно зыбкой основой. Банк безжалостно требовал уплаты в срок по выданным ссудам. Приходилось залезать в новые долги, уплачивая большие проценты. Началось обычное для малоимущих фермеров хождение по мукам. Долги росли, как снежный ком. Коммунары мужественно боролись. Для пополнения кассы коммуны часть их уходила на заработки в Монреаль. И всё же коммунарам удалось продержаться только год. Банк отобрал землю и инвентарь, а коммунарам пришлось разъехаться в поисках работы.
Денисенко не хотелось возвращаться в США, куда двинулось большинство коммунаров. Вместе с потёмкинцем Бородиным он подался в канадскую провинцию Саскачеван. Он знал, что в сельском хозяйстве там широко применялись машины. А там, где машины, нужны механики. Здесь и осел Денисенко, здесь и пропал его след.
После Октябрьской революции он прислал два письма своим русским друзьям. В одном из них он извещал о гибели Бородина, ноги которого попали в цилиндр молотилки.
В другом письме он писал, что его "корабль" застрял в Канаде. "Но машина ещё сильна, и мы в скором времени будем сниматься с якоря".
Неизвестно, что помешало Денисенко вернуться на родину. Возможно, что он погиб, как и многие другие потёмкинцы.
Глава VIII
Каторга
Всеобщая октябрьская забастовка 1905 года вырвала у царя "манифест 17 октября". Манифест этот провозгласил весьма куцую амнистию для политических заключённых. По манифесту значительному большинству революционных узников суждено было и дальше оставаться в темницах. Царь не дал им свободу, но их освободил народ.
С утра 18 октября к воротам российских тюрем стали стекаться толпы трудящихся. Они требовали освобождения всех политических заключённых. Тюремное начальство перепугалось. Царская полиция всегда терялась, когда народ проявлял свою волю и силу. Без малейшего сопротивления тюремщики выпускали на волю всех политических узников, независимо от того, попали они под манифест или нет.
Так случилось и в Москве. Администрация Бутырской тюрьмы освобождала заключённых по списку, составленному старостами тюрьмы. Освобождённых узников встречали восторженными криками и революционными песнями.
Этот радостный гул донёсся и до камер московской пересыльной тюрьмы. Там находились осуждённые на каторгу матросы-прутовцы. Их привезли сюда накануне. Заключенные не знали об их появлении в тюрьме. Староста политических заключённых не внёс их в свои списки. Администрация не сочла, конечно, нужным напомнить о них.
Матросы с замиранием сердца ждали своего освобождения. Внезапно гул стал стихать. Песни и крики доносились уже издалека. Всё стихло. В тюрьме наступила тишина кладбища. Рухнули надежды.
"О нас забыли", - с горечью думали матросы.
В ноябрьском выпуске 1905 года еженедельника "Право" появилось письмо заключённых прутовцев. Вот текст этого скорбного человеческого документа:
"Записка матросов, заключённых в московской тюрьме:
Товарищи! Мы, нижеподписавшиеся, бывшие матросы, находящиеся в настоящее время в московской центральной пересыльной тюрьме для следования в каторжные работы, слёзно просим вас, товарищи, и свободных граждан обновлённой России о нижеследующем:
Мы почти ежедневно читаем газету "Русское слово"; мы следили с тревожным чувством за теми волнениями русского общества, какие происходили в памятные для всех борцов за свободу дни октября месяца. Мы с радостью в сердце прочитали манифест от 17 октября с. г., дарующий полную свободу гражданам многострадальной нашей матушки-России. Но вместе с тем мы глубоко страдали, видя и слыша то радостное волнение г. Москвы, которое происходило 18 октября перед стенами нашей тюрьмы-могилы, когда товарищи-граждане пришли освободить своих товарищей, попавших в несчастную тюрьму в борьбе за свободу. Мы глубоко страдали, у нас у каждого слёзы на глазах стояли, но принять участие или разделить то радостное волнение, которое охватило всех находившихся около стен тюрьмы при освобождении товарищей, мы не могли. Одна радость в октябрьские дни была у нас, хотя и недолго. Мы думали, что при амнистии несчастным страдальцам за правду не забудут и нас. Но надежды наши не оправдались: не сбылись наши глубокие думы о свободе. ...Описать горе, которое охватило нас, никакими словами, никаким пером невозможно. Все надежды рухнули, как сражённый бурею дуб. Все, все наши мечты, заветные мечты и думы разлетелись, как дым, невозвратно. Спрашивается, где же правда? Где её искать? К кому обратиться за нею? Ответа на это мы всю долгую службу не получали и не получим, думаем, и теперь. Горько писать эти строки, но ещё мучительнее всё это переносить. У нас у всех сердце кровью обливается, руки опустились. Мы люди тёмные и несведущие, не знаем, куда идти, к кому обратиться за помощью. И вот по неизъяснимому влечению мы решили обратиться к вам, товарищи, в надежде на вашу помощь, чтобы на ближайшем митинге вы напомнили о нас, прочитав эту записку, и тем помогли бы нам материально и нравственно.
Вместе с тем мы просим вас, чтобы вы напомнили, что в общем движении революционных партий флот сыграл немаловажную роль: он первым из всех категорий военных поднял открыто знамя восстания. Мы первые с оружием в руках поднялись против существующего деспотизма, хотя и с некоторыми своими требованиями, но сводящимися к одному девизу - свобода. И последствия этих восстаний, мы думаем, вам известны: некоторые наши товарищи расстреляны, многие уже томятся в Сибири; нас тут сидит тридцать пять человек, а сколько ещё впереди жертв из Кронштадта и с "Потёмкина".