Арборе приготовил для Денисенко заграничный паспорт и посоветовал ему немедленно покинуть Румынию.
Нелегко было Денисенко расстаться с боевыми товарищами. Но советом Арборе пренебрегать не приходилось. Денисенко выехал в Цюрих. Денег у него едва хватило на дорогу. Вопрос о работе встал перед ним чуть ли не в день приезда в Швейцарию. Утром следующего дня Денисенко подошёл к воротам какого-то цюрихского завода. По-немецки он не знал ни слова, но он обладал сильными и искусными руками. Они-то выручили Денисенко. Он бесцеремонно отшвырнул табельщика в проходной будке и прошёл на территорию завода. Пока табельщик давал звонки сторожам, Денисенко вошёл уже в один из цехов завода. Оглядевшись, он подошёл к группе станков. У каждого станка стоял рабочий. Денисенко оттолкнул от станков одного за другим четырёх рабочих. Возмущённые рабочие приготовились основательно проучить "неучтивого" пришельца, как вдруг застыли от удивления. Этот с виду неуклюжий великан начал управлять работой четырёх станков. Его руки двигались с непостижимой быстротой и точностью. Он успевал и поворачивать изделие, и снимать стружку, и регулировать ход шпинделей, и устанавливать новое изделие взамен отточенного. Одним словом, Денисенко один исполнял работу нескольких токарей. Вокруг него собралась толпа; все с напряжённым вниманием следили, долго ли выдержит такой темп странный незнакомец. Подошёл мастер. Он взял в руки обточенное изделие, посмотрел сначала на него, потом на Денисенко и, ничего не сказав, ушёл куда-то.
Денисенко было очень неловко перед рабочими, которых он отстранил от станков. "Может быть, они совсем потеряют работу? - думал он. - Ну нет, на такое не согласен; уволят их, и я не останусь".
Вдруг раздались аплодисменты. На одно мгновение Денисенко оторвался от своего дела. Он поднял глаза: аплодировали рабочие, станки которых он отвоевал. Они дружески улыбались. У Денисенко отлегло от сердца. Впоследствии он узнал, что строительство железной дороги через Сен-Готард обеспечило завод заказами на целый год. Завод остро нуждался в рабочих-специалистах.
Снова подошёл мастер, на этот раз не один. За ним важно шествовало начальство во главе с хозяином предприятия. Всем хотелось взглянуть на работу этого чудо-мастера. Нашлись и переводчики: на заводе работали трое русских эмигрантов. Денисенко приняли на работу. Он осмелел, спросил, не может ли выписать из Румынии нескольких своих товарищей. Он не ручается, что они сумеют работать на многих станках, но дело своё они знают. Хозяин согласился, даже приказал выдать аванс на переезд. Денисенко был несказанно обрадован. В первую очередь надо было выручать Дымченко и Кулика. За ними тоже охотились царские агенты. Они являлись ближайшими кандидатами на арест. Труднее всего было устроить на работу Дымченко. Он не знал ни слесарного, ни токарного дела. Денисенко пристроил его своим подсобным. Ему пришлось для этого взять ещё добавочный станок. Было трудно, но он всё же справлялся.
Затем пошли рассказы о жизни потёмкинцев, об аресте Матюшенко в Бухаресте. Нелегко жилось матросам на чужбине. Но потёмкинские комитеты сплачивали черноморцев и помогали им переносить невзгоды и лишения эмигрантской жизни. Потёмкинцев можно было встретить всюду на территории маленькой Румынии. Немало работало их в крупных имениях, где применялись сельскохозяйственные машины. Там нуждались в искусных руках потёмкинских механиков и слесарей. Некоторые из потёмкинцев, женившись на румынских крестьянках, осели на земле. Они выпадали из коллектива. Хозяйственные тяготы малоземельного румынского крестьянства целиком поглотили их.
Работа потёмкинских комитетов сказалась и па моих собеседниках. Выросли люди. Они следили за политической жизнью в России. Мечтали о свиданиях с Лениным. Копили деньги на поездку к нему.
Время далеко перевалило за полдень, когда мы спустились к Цюрихскому озеру. Достали большую лодку. На вёсла сели по-военному, каждый на одно весло. Получилась настоящая восьмёрка. Наша лодка птицей неслась по озеру.
На броненосце Кулик и Дымченко просили Кирилла и меня обучить матросов революционным песням. Мы не могли этого сделать. Мы хорошо знали тексты этих песен, но оба не умели петь. Не знали этих песен даже лучшие матросские певцы. И на корабле, где часто пели хором народные и матросские песни, никогда не раздавались чудесные мелодии, созданные русскими революционерами.
Эти песни потёмкинцы разучили в Бухаресте, в домике Арборе, где собирались русские политические эмигранты.
И теперь, выплыв на широкие просторы озера, друзья бросили вёсла и затянули сперва "Дубинушку", а потом другие революционные песни. Пели дружно и хорошо.
- Научились? - спросил я.
- Многому научились, - вздохнув, ответил Дымченко. - Если бы в ту пору столько знали, не упустили бы "Потёмкина".
Глубокая грусть звучала в его голосе.
Это было первое за всё время нашей встречи воспоминание о "Потёмкине".
Кулик мгновенно перевёл разговор. Видно, до сих пор они тяжело переживали ошибки потёмкинского восстания.
Через два месяца они уехали в Америку. Денисенко с несколькими матросами - в Канаду, а Кулик и Дымченко - в Южную Америку. В Аргентине и пропали следы двух этих героев "Потёмкина". В поисках работы они с группой товарищей шли пешком из одного города в другой. Под вечер на них налетели тучи комаров. Все бросились в, реку. Дымченко почему-то избрал другой путь спасения. Обессилев от голода и не надеясь переплыть реку, он стал собирать хворост для костра. Прежде чем Дымченко успел разжечь его, он был весь искусан комарами. Ослабевший от голода и скитаний организм не сумел справиться с заражением крови. Вернувшиеся за ним поутру товарищи нашли только мёртвое тело у потухшего костра.
Кулик похоронил верного друга, товарища по борьбе и скитаниям. Где-то в степи под знойным небом чужой страны затерялась могила строевого унтер-офицера Дымченко, беззаветно служившего своей родине. Кулик известил об этом потёмкинцев. Вскоре исчез в тех же степях и след самого Кулика, бесстрашного революционера с поэтической душой.
Глава VI
Восстание румынских крестьян
Весною 1907 года по всей Румынии вспыхнули крестьянские восстания.
В движении участвовали сотни тысяч крестьян. Они требовали, чтобы бояре и посредники вернули им отчуж-денные у них земли. Восставшие захватывали имения помещиков, изгоняли посредников, сжигали экономии, уводили скот.
Целый месяц длилась война правительства со своим народом. Это бросало тень на государственный строй страны. Румынские правители решили найти виновников. Проще всего было объявить, что это - зараза, внесённая в страну извне. Тут-то вспомнили о потёмкинцах.
О потёмкинцах вспомнили через несколько недель после того, как восстание было подавлено. В один и тот же день газеты консерваторов и либералов объявили потёмкинцев зачинщиками беспорядков. Очевидно, по этому вопросу договорились лидеры обеих партий. "Мы дали потёмкинцам убежище, - вопили газеты, - а они возмутили всю страну".
Это было вступление к репрессиям против потёмкинцев.
На другой же день было арестовано несколько членов потёмкинских комитетов - Бредихин, Солохин, Савотченко, Овчаров и другие. А дня через два в Кымпин и Плоешти, то есть в города, где жила основная масса потёмкинцев, нагнали войска с артиллерией. В Кымпине при выходе с завода во время обеденного перерыва были схвачены сорок три потёмкинца. Без вещей, даже не дав возможности сообщить об этом своим семьям, их отправили в Плоешти и посадили под замок в тюремные конюшни. Здесь уже находились двадцать три потёмкинца, арестованных в Плоешти. Каждый день прибывали всё новые партии арестованных матросов. Условия заключения были тяжёлыми. В душных и тёмных конюшнях помещалось более ста потёмкинцев. Спать приходилось на истоптанной соломе. Арестованным объявили, что часовым приказано стрелять при малейшем проявлении протеста. Обвинений никаких не предъявляли.
Многие потёмкинцы успели обзавестись семьями в Румынии. Их жёны стали съезжаться в Плоешти. Женщины с ребятами на руках подняли настоящий бунт. Они ходили к прокурору, выстаивали часами на улице возле тюрьмы, собирая вокруг себя толпы народа. Мужественно борясь за освобождение своих мужей, женщины втягивали в борьбу рабочих, студентов и прогрессивную интеллигенцию Румынии. По всей стране начались митинги протеста. "Потёмкинцам грозит высылка в Россию". Эта весть облетела все европейские страны. Из Парижа, из Лондона, из Рима, из Берлина посыпались в адрес румынского правительства требования трудящихся освободить потёмкинцев. В Бурбонском дворце с протестом выступил Жан Жорес, основатель "Юманите" - впоследствии центрального органа Французской коммунистической партии. Каждая фраза этого народного трибуна громовым раскатом носилась над миром.