Партия в те времена лишена была возможности пользоваться телеграфом. Связь между центральными органами и местными комитетами партии шла через почту или посылку курьеров. Центральный Комитет партии не мог поэтому с такой же быстротой производить перегруппировку сил партии, чтобы оказать "Потёмкину" немедленную помощь. При таких обстоятельствах в первые дни восстания всё зависело от дальновидности и революционной решимости севастопольской и одесской организаций.
Известие о восстании "Потёмкина" Севастопольский комитет получил 16 июня, когда эскадра уже вышла в море на усмирение "Потёмкина".
Ведущие деятели "Централки" были разбросаны по кораблям. Вакуленчук был убит. Денисенко находился на "Потёмкине", Денига - на "Георгии Победоносце", Петров и Чёрный - на "Пруте". В Севастополе оставались только Волошинов и Гладков, но они находились на крейсере "Очаков", откуда матросов в эти дни не спускали на берег.
Севастопольский комитет, вместо того чтобы немедленно поднять восстание в Севастополе, решил выждать результатов похода эскадры. Только 18 ноября, когда эскадра вернулась в Севастополь без "Георгия Победоносца", решили начать восстание в экипажах, на кораблях и на батареях крепости. Восстание намечали начать 19 июня. Но было уже поздно.
Начальство успело распустить по домам запасных матросов, всегда недовольных и готовых к решительным действиям. В ночь с 18 на 19 июня были произведены массовые аресты матросов. Почти четверть матросского состава флота очутилась за решёткой. Теперь Севастополь не мог оказать помощь восставшему "Потёмкину".
Не лучше обстояло дело и в Одессе.
"Соединённая комиссия одесских социал-демократических организаций" после посещения "Потёмкина" в первый день его прибытия проявляла полную бездеятельность и ни разу не собиралась. Большевистские партийные работники не могли терпеть такого положения.
Комитет был парализован: часть его членов была арестована, некоторые были больны, всеми делами руководил примиренец Томич. Тогда в действие вступили рядовые работники партии. Их возглавили рабочие Борис и Павел и агитатор Наташа.
16 ноября, как только загремела пушка "Потёмкина", Борис, Павел и Наташа решили, что настал час, когда одесские рабочие должны взять на себя инициативу боевых действий. Они стали разыскивать членов "соединённой комиссии".
17-го утром комиссия наконец собралась. На этот раз благодаря присутствию Наташи, Бориса и Павла закипела острая политическая борьба.
Большевики требовали приступить к немедленным действиям, поднять рабочих, повести их на захват порта, правительственных учреждений и складов оружия.
- Как, - воскликнул представитель меньшевиков, - вы предлагаете начать революцию?! Но это чистейшая авантюра! Революция не делается, а возникает сама по себе в процессе исторического развития. Трезвая оценка политического положения в городе, - продолжал вещать меньшевик, - доказывает, что революционный процесс ещё не созрел. Матросы броненосца в большинстве своём политически несознательны и могут изменить.
- А всеобщая стачка одесского пролетариата? - спорила Наташа. - А трёхдневные уличные бои, а баррикады на Пересыпи и в центре, а революционный броненосец на рейде, разве это не начало революции? От нас зависит помочь её дальнейшему развитию. Мы не можем, не смеем сидеть сложа руки, когда рабочие требуют вести их на штурм царизма, когда за нами пушки "Потёмкина", когда войска одесского гарнизона колеблются. Достаточно одного нашего решительного движения, и город будет в наших руках.
Большевики предлагали конкретный план.
Один снаряд "Потёмкина" упал в центре города, другой - в восточном его секторе. Значит, и в дальнейшем эти районы будут находиться под огнём броненосца. "Потёмкин" точно дал знать, куда будут направлены его снаряды. Поэтому надо посоветовать рабочим этих районов уйти на Пересыпь. Таким образом, на законном основании, не возбуждая подозрения властей, можно сосредоточить в одном месте всю массу одесского пролетариата. Отсюда рабочие и бросятся на штурм правительственных учреждений, договорившись с броненосцем о возобновлении бомбардировки.
Это был реальный план вооружённого восстания. Но меньшевики не соглашались.
Борис, Наташа, Павел и другие районные (или, как их тогда называли, периферийные) большевики не успокоились. Они стали добиваться совместного заседания Одесского комитета и периферийных работников. На помощь им пришёл Емельян Ярославский, выдающийся деятель Коммунистической партии. После десятидневной голодовки в одесской тюрьме Ярославский был освобождён прокурором. Из тюрьмы он вышел вечером 15 июня, в день появления "Потёмкина" на одесском рейде. На другой день, 16 июня, товарищ Ярославский принял участие в похоронах Вакуленчука и произнёс часовую речь у могилы героя.
В последующие дни Ярославский предпринял две не увенчавшиеся успехом попытки попасть на броненосец.
18 июня благодаря хлопотам Наташи, Ярославского, Павла и Бориса состоялось наконец собрание комитета с большевистской периферией.
Борис, Наташа, Павел и другие районные большевики заявили о недоверии комитету. Был создан новый комитет большевиков.
- Товарищи, - воскликнул один из его членов, - да ведь мы стоим перед захватом власти!
Решено было немедленно и во что бы то ни стало связаться с броненосцем для сговора о начале решительных действий. Броненосец должен был начать бомбардировку Ланжерона и Николаевского бульвара, а рабочие ринуться на захват правительственных учреждений. Агитаторы разошлись по районам поднимать рабочих.
Это случилось в тот самый час, когда "Потёмкину" изменил "Георгий".
Глава XXIV
День пятый восстания
Измена "Георгия"
Наутро Кулик и я возвратились на "Потёмкин".
Настроение на корабле было бодрое. Команда проверяла свою боевую готовность; заведующие частями подготовлялись к десантным операциям.
Но людей для "Георгия" не выделили. Это была сложная задача. Приходилось взвешивать не только знания и боевую подготовку матросов, но и уровень их политического сознания. Между Резниченко, который должен был возглавить отряд, посылаемый на "Георгий", и заведующими боевыми частями корабля шла непрерывная перебранка. Резниченко выбирал людей, а заведующие частями кричали, что без них они не могут отвечать за работу.
Задержка была чрезвычайно опасна, так как положение на "Георгии" продолжало ухудшаться. Комиссия намеревалась водворить во что бы то ни стало порядок на "Георгии".
- "Потёмкин" располагает неплохими средствами, чтобы удержать в повиновении "Георгий", - улыбаясь в свой длинный ус, произнёс Шестидесятый.
Большевики Скребнёв и Макаров вызвались отправиться на "Георгий", чтобы поговорить с его командой. Комиссия присоединила к ним Кирилла, инженера Коваленко и доктора Галенко.
Меня комиссия решила командировать в город. Она справедливо полагала, что боевые операции с моря должны быть поддержаны выступлением рабочих. На меня возлагалась обязанность согласовать с Одесским комитетом план совместных действий. Я переоделся в штатский костюм. Однако мой отъезд задерживался непонятным исчезновением Матюшенко. Он, что называется, без вести пропал.
Утром, взяв из судовой кассы тысячу рублей, Матюшенко отправился куда-то один на шлюпке. В течение двух часов о нём не было никаких известий.
Оказалось, что он уходил в разведку.
Привязав шлюпку у одной из набережных порта, он спокойно отправился в город. Ему удалось не только проникнуть на Николаевский бульвар, но и без помех пройти его. Факт совершенно непонятный, так как бульвар этот представлял собой в то время военный лагерь. Самос замечательное, что Матюшенко и не думал маскироваться. Он шёл открыто, в матросской форме. На лентах его матросской фуражки красовалась золочёная надпись: "Князь Потёмкин-Таврический".
Он проходил мимо офицеров, отдавая им честь, и никто не остановил его. Вероятно, никому и в голову не могла прийти мысль, что этот матрос, свободно и непринуждённо прогуливающийся по бульвару, - потёмкинец.
Только уже в самом городе, когда он вышел за черту военного лагеря, его остановили и привели к зданию городского театра, где находилась ставка военного коменданта города.
Тут Матюшенко и разыграл "свой номер".
Он заявил генералу, что команда восставшего броненосца "Князь Потёмкин-Таврический" назначила пенсию вдове убитого капитана Голикова и посылает ей первый взнос, за первое полугодие.
И, вытащив из кармана тысячу рублей, Матюшенко спросил коменданта, не возьмёт ли он на себя труд переслать эти деньги по назначению.
Генерал застыл от изумления.
Матюшенко спокойно ждал ответа.
- Хорошо, - вымолвил наконец генерал и протянул руку.
- Дозвольте расписку, господин генерал. Генерал даже побагровел от возмущения.
Его начинал раздражать этот спокойный тон матроса, это дерзкое "господин генерал". Согласно царскому военному уставу, матрос должен был становиться во фронт перед генералом и титуловать его "ваше превосходительство". Требование расписки окончательно взбесило его.
Но с того места, где происходил разговор, отчётливо были видны пушки "Потёмкина".
Генерал сдержался.
- Эге, братец, да неужели ты офицерскому мундиру не доверяешь?
- Никак нет, ваше превосходительство, - не моргнув, по-военному отрезал Матюшенко.
Это звучало уже открытой насмешкой. Генерал переглянулся со своей свитой.
- Странный ты, братец, человек, - захихикал он вдруг: - начальству дерзишь, а о вдове убиенного вами командира заботишься.
Он, видимо, ждал какой-нибудь дипломатической реплики Матюшенко, которая позволила бы ему спасти свой престиж.
Но Матюшенко молчал. И его молчание звучало новым издевательством.