Он нашел местечки, где можно брать хорошее - не разведенное - вино, где за разумные деньги можно приобрести вкуснейший копченый свиной окорок, потом уговорился с одним крестьянином из Версаля, разводившим птицу, и теперь тот раз-два в неделю присылал то пару цыплят, то каплуна.
Вот и сейчас старый валет, с тихой гордостью выставил на стол блюдо с половинкой жареного цыпленка, другое - с куском пирога, известного в Париже как "гасконский киш",и третье - с куском печеночного паштета, начиненного фисташками. Естественно, появилась и бутылка вина - недорогого, но приятного пенистого вина из Лиму.
- Оденьтесь попроще, ваша милость, - посоветовал Бернар. - Вот, я вам скромные подвязки приготовил, штаны без галуна. И кошелек с собой не берите.
- Хорошо, старина, - благодушно усмехнулся де Голль, - но пару су заплатить за вход ты мне позволишь взять?
- Ах, ваша милость, у этих комедиантов всякое случается! Сосед недавно рассказывал: пуговицы у него там срезали, а он и не заметил…
"Бургундский отель" лишь лет восемь назад обзавелся собственной труппой, которую тогда возглавил мэтр Вальран Лёконт. До того в театре выступали бродячие актеры, и всякий раз поход для ценителя искусства в это заведение был сущей лотереей: поди угадай, что тебе выпадет - отличный спектакль или убожество, достойное града из тухлых яиц.
Де Голль бывал в "Бургундском отеле" неоднократно. Не обзаведясь дурной привычкой многих своих приятелей по службе - пьянствовать и буянить в свободное от войны время, Анри постоянно искал тем не менее, чем бы заняться. Любовные приключения и охота, конечно, скрашивали однообразный военный быт, но молодому дворянину хотелось чего-то необычного. Любимое с детства чтение книг было трудноосуществимым, ибо раздобыть в походных условиях хоть что-то увлекательное, кроме Библии, не представлялось возможным. Но во время осады Ла-Рошели, на зимних квартирах в Беноне де Голль увидел выступление актерской труппы из Пуатье и… заболел театром! А уж когда попал в Париж и обнаружил, что в городе существуют аж три театра, то стал заядлым театралом, хотя и смотрел все подряд…
В нынешнее посещение "Бургундского отеля" Анри повезло по двум причинам: во-первых, фарсы оказались развеселыми, а во-вторых, Париж в последние годы все увереннее завоевывали итальянские комедианты, выступавшие в масках, и если загадочный сочинитель примкнул к ним, лицо его будет надежно спрятано. Остается только голос.
В зале "Бургундского отеля" уже вовсю готовились к представлению: спустили на канате большие люстры и зажигали свечи, мели пол на сцене и в партере, наводили порядок в ложах боковых галерей.
- Добрый вечер, господин де Голль! - весело раздалось откуда-то справа.
Повернув голову, Анри увидел невысокого молодого человека самой гасконской наружности - один нос с горбинкой служил лучше всякого подтверждающего документа.
- Добрый вечер, господин Ротру, - любезно ответил де Голль.
Он часто встречал этого человека в Пале-Кардиналь. Его преосвященство постоянно держал при себе несколько литераторов, платил даже им жалованье - еще одна, пока не разгаданная Анри причуда кардинала. Драматург Жан Ротру был одним из "облагодетельствованных".
- Хотите, проведу вас в ложу? - предложил Ротру. - Сегодня весь день репетировали мою "Прекрасную Альфреду". Это было ужасно! Кажется, я не доживу до премьеры… Может быть, "Лохань" вернет меня к жизни? Кажется, раз десять ее видел, а смеюсь, как мальчишка!
- Близко ли к сцене ваша ложа? - заинтересованно спросил Анри. Идея показалась удачной: пусть он и не разглядит в подробностях лиц, зато голос уж точно дойдет до его ушей в первозданном виде, без помех!
- Да чуть ли над сценой нависает. Пойдемте, сейчас начнет собираться публика. Вы же знаете: в партере вечная давка, всякий норовит ткнуть тебя локтем в печенку. И воровство! Нарочно учат детишек, чтобы они ползали между ногами у кавалеров и срезали кружева со штанов. Ловить бесполезно!
- Охотно принимаю приглашение, - немного поспешно ответил де Голль. Он прекрасно изучил нравы "Бургундского отеля" за последние полгода посещений театра.
- Между прочим, - заговорщицки понизив голос, заговорил Ротру, едва они расположились в ложе, - мэтр Бельроз отказался в этом сезоне ставить "Лохань"! Так что сегодня будем смотреть, можно сказать, кота в мешке.
- Как же так?! - почти искренне посетовал Анри. Он отчаянно пытался устроиться в неудобном кресле с прямой деревянной спинкой. И какой дурак придумал, что кресло удобнее стула? Разве что подлокотниками? Но стул хотя бы легче, и его можно двигать, как вздумается, или вовсе оседлать. - Кого же мы в таком случае увидим на сцене?
- Не волнуйтесь, господин де Голль, - Ротру сноровисто извлек из неприметного сундучка в углу ложи две ковровые подушки, одну протянул лейтенанту, другую уложил на сиденье своего кресла. - Мэтр Бельроз великодушно разрешил показать "Лохань" труппе господина Дюфрена. Это весьма талантливый, хотя и еще очень молодой актер и антрепренер из Аржантана. Его светлость герцог Эпернон, большой поклонник театрального искусства, предоставил Дюфрену такую возможность и свое покровительство. И представьте, это юное дарование уже умудрилось завлечь в труппу Жозефа Бежара!
- Ну, надо же, какой пронырливый! - поддакнул Анри, устраиваясь с комфортом на подушке и понятия не имевший, кто такой этот Бежар. В общем-то, выходило, что он пришел сюда зря, в смысле, что вряд ли куплетист состоит в труппе господина Дюфрена. "Ладно, хотя бы повеселюсь!" - подбодрил себя де Голль и благодушно продолжил слушать болтовню драматурга.
Вскоре партер заполнился гудящей и бормочущей публикой. Кто-то громко обсуждал достоинства театра, где-то извинялись за отдавленные ноги, в дальнем углу уже кого-то били, а несчастный орал "это не я!"; в ложах рассаживались театральные дамы в масках и откровенных декольте, целомудренно прикрываемых веерами, но скамейки на сцене, перед самым раздвижным занавесом, все еще оставались пусты.
- Черт бы побрал того, - ворчал Ротру, - кто выдумал это светское правило: приходить, когда спектакль уже начался! Я бы самолично казнил мерзавца на Гревской площади!
- Того, кто выдумал, что аристократам следует сидеть прямо на сцене, тоже бы не мешало отправить на эту площадь, - добавил Анри. - Если бы они хоть молчали!..
- Увы! Без этих господ никак нельзя. Они делают пьесе имя! - тоскливо вздохнул драматург.
- Тем, что перебивают актеров и хватают за руки актрис? - возмутился де Голль. - Или тем, что сбивают сапогами сальные свечи на рампе?.. Помяните мое слово, господин Ротру, они когда-нибудь театр подожгут!
- Неизбежное зло, месье… Бог им судья… - покачал головой драматург и тут же самодовольно прищелкнул пальцами. - Зато при дворе все знают наш репертуар!
Суета в партере продолжалась еще некоторое время. Наконец за сценой ударил дежурный колокол. Занавес рывками пополз в разные стороны, покачнулся подвешенный над сценой посередке королевский герб - огромный и довольно скверно намалеванный, так что ангелы-щитодержатели ухмылялись на манер легкомысленных девиц, а гербовый щит Франции с золотыми лилиями отчего-то казался меньше красного щита Наварры.
Всю середину сцены занимала главная героиня фарса - огромная лохань для стирки белья. Прочие декорации отсутствовали, да они и не нужны были, поскольку все действие пьесы крутилось исключительно вокруг лохани. Вышли и поклонились публике исполнители: уже упомянутый Ротру Бежар - молодой человек, скуластый, горбоносый и светлоглазый, как большинство нормандцев, его партнерша - женщина не первой свежести, но еще вполне привлекательная, и непонятно кто, в женском платье с толщинками и чепце.
Заиграли скрипачи, запела флейта, ей глуховато вторил рожок. Спектакль начался.
Публика знала фарс чуть ли не наизусть, и, когда жена с тещей приказали главному герою, мужу-подкаблучнику, дополнить список его домашних дел, зал несколько раз подряд дружно проорал:
- Запишите, Жакино!
После чего минуты две стоял бешеный хохот, так что актеры прервали спектакль, давая публике время угомониться.
- Эх, мне бы написать такое! - утирая веселые слезы, сказал Ротру. - Чтобы так же буянили… Вот, вот, сейчас!..
Зал замер в ожидании кульминации спектакля. Супруга Жакино должна была, доставая из лохани белье, свалиться туда и, выкарабкиваясь, застрять. Но застрять так, как у порядочной женщины не получилось бы - задрав к небу ноги в белых чулочках и вздернув повыше юбку, чтобы публика увидела огненно-красные подвязки.
Этот несложный трюк публика приветствовала свистом, топаньем и воем. Актер Бежар, игравший Жакино, стоял со списком длиной в целый туаз, ожидая, когда ему дадут возможность медленно, спотыкаясь, зачитать этот список, чтобы все убедились - пункта о вытаскивании жены из лохани там нет.
- Оставь ее там! - вдруг громко раздалось из партера. - Оставь ее, Жакино! Там ей самое место! Если оставишь, я про тебя песню напишу!