- Не откажусь, миледи. - Де Голль тоже был наслышан о вкусном напитке, однако попробовать его до сих пор не доводилось. В трактирах лакомство не подавали, а в светские салоны и на торжественные приемы лейтенант не был вхож, да особо и не стремился, стесняясь своих армейских манер.
- Тогда пересядьте сюда.
В руках Анри по-прежнему держал листки с мадригалами. Он положил их на стол, и Люси сразу же схватила верхний лист.
- Прелестно, прелестно!.. - пробормотала она. - Месье, да вы истинный поэт!
- Это не мои стихи, миледи, - честно признался де Голль. И тут англичанка впервые взглянула ему прямо в глаза.
- Это ваши стихи, - раздельно произнесла она. - Ваши. До сих пор вы скрывали от света, что сочиняете такие прелестные мадригалы. Но хватит скромничать! Скоро весь Париж узнает о ваших многообещающих дарованиях!
- Я никогда не писал стихов, а эти попали ко мне случайно… - попытался сопротивляться Анри, осознав наконец, во что его втягивают.
- Так все говорят, пока не услышат первые комплименты, - вымученно улыбнулась Люси и насторожилась, услышав донесшийся со стороны лестницы голос. - Кто там, Джон? - громко переспросила она. Слуга повторил, но опять неразборчиво.
- Месье, подите, взгляните, кого там принес дьявол… - снова схватившись за виски́, попросила графиня.
Анри с готовностью вышел на лестницу и перегнулся через перила.
Внизу, уже откинув капюшон накидки, стояла женщина, с которой лейтенант совершенно не желал бы встречаться, особенно здесь. Это была фрейлина королевы Анны - Мадлен д’Анден дю Фаржи.
Об этой даме рассказывали такое, что поверить было мудрено. Якобы его преосвященство, решив добиться любви самой королевы, выбрал дю Фаржи в посредницы, причем завел амуры и с ней! До правды де Голль докапываться не стал - его мало беспокоили шашни кардинала, но склонность Мадлен к интригам и сплетнями была ему хорошо известна.
Дю Фаржи иногда приезжала к де Мортмарам вместе с Катрин и теперь наверняка донесет возлюбленной лейтенанта о том, что поклонник с утра пораньше сидит у какой-то сомнительной англичанки! Если кавалер с утра наносит визит, не закрутив локоны по всей голове, то вывод может быть только один: никакой это не визит! Просто кавалер провел ночь в этом доме и даже не пытается скрыть своей амурной победы.
- О, это вы, господин де Голль?! - изумилась фрейлина.
- Я, мадам, - сухо кивнул ей Анри. - Прошу вас подняться сюда. Леди Карлайл в гостиной. - Вернувшись в комнату, он сообщил Люси: - Там пришла мадам дю Фаржи. Я не хочу мешать вашей беседе, я лучше уйду.
- Черти бы ее побрали!.. Уильямс, четыре чашки! - рассерженно приказала англичанка. - Месье, вы никуда не уйдете. Наоборот, эта болтушка явилась как нельзя кстати.
В этот момент госпожа дю Фаржи поднялась в гостиную, дамы расцвели дежурными улыбками и обнялись.
- О, Мадлен! Вы сегодня неотразимы!..
- А вы, моя милая, само очарование!.. Я, как и обещала, с ранним визитом. - Фрейлина скромно присела на подставленный де Голлем стул. - Вы сами просили: без китайских церемоний…
- Вы даже не представляете, как я вам рада! - воскликнула леди Карлайл, тоже присаживаясь напротив гостьи. - У меня сегодня прекрасное утро: шоколад, поэзия и красавица…
- Поэзия? - удивилась дю Фаржи. То, что ее назвали красавицей, фрейлину не смутило - она все еще считала себя прехорошенькой.
- Да, вообразите! Господин де Голль посвятил мне дивный мадригал! Вот, вот… - И Люси прочитала четверостишие, изображая полнейший восторг: - "Кудрявый ветерок, покинув берег Сены, о вашей красоте поведал мне в тиши, с тех пор моей души страданья неизменны, поскольку я влюблен, а вы так хороши!.."
- Господин де Голль посвятил мадригал вам?!
- Конечно, мне. А что вас так смущает, милочка? У него и другие стихи есть. Он ужасный скромник и до сих пор никому не показывал свои опыты…
Анри стоял - ни жив ни мертв. Он понятия не имел, как в таких случаях следует возражать обнаглевшей аристократке. Ну не хамить же ей, в самом деле? Но и терпеть явные издевательства сил не оставалось. Однако военная привычка подчиняться приказам взяла верх над самолюбием, и де Голль, скрипя зубами, продолжал изображать скромнягу лейтенанта, обласканного светской львицей.
- Вы ведь не откажетесь от чашки шоколада? - продолжала щебетать леди Карлайл. - Я знаю Париж! Париж не любит скучных гостей. Я - бедная английская провинциалка, мне нечем похвастаться в отеле Рамбуйе… Конечно, маркиза принимает меня, но скорее из почтения к моему титулу. Зато сегодня вечером будет мой триумф! Я привезу замечательного поэта - это мое открытие, это моя гордость! Я уверена: в отеле Рамбуйе сумеют оценить мою находку! - И Люси, схватив пачку мадригалов, потрясла ими с видом Зевса, мечущего во врагов молнии.
Салон Катрин де Вивон, маркизы де Рамбуйе, процветал уже более двадцати лет и все это время был местом, где собирались самые видные литераторы и философы Парижа. Сама маркиза, разумеется, постарела, но в салоне теперь блистала ее дочь Жюли. Жили обе дамы поблизости от Лувра, в особняке Пизани, который теперь все называли отелем Рамбуйе. Ришелье поневоле терпел это гнездо вольнодумцев. Впрочем, вольнодумцев умеренных и даже грациозных, поскольку грубости и пошлости ни Катрин, ни Жюли не потерпели бы. Более того, маркиза во всеуслышание объявила, что не желает бывать при дворе из-за придворных интриг, и в свой салон их не допускала. В отеле Рамбуйе возвели в высочайшую степень искусство светской беседы, обожали игру утонченного ума, придумывали изысканные забавы.
Анри ни разу не бывал в гостях у маркизы. Честно говоря, он туда и не стремился, понимая, что обречен сидеть в углу и молчать, слушая высокопарные речи. Потому замысел леди Карлайл его ужаснул.
Он догадался, для чего придуман хитрый ход со стихами. Но понял он и другое: когда сочинитель гадких песенок будет опознан и пойман, лейтенант де Голль, громко заявивший о себе дюжиной мадригалов, но не написавший более ни одной строки, станет посмешищем. И что же тогда скажет его возлюбленная Катрин? Как объяснить ей эту нелепую историю?
А тут еще старая интриганка дю Фаржи смотрит, прищурившись, как будто желает сказать: "А я знаю, господин лейтенант, отчего вы с утра пьете шоколад у англичанки!"
"Излишнее рвение может наделать бед, - сделал печальный вывод Анри. - Ничего бы не случилось, если бы ты не понесся к графине Карлайл прямо из Пале-Кардиналь, а по дороге зашел бы часика на два к Мортмарам, чей душистый тизан из мяты, меда и лимона точно так же хорош и сладок. И не пришлось бы теперь ломать голову, как оправдаться перед Катрин де Бордо…
Глава четвертая, в которой лейтенант де Голль продолжает поиски зловредного куплетиста, а находит нового друга
Поскольку отец Жозеф присоветовал посетить "Бургундский отель" и поискать дерзкого сочинителя на сцене, Анри послал своего старого слугу Бернара узнать, есть ли вечером представление, а если есть - какую пьесу дают. Логика в совете капуцина имелась - скрипуче-хриплый голос Анри мог слышать именно в театре.
Труппа "Бургундского отеля" под руководством мэтра Бельроза успешно ставила и фарсы Тюрлюпена, и трагикомедии Арди. Однако, когда господин Бельроз покусился на жанр трагедии, парижская публика решительно сказала "нет". Логически рассуждая, актеру с хрипловатым голосом самое место как раз в фарсе. Впрочем, комедианты как раз необязательно выступали именно в театре, чаще где-нибудь в людных местах - у моста Понт-Нёф, например. Конечно, сейчас только начало марта и даже днем на улице весьма сыро и промозгло. Так что шансов найти актера под крышей все же больше…
Бернар вернулся спустя пару часов и, подставляя по очереди бока к пылающему камину, доложил:
- Будут фарсы, ваша милость. И первой покажут "Лохань", старую добрую "Лохань", которая, почитай, лет сто всем театрам сборы делает!
- Отлично! - воскликнул Анри. - А теперь дай-ка мне поесть.
Он завел свое маленькое хозяйство не столько ради себя, сколько ради Бернара. Старик, служивший еще его отцу, имел слабый желудок, и заставлять его питаться в кабачках или брать невесть какие сомнительные лакомства у разносчиков было просто жестоко. Бернар, со своей стороны, очень желал услужить молодому хозяину, и если бы не это хозяйство, чувствовал бы себя дармоедом.