- Поблагодари его, Майкл, но скажи, что мне бы хотелось по крайней мере одну дочь. - Она оглядела роскошный салон "роллс-ройса". - Такие автомобили есть у всех английских генералов?
- Мой дядя привез его с собой из Африки. - Майкл погладил сиденье из тонкой мягкой кожи. - Это был подарок моей тети.
- Твой дядя поступил оригинально, отправившись на войну в такой колеснице, - кивнула Сантен, - а у твоей тети хороший вкус. Надеюсь, что однажды и я буду в состоянии преподнести тебе подобный подарок, Мишель.
- Я хотел бы поцеловать тебя.
- При людях - никогда, - чопорно ответила она, - но когда мы вдвоем - сколько захочешь.
- Скажи, далеко ли нам ехать?
- Миль пять, но при таком движении на дороге только Богу известно, сколько это у нас займет времени.
Они свернули на главную дорогу между Аррасом и Амьеном. Она оказалась забитой военным транспортом, пушками и санитарными машинами, грузовыми автомобилями тыловых служб, крытыми и открытыми повозками на конской тяге; обочины были запружены солдатами на марше, сгорбившимися под тяжелой выкладкой и казавшимися в своих стальных касках одинаковыми, как грибы.
Майкл ловил возмущенные и завистливые взгляды, пока Сангане прокладывал путь большому блестящему "роллс-ройсу" среди транспорта, двигавшегося в более медленном темпе. С трудом шедшие по грязи люди заглядывали внутрь машины и видели элегантного офицера с хорошенькой девушкой, сидевшей рядом с ним на мягком кожаном сиденье. Тем не менее большинство угрюмых взглядов сменялось улыбками, когда Сантен махала им рукой.
- Расскажи мне о своем дяде, - потребовала она, поворачиваясь к Майклу.
- О, на самом деле он самый обычный малый, и рассказывать-то тут особенно не о чем. Был исключен из школы за то, что избил директора, сражался в войне с зулусами и впервые убил человека, когда ему еще не исполнилось и восемнадцати, заработал свой первый миллион фунтов прежде, чем ему исполнилось двадцать пять, и потерял его в один день. Застрелил несколько сот слонов, когда был профессиональным охотником за слоновой костью, голыми руками убил леопарда. Потом, во время войны с бурами, взял в плен Леру, бурского генерала, почти без посторонней помощи заработал еще один миллион фунтов после войны, помогал вести переговоры о хартии Южно-Африканского Союза. Был министром в кабинете Луиса Боты, но ушел в отставку со своего поста, чтобы участвовать в этой войне. Теперь командует полком. Ростом весьма высок и может в каждой руке поднять по двухсотфунтовому мешку кукурузы.
- Мишель, я боюсь встречи с таким человеком, - серьезно пробормотала Сантен.
- Но почему же…
- Боюсь, что могу влюбиться в него.
Майкл радостно рассмеялся:
- И я боюсь. Боюсь, что он влюбится в тебя!
Штаб полка временно размещался в заброшенном монастыре на окраине Амьена. Монастырский сад был запущенным и заросшим с прошлой осени, с тех пор, как во время боев монахи покинули его, и кусты рододендронов превратились в джунгли. Постройки монастыря из красного кирпича были покрыты мхом и карабкающейся к серой крыше глицинией. Кирпичи утыканы старыми осколками снарядов.
Молодой военный в чине второго лейтенанта встретил их у парадного входа.
- Должно быть, вы - Майкл Кортни, а я - Джон Пирс, адъютант генерала.
- О, здравствуйте. - Майкл поздоровался за руку. - А где же Ник ван дер Хеевер?
Ник учился с Майклом в школе и был адъютантом генерала с того самого времени, как полк прибыл во Францию.
- О, разве вы не слышали? - Джон Пирс стал серьезным и употребил выражение, обычно звучавшее, когда кто-нибудь спрашивал об убитом знакомом. - Я боюсь, что Ник купил себе "ферму".
- Господи, не может быть!
- Боюсь, что так. Он был на передовой с вашим дядей. Снайпер достал его. - Но внимание лейтенанта было рассеянным. Он не мог отвести глаз от Сантен. Майкл натянуто-вежливо познакомил их и тут же прервал разыгранную лейтенантом пантомиму восхищения.
- Где мой дядя?
- Он просил вас подождать. - Пирс провел их через маленький внутренний садик, который, вероятно, раньше принадлежал аббату. Каменные стены здесь были увиты розами, а в центре аккуратной лужайки на скульптурно оформленном постаменте стояли солнечные часы.
Стол на три персоны накрыт в углу, куда проникало солнце. Дядя Шон, как заметил Майкл, придерживался своего обычного стиля: столовое серебро, изготовленное по королевским образцам, и хрусталь эпохи Стюартов.
- Генерал присоединится к вам, как только сможет, но он просил меня предупредить вас, что это будет очень короткий ленч. Понимаете, весеннее наступление… - Лейтенант жестом указал на графин на сервировочном столике. - Тем временем, могу ли я предложить вам хереса или чего-нибудь "с коготками"?
Сантен отрицательно покачала головой, а Майкл кивнул:
- С коготками, пожалуйста. - Хотя он любил своего дядю так же сильно, как и собственного отца, но неумолимо надвигающееся после долгой разлуки появление дяди лишило его спокойствия. Сейчас Майклу было очень нужно что-то такое, что успокоило бы нервы.
Адъютант налил Майклу виски.
- Извините, но у меня действительно есть кое-какие… - Майкл махнул ему, дав понять, что он может идти, и взял Сантен за руку.
- Смотри, - прислонилась она к нему, - на розах и нарциссах начинают появляться почки и бутоны… Все опять пробуждается к жизни.
- Не все, - мягко возразил Майкл. - Для солдата весна - время смерти.
- О, Мишель, - начала было девушка, но умолкла и взглянула в сторону стеклянной двери, к которой Майкл стоял спиной, с выражением, заставившим летчика быстро обернуться.
Вошел мужчина, высокий, прямой и широкоплечий. Он остановился, когда увидел Сантен, и стал смотреть на нее проницательно-оценивающим взглядом. Глаза у него были голубые, а борода - густая, но аккуратно, по-королевски, подстриженная.
"Это глаза Мишеля!" - подумала Сантен, пристально глядя прямо в них и понимая, что эти глаза жестче.
- Дядя Шон! - воскликнул Майкл и отпустил ее руку. Он пошел навстречу, и, когда эти свирепые глаза обратились на него, их выражение смягчилось.
- Мой мальчик.
"Он любит Мишеля… Они любят друг друга очень сильно", - поняла Сантен, рассматривая лицо генерала. Кожа его лица потемнела от солнца и приобрела оттенок и вид какого-то кожевенного изделия, а рядом с уголками рта и вокруг этих невероятных глаз пролегли глубокие морщины. Нос был большой, ястребиный, как у Майкла, лоб - широкий и умный, а над ним густая темная шапка волос с серебряными нитками проседи, которые сверкали в лучах весеннего солнечного света.
Мужчины вели серьезную беседу, все еще держа друг друга за руку и обмениваясь необходимыми заверениями. Пока Сантен наблюдала за ними, вся степень их сходства стала для нее очевидной.
"Они одинаковые, - поняла она, - и отличаются лишь возрастом и силой. Больше похожи на отца и сына, чем на…"
Свирепые голубые глаза вновь обратились к ней.
- Так вот это и есть та самая молодая леди?
- Позволь мне представить мадемуазель де Тири. Сантен, это мой дядя, генерал Шон Кортни.
- Мишель мне много рассказал… очень много… - Сантен споткнулась на английской фразе.
- Говори по-фламандски! - быстро вмешался Майкл.
- Мишель мне все о вас рассказывал, - послушалась она, и генерал радостно заулыбался.
- Вы говорите на африкаанс! - От улыбки весь его облик преобразился. Те черты свирепой грубости, почти жестокости, которые она ощутила, казались теперь иллюзорными.
- Это не африкаанс. - И они погрузились в оживленную дискуссию. Уже в первые несколько минут Сантен обнаружила, что ей нравится генерал, нравится и за сходство с Майклом, и за большие между ними различия, которые она тоже отметила.
- Давайте обедать! - воскликнул Шон Кортни, взял девушку под руку и усадил ее за стол. - У нас так мало времени…
- Майкл пусть сядет там, и мы позволим ему разрезать цыпленка. Я же позабочусь о вине.
Шон предложил тост "За тот следующий раз, когда мы трое встретимся вновь", и все с жаром выпили, слишком хорошо понимая, что стоит за этими словами, хотя здесь не было слышно пушек.
Они непринужденно разговаривали, генерал быстро и без усилий сглаживал любое неловкое молчание, и Сантен поняла, что, несмотря на свою грубоватую внешность, он был интуитивно любезным, но она все время ощущала, как его глаза внимательно ее изучают, и чувствовала, что происходит критическая оценка.
"Очень хорошо, mon General, смотрите, сколько хотите, но я - это я и Мишель - мой". И Сантен приподняла подбородок и выдержала пристальный взгляд, отвечала прямо, без жеманства или колебаний, пока не увидела, что генерал улыбнулся и едва заметно кивнул.