Все это превратилось в некое исступление от наслаждения и желания, становившегося все более сильным. Наконец оно сделалось невыносимым, и что-то должно было произойти, прежде чем она потеряет сознание от его мощи… Но этого не случилось, и Сантен почувствовала, как возвращается с высоты, и от разочарования сделалась нетерпеливой и почти разозлилась.
Способность критически оценивать происходящее вернулось к ней, она почувствовала, что Майкл находится в затруднительном положении от нерешительности, и по-настоящему рассердилась. Он должен быть властным, ведя ее вверх, туда, куда ей хотелось. Снова взяв его запястье, она повела руку вниз, в то же время двигаясь под ним так, что ее толстые шерстяные юбки задрались и сбились в кучу вокруг талии.
- Сантен, - неожиданно прошептал Майкл, - я не хочу делать того, чего не хочешь ты.
- Tais-toi! - Она едва не зашипела. - Тихо! - И поняла, что ей придется вести его все время, придется вести его всегда, потому что он открылся с другой стороны, о которой она прежде не знала, но уже не возмутилась. Так или иначе, все это придало ей ощущение силы и уверенности в себе.
У обоих перехватило дух, когда он дотронулся до нее. Через минуту Сантен отпустила его запястье и стала искать то, что хотела найти, а найдя, вскрикнула - это оказалось таким большим и твердым, что она была ошеломлена. На мгновение подумала, способна ли выполнить задачу, которую взяла на себя, - и тогда решилась. Майкл был неуклюж, и ей пришлось изогнуться немного. И вдруг это случилось, и она задохнулась от потрясения.
Анна была неправа, не было никакой боли, только захватывающее чувство растяжения и заполнения пустоты, а после того, как прошел шок, - чувство великой власти.
- Да, Мишель, да, мой дорогой. - Она поощряла его, когда он входил в нее и стонал, нанося удары во ее распятую плоть, и легко сносила эту атаку. Знала, что в эти мгновения Майкл принадлежит ей полностью, и наслаждалась этим своим знанием.
Когда последняя судорога охватила его, Сантен увидела, что цвет его глаз при свете лампы изменился на индиго. И все же, хотя в этот момент она любила Майкла с такой силой, что ощущала физическую боль, в глубинах сознания жило крошечное подозрение, что ей чего-то не хватает. Не почувствовала она нужды кричать так, как кричала Эльза лежа под Жаком, и едва подумав об этом, испугалась.
- Мишель, ты все еще любишь меня? Скажи, что ты любишь меня.
- Я люблю тебя больше собственной жизни.
Сантен облегченно улыбнулась в темноте и прижала его к себе, а когда почувствовала, что внутри ее это становится меньше и мягче, ее охватила волна нежной жалости.
- Мой дорогой, вот так, мой дорогой, так, - гладила она крупные упругие локоны на его затылке.
Немного погодя душевное волнение улеглось и она поняла: что-то необратимо изменилось в течение нескольких кратких минут того простого действия, которое они вместе совершили. Мужчина в ее объятиях был физически сильнее, но похож на дитя, спящее дитя, прижавшееся к ней. Сама же Сантен чувствовала себя мудрее и энергичнее, как будто жизнь до того момента была слишком умиротворенной, подобной кораблю, дрейфующему без ориентиров, но теперь она, как большой корабль, подгоняемый пассатом, шла к цели на всех парусах.
- Проснись, Мишель. - Сантен легонько встряхнула его, он что-то забормотал и пошевелился. - Ты не можешь сейчас спать, поговори со мной.
- О чем?
- О чем угодно. Расскажи мне об Африке. Расскажи мне, как мы вместе отправимся в Африку.
- Я тебе уже рассказывал об этом.
- Я хочу все услышать снова.
Она лежала, прижавшись к нему, и жадно слушала, задавая вопросы всякий раз, когда у него начинал заплетаться язык.
- Расскажи мне о своем отце. Ты не сказал, как он выглядит.
Так они проговорили всю ночь, прижавшись друг к другу в коконе из серых одеял.
А потом - им обоим показалось, что слишком рано, - пушки вдоль холмов завели свой убийственный хор, и Сантен притянула возлюбленного к себе в порыве отчаянного желания: "О Мишель, я не хочу уходить!" Но оторвалась, села и стала одеваться.
- Это было самым прекрасным из того, что когда-либо происходило со мной, - прошептал Майкл, наблюдая за ней, и в свете фонаря и мерцающем свечении вспышек орудийных выстрелов ее глаза были огромными и нежными, когда она снова повернулась к нему.
- Мы ведь поедем в Африку, правда, Мишель?
- Я обещаю тебе, что поедем.
- И я рожу твоего сына при свете солнца, и мы станем жить-поживать и добра наживать, совсем как в сказке, правда, Мишель?
Они пошли по тропинке, крепко обнявшись под шалью Сантен, и у угла конюшни поцеловались с молчаливою силой, после чего Сантен вырвалась из его объятий и убежала прочь через вымощенный двор.
Она не оглянулась у кухонной двери, а сразу исчезла в огромном темном доме, оставив Майкла одного в безотчетной грусти, тогда как он должен был бы испытывать радость.
Биггз стоял над походной кроватью и с любовью смотрел на спящего Майкла. Старший сын Биггза, погибший в траншеях под Ипром год назад, был бы сейчас такого же возраста. Майкл выглядел таким изнуренным, бледным и измученным, что Биггзу пришлось сделать над собой усилие, чтобы тронуть его за плечо и разбудить.
- Который час, Биггз? - Летчик, покачиваясь, сел в постели.
- Время позднее, сэр, и солнце светит, но мы не летаем, мы все еще отстранены от полетов, сэр.
И тут произошла странная вещь - Майкл улыбнулся Биггзу такой глупой, почти идиотской улыбкой, какую Биггз никогда прежде не видел. Это его обеспокоило.
- Боже, Биггз, я себя прекрасно чувствую!
- Я рад, сэр. - С внезапной болью Биггз подумал, что это, может быть, жар. - Как наша рука, сэр?
- Наша рука в чудесном состоянии, чертовски чудесном, благодарю вас, Биггз.
- Я бы не будил вас, но майор требует вас к себе. Он хочет вам показать что-то важное.
- Что такое?
- Мне не разрешено рассказывать, мистер Майкл, это строжайшие указания лорда Киллигеррана.
- Молодчина, Биггз! - без очевидной причины воскликнул Майкл и выпрыгнул из койки. - Никогда и не рассказывайте, чтобы лорд Киллигерран не заждался.
Майкл ворвался в офицерскую столовую и был разочарован, обнаружив, что она пуста. Ему хотелось поделиться с кем-нибудь своим хорошим настроением. Предпочтительнее с Эндрю, но даже дежуривший по столовой капрал покинул свой пост. Стол загромождала посуда, оставленная после завтрака, а журналы и газеты лежали на полу, куда они, очевидно, были брошены в спешке. В одной из пепельниц лежала трубка адъютанта, и от нее все еще поднимались струйки вонючего дыма, что было доказательством того, насколько поспешно была покинута столовая.
Потом Майкл услышал далекий звук взволнованных голосов, доносившийся через открытое окно, которое выходило в сад. Он поспешил на улицу. По штатному расписанию в их эскадрилье должно было быть двадцать четыре пилота, но после недавних изнурительных боев их осталось шестнадцать, включая Эндрю и Майкла. Все они собрались на краю сада, а с ними - механики и наземный персонал, расчеты охранявших летное поле зенитных батарей, прислуга из столовой и денщики - все до единого человека были на поле и, казалось, говорили одновременно.
Они сгрудились вокруг самолета, стоявшего на позиции номер один в передней части сада. За головами толпившихся Майклу были видны только верхние крылья машины и капот мотора, но он почувствовал, как изнутри его охватил внезапный трепет. Никогда прежде не видел он ничего подобного.
Нос машины был длинным, что создавало впечатление мощи мотора, крылья красиво скошены и в то же время V-образно загнуты вверх для большей скорости, а массивные рули должны обеспечить устойчивость и легкость в управлении.
Эндрю с трудом пробрался через окружавшую самолет возбужденную толпу и поспешил навстречу Майклу, задорно держа в углу рта свой янтарный мундштук.
- Привет, а вот и спящая красавица, выходящая, как Венера из морских волн.
- Эндрю, это ведь, конец СЕ-5а, правда? - Майкл перекричал шум толпы, а Эндрю схватил его за руку и потянул за собой к самолету.
Толпа расступилась перед ними, и Майкл подошел совсем близко к самолету, уставившись на него в изумлении. С первого же взгляда он понял, что самолет был тяжелее и крепче, чем даже германские "Альбатросы Д-III". А этот мотор! Громадный! Великанский!
- Двести и-го-го! - Эндрю любовно похлопал по капоту мотора.
- Двести лошадиных сил, - повторил Майкл. - Больше, чем у германского "мерседеса". - Он подошел и погладил красиво склеенное дерево пропеллера, одновременно глядя поверх носа на пулеметы.
На верхнем крыле на станке "фостер" был установлен пулемет "льюис" 303-го калибра, легкое, надежное и эффективное оружие, из которого можно стрелять поверх плоскости вращения пропеллера, а под ним, на фюзеляже перед кабиной, находился более тяжелый "викерс" с синхронизатором, позволяющим вести огонь через вращающийся пропеллер. Два пулемета, наконец-то у них есть два пулемета и достаточно мощный мотор, чтобы нести их в бой!
Майкл издал клич шотландских горцев, которому Эндрю обучил его, а Эндрю отвинтил пробку фляги и окропил несколькими каплями виски кожух мотора.
- Благословенны будьте этот самолет и все, кто летает на нем, - нараспев произнес он и сделал большой глоток из фляги, прежде чем передать ее Майклу.
- Ты летал на нем? - стал допытываться Майкл голосом, охрипшим от перехватившего дыхание виски, и бросил флягу ближайшему из своих братьев офицеров.
- А кто же, черт возьми, пригнал машину из Арраса?
- И как она ведет себя?