Что-то мелькнувшее в его странных глазах вдруг вдохновило Джоун. В глубине сознания волной поднялось безотчетное стремление женщины завлечь, покорить, переделать на свой лад. Она быстро подошла к Келлзу, протянула руки. На одной была кровоточащая ссадина - во время схватки Джоун ударилась о стену. Там, где пальцы Келлза сжимали ей руки, кисти опухли и покраснели.
- Вот, посмотрите, что вы сделали. Вы же вели себя, как животное, и меня превратили в животное - у меня выросли когти, тело стало пружиной из мускулов. И вы не сумели меня ни удержать, ни поцеловать. Может быть, в другой раз вам это удастся. Только обнимать и целовать вы будете не женщину, а лишь оболочку женщины. Вместо меня будет холодная, бесчувственная, изломанная вещь; вы принудите меня уступить, но я все равно не покорюсь… А все то, что есть "я", - девушка, женщина, которую вы, по вашим словам, любите, останется внутри, затаится, исполнится ненависти, отвращения, смертной тоски. Вы будете обнимать и целовать существо, которое сами же унизили. Все тепло, нежность, трепет страсти, сама жизнь - все, что заключено в женской душе, что вызывает любовь - все будет убито.
Тут она подошла поближе к Келлзу и со всей удивительной нежностью, на которую способна женщина в критический миг, когда жизнь и душа висят на волоске, одним усилием воли превратилась в полную противоположность тому повергнутому в ужас, дикому, непокорному существу, которое только что так отчаянно защищалось от него.
- Сейчас я покажу вам, разницу, - шепнула она, склоняясь к нему - взволнованная, нежная, искренняя, пугающе прекрасная в ореоле своего женского очарования.
- Что-то мне говорит… дает мне силы…. О том, что может быть… если вы станете человеком, хорошим человеком, не бандитом… И… если б это было возможно… увидели разницу между женщиной… Я покажу вам… чтобы спасти душу! Она взяла остолбеневшего Келлза за руки, скользнула ему в объятья, на миг прижалась к нему всем трепещущим, податливым телом и, подняв бледное сияющее лицо - искреннее, потому что она честно стремилась к своей цели, - чтобы он на миг увидел красоту, нежность и саму душу любви, она прижала теплые дрожащие губы к его губам… И тут же в испуге отпрянула. А Келлз остался на месте, ошеломленный, словно случилось что-то сверхъестественное; с лица исчезло злое выражение, жесткие черты разгладились.
- Боже мой! - еле слышно выдохнул он. Потом вдруг, словно очнулся от сна, бросился вниз по лестнице, рванул занавес и исчез.
Джоун упала на постель и излила остатки сил в успокоительных, слепящих слезах. Она победила. Теперь ей нечего бояться Келлза. В этот единственный миг она так возвысила его в его собственных глазах! Но какой ценой!
Глава X
На другой день, когда Келлз позвал Джоун в нижнюю хижину, она убедилась, что ее надежды, ее глубокая вера не обманули ее: она не просто возвысилась в его глазах, она облагородила его самого. Об этом говорил не только его тоскливый взгляд и осунувшееся лицо, сколько интуиция Джоун.
- Вам нельзя больше сидеть взаперти, - обратился к ней Келлз, - вы похудели и побледнели. Выйдите на солнце, на воздух. Да и к банде пора привыкать. Бейт Вуд утром говорил, что принял было вас за призрак Дэнди Дейла. Наверно, вас так и будут здесь называть. Не хочу давать советов, как вам вести себя с моими людьми, только если вы будете обходиться с ними по-дружески, вам будет гораздо легче жить среди них. А от хижины далеко не отходите. Если кто скажет или сделает что-нибудь, что вас оскорбит, - не раздумывая стреляйте. Только не вопите и не зовите меня. Вы вполне можете сами со всеми управиться.
И все-таки выйти на свет божий в костюме Дэнди Дейла было сущей пыткой. Джоун шла нетвердой походкой, по лицу, под маской, пробегали холодные мурашки. Но не от стыда, а от страха: только бы Джим Клив не узнал ее в этом вызывающем одеянии. Перед хижиной, понуро опустив головы, стояли несколько покрытых пылью, нерасседланных лошадей. Едва Джоун показалась в двери, мужчины, праздно болтавшие тут же, разом умолкли.
![Зейн Грей - Пограничный легион [сборник]](/page_images/9/37db53d8f391f17e1b32c1ee1805707f.jpg)
Пахло пылью, лошадьми, сыромятиной, виски и табаком. Никого из мужчин Джоун не знала, и это помогло ей взять себя в руки. Увидев же, какую сенсацию произвело ее появление, она совсем повеселела. Мужчины так смешно застыли с широко открытыми ртами, пожирая ее глазами; а один, совсем старик, выронил изо рта, скрытого седой бородой, трубку и даже не заметил. Первым опомнился темноволосый парень, с виду совсем беспутный, на лице которого неизгладимый отпечаток оставили годы разгульной жизни: с неуклюжей галантностью он приподнял сомбреро и слегка поклонился. Его примеру последовали остальные. Приветствия, при всей их неловкости, были вполне дружелюбны. Джоун очень хотелось вернуться в хижину, однако она заставила себя остаться на месте и не обращать внимания на устремленные к ней со всех сторон любопытные, а порой и дерзкие взгляды. Остальное было уже легче. Как хорошо, что лицо ее скрывала маска! Тихо пробормотав в ответ на приветствия нечто нечленораздельное, Джоун вступила во вторую фазу жизни среди бандитов. Конечно, естественность и непринужденность пришли к ней не сразу, но когда, наконец, пришли, она вновь обрела присущий ей трезвый взгляд на вещи и смелость.
Хотя она уже успела насмотреться на гнусные физиономии пограничных головорезов, теперь ей пришлось увидеть лица еще более мерзкие, порой прямо непристойные. И все же, несмотря на всю их порочность, несмотря на наглость восхищенных взглядов, она не могла не почувствовать в них и приветливости, и сочувствия, и доброжелательности. Джоун подошла к усталым грязным лошадям, потрепала их по мордам, погладила. В это время на тропе показался всадник. Подъехав, он спешился у хижины Келлза. Сразу за ним прискакали еще двое. Оба во все глаза таращились на Джоун. А Джоун все время не покидала смутная тревога, ожиданье чего-то. Что бы она ни делала, о чем бы ни говорила, за всем стояла одна неотступная, пугающая мысль - а вдруг она прямо сейчас встретится лицом к лицу с Джимом Кливом? Где он? Что делает? Пьет? Играет? Спит? Остался ли он самим собой - честным парнем? А что будет, когда они встретятся? Как дать ему знать о себе и обо всем, что случилось, пока он на самом деле кого-нибудь не убил? И опять ее охватывал страх - ведь Клив может узнать ее и в этом костюме, и в маске.
Она немного походила взад и вперед, поглощенная своими мыслями, как вдруг еле приметное движение среди бездельничающих бандитов привлекло ее внимание к толпе людей, с криками бежавших за какими-то всадниками, среди которых Джоун сразу узнала Пирса и Французика, а потом, похолодев от страха, и Джима Клива. Они подъезжали к хижине. Сердце Джоун забилось. Нет, Сейчас ей никак нельзя встречаться с Джимом: вдруг этот маскарад не поможет? Все ее планы разлетелись бы в пух и прах. Она забыла о Келлзе, забыла, чем может обернуться встреча с Джимом. Картины встречи - неизбежного разоблаченья, боли, которую причинит Джиму и само ее присутствие тут, и его смысл - ворвались в ее воображение и вытеснили из головы все остальное. Маска маской, а проницательного взгляда Джима ей не выдержать. И, струсив, Джоун решила укрыться в хижине. Но еще не переступив порога увидела, что происходит что-то необычное: бандиты повскакивали на ноги и, громко переговариваясь, напряженно следят за приближающейся группой, а из двери, не замечая Джоун, со сверкающими глазами выходит Келлз. Джоун проскочила в хижину и, оказавшись в четырех стенах, успокоилась.
Теперь страх уступил место любопытству.
Большая хижина была пуста. Через входную дверь виднелась часть столпившихся бандитов. Все галдели, глядя куда-то вверх. Раздался повелительный голос Келлза, но слов было не разобрать. Потом в дверях появился он сам, а с ним Пирс. Следом шел Джим Клив. Как только эти трое оказались внутри, за ними, как рой разозленных пчел, втянулись остальные. Келлз и Пирс что-то говорили, но голоса их тонули в общем гаме. Наконец Келлз вышел из себя.
- Эй, вы, заткнитесь, черт вас возьми! - заорал он, и его окрик, как и реакция бандитов, яснее ясного говорили о его положении в банде и власти, которой он обладал.
Все мгновенно стихли.
- Ну так в чем дело? - грозно спросил Келлз.
- Слушай, хозяин, не лезь в бутылку, - добродушно отозвался Пирс. - Ничего особого не случилось. Просто Клив пальнул в Гулдена, вот и все.
Келлз едва заметно вздрогнул, однако и само это движенье, и беглая жестокая усмешка, скользнувшая по его липу, сказали Джоун, какую злую радость доставили ему эти слова. А у нее самой от изумления сжалось сердце.
- В Гулдена! - восклицание Келлза прозвучало скорее жадным вопросом.
- Да нет, он не загнулся, - ответил Пирс, - этого быка так просто не уложишь. Но все равно он ранен. Лежит у Бэрда. Тебе бы туда сходить да перевязать раны-то.
- Пусть хоть живьем сгниет, прежде чем я для него что-нибудь сделаю, - ответил Келлз. - Где Бейт Вуд?.. Бейт, возьми мою сумку, перевяжи его. А теперь, Пирс, объясни, из-за чего весь сыр-бор разгорелся?
- Да вроде как дружки Гулдена искали случая прицепиться к Кливу, ну, а он - к ним… Я хотел было вступиться, да как их удержишь от драки?
Во время разговора между Келлзом и его лейтенантом Джим Клив с окурком сигареты во рту спокойно сидел на краю стола, лениво болтая ногой в пыльном сапоге, на котором позвякивала Шпора. Лицо его было бледно, под глазами темнели тени. Таким Джоун его еще не видывала. Ну конечно - пьянствовал, скорее всего был пьян и теперь.
При виде его лица, на котором так несложно было прочитать обо всем, что произошло, Джоун едва подавила готовый вырваться крик. Да, с Джимом все кончено, он погиб безвозвратно.
- А из-за чего они подрались? - продолжал Келлз.