ИХ НРАВЫ
Я работала по программе Camp America в штате Висконсин. Мне повезло – местом работы был не лагерь, а респектабельный семейный курорт. Сначала мыла посуду в ресторане, потом поменялась с одной немкой и стала горничной – номера убирать. Нам строго-настрого объяснили, что по закону штата Висконсин простыня должна отгибаться поверх одеяла ровно на 2,5 дюйма! Ну, мы старались. У американцев принято на работе стараться, потому у них и экономика сильная.
Но я таки нашла себе халяву. Мы все со временем подыскали себе подработки в свободные часы, чтобы деньги водились. Я устроилась в мексиканский ресторан в соседней деревушке, ездила туда автостопом. Платили там по часам, и можно было без проблем опаздывать: просто тогда этот час не засчитывался. Хозяин заведения очень беспокоился за легальность сотрудников: еще бы, сам мекс-гастарбайтер. Посмотрел на первую страницу моего паспорта, где указан срок его действия – пять лет, и успокоился:
- О, рабочая виза на пять лет – устраивает!
РЕСТОРАН С ГУСЯМИ И КОЗАМИ
В деревушке Sister Bay, куда я ездила в библиотеку за бесплатным интернетом и в мексиканский ресторан на работу, был гораздо более дорогой белый ресторан. Клиентов привлекали следующей рекламой: на двускатной крыше ресторана росла трава, в которой паслись живые гуси. А иногда на крышу выпускали парочку коз. Как их туда затаскивали, я не видела. Отбоя от посетителей не было: вы кушаете под крышей, а над вами кушают животные, которые предоставляют то, чем кормят вас!
I HITCHED THE SHERIFF (BUT I DIDN’T HITCH THE DEPUTY)**
Ездила я в соседнюю деревню почти каждый день. Автостопом, потому что общественного транспорта там нет совсем: у всех есть личный. Мои коллеги ездили на казенных великах или договаривались с автовладельцами, а мне было лень. Коллеги боялись автостопа и считали меня чокнутой. А я над ними смеялась.
Однажды вечером мне застопилась машина со звездами. Драйвер был тоже со звездой – оказался местным шерифом. Выглядел совершенно как в кино. Он сказал мне очень строго:
- Вы нарушаете действующее законодательство! В нашем штате автостоп вне закона.
(I hitched the sheriff. And they say it is a capital offence, ooh-ooh)**
- Ой, - говорю, - дяденька, а что мне за это будет?
- Ну… точно не знаю, что вам грозит, но закон вы нарушаете.
- Ой, а как же тогда мне быть? Общественного транспорта нет, как же мне домой попасть? Туда, где я живу и работаю?
- Я вас отвезу. Но никогда больше так не поступайте!
И привез к самому порогу. Но фотографироваться категорически отказался. Сцену наблюдал наш народ и укрепился в своем мнении относительно меня. Хотя многие отчаянно завидовали.
Разумеется, я так поступала еще многократно. Но шерифа этого больше не встречала, равно как и заместителя шерифа.
НЕПЕРЕВОДИМАЯ ИГРА СЛОВ
Известно, что американский английский, мягко говоря, специфичен в произношении. Когда я пришла на собеседование в Москве, чтобы получить работу, то ужасно сдрейфила, потому что почти ни слова не понимала из того, что лопотали американские рекрутеры. Но мне повезло: моим рекрутером оказалась наша хохлушка. А после пяти месяцев в стране меня перестали понимать русские! Пришлось нарочно портить произношение, чтобы меня снова понимали.
В нашем интернациональном домике на работе в Висконсине произношение всегда служило поводом для шуток. Например, "I need new sacks" (мне нужны новые мешки для пылесоса) звучит как "I need new sex". А совершенно невинное животное лиса возбудило такой диалог:
- …fox…
- Who fucks?
- Nobody fucks!
- Nobody fucks?! Can’t believe this.
- Fox, I mean fox, an animal!
- Who fucks an animal?!*
Кстати, факс (факсимильный аппарат) у них звучит как "фэкс", и некоторые офисные дамы слегка вздрагивают, слыша русскую речь.
А вот can’t они непременно произносят "кэн’т", потому что есть одно совсем уж непристойное слово… Известному магазину снаряжения "Кант", должно быть, трудно работать с зарубежными партнерами.
ТЕХАССКИЙ ГЕЙ – ФАНАТ КГБ
Однажды в Техасе, уже под вечер, застопился мне мужик, и узнав, что я русская, бурно возрадовался и стал зазывать на вписку. Сразу предупредил:
- Ты не бойся, я приставать не буду – меня девушки совсем не интересуют.
Вот и прекрасно. Леонард отвез меня в свой городок Дентон, пригород Далласа, где он с "женой" по имени Питер (даже имя созвучное!) снимал квартирку в таунхаусе. Мебели в квартире почти не было, зато были огромные запасы бакалейных товаров: сахара, круп, зубной пасты, туалетной бумаги. Зачем? А на всякий случай, мало ли что. Питер был пассивным и в социальной роли: все больше молчал и слушал, а Леонард распоряжался: ты должна поесть, помыться, побрить ноги. И насильно дарил разные предметы гигиены в дорогу. Долженствование у него обозначалось исключительно словом must: you must sleep.
При таком менталитете совершенно неудивительно, что Леонард оказался фанатом Советского Союза. Поэтому и был счастлив заполучить в гости россиянку. Сам он бывал в России (но не в СССР) уже три раза и собирался еще. Кроме традиционных слов типа "здравствуйте", "спасибо", он знал и любил слова, связанные с KGB. "Доверьяй, но проверьяй", "Лубянка" (у него звучало как "Люблянка"), "стой, буду сторэльять!" и, конечно же, "макаров" и "калашников". Нравился ему "iron Felix" – "железный" было слишком трудно для произношения. Также он старался научиться новому от меня. Выяснял, как будет приказ: "Hush!" – "молчать!" ему не понравилось, но привело в восторг "тихо!" Затем, как будет "плохой, злой человек" - забраковал слова "гад", "козел", "редиска" и даже "сука", но обрадовался слову "бука". Выучив, радостно ходил вокруг меня, приговаривая:
- Тихо, бука! Люблянка! Trust but make sure!
С гордостью показывал мне Леонард сувениры с Арбата: портреты Ленина во всех видах, красные флаги, пионерские и комсомольские значки, а также русскую шапку-ушанку:
- Мне сказали, это русская норка. Правда ведь, это норка?
Я отмазалась тем, что не эксперт в мехах. Шутку про шанхайского барса мне показалось слишком сложно объяснить, а шапка была сделана из кролика…
Была у хозяев вписки и другая страсть – та, что их объединяла. Убедившись, что я не имею ничего против сексуальных меньшинств, супружеская пара пригласила меня в гей-клуб в Даллас. Девушек туда пускают, только на них совсем не смотрят. В общем, обычный двухэтажный диско-бар, только танцуют однополые пары и весьма откровенно. Возникают и конфликты из-за танца с другим, решаются в темных углах. Женский туалет отсутствует, но можно заходить в общий и запираться в кабинке. Употребления наркотиков я не заметила, но напиваются посетители порядочно, хотя и не дебоширят. Узнав, что я русская, со мной сфотографировался стриптизер. Он танцевал с шестом, но раздевался не совсем догола.
На противоположной стороне улицы было такое же заведение для лесбиянок. Оно закрывалось на час раньше, так что последний час мы провели в обществе двух типов меньшинств. Вот тут я почувствовала себя неуютно. Вроде бы, никто и не приставал, даже знакомиться не подходили, но смотрели так… хищно-раздевающе.
Уехать с этой вписки оказалось непросто, хотя меня уже ждали в Калифорнии. Четыре дня интенсивной заботы и кормежки, множество мелких подарков (крупные мне было не увезти) и рекордная для подарка сумма наличности - $120. Голубые шорты мне очень понравились, я носила их потом во многих поездках – где можно носить шорты. Я в ответ подарила одну из моих трех аудиокассет на русском языке, а больше ничего от меня принимать категорически не хотели. Разве что адрес – но с тех пор он сменился, и я не знаю, приезжал ли фанат КГБ к нам снова.
СЮЖЕТ ДЛЯ МИХАИЛА ЗАДОРНОВА
В Нью-Йорке я познакомилась на улице с русской девушкой Машей. Что неудивительно: их там полно. Она рассказывала, как стебется над местными:
- Когда они спрашивают, кем работает мой отец в России, я отвечаю: танкистом. Ежедневно в пять утра выезжает на улицы города расстреливать медведей, чтобы они не мешали людям идти на работу.
- И что, верят?
- Половина верит.