- Трудно сказать. Возможно, Гуакарани использует его, чтобы разыграть перед нами комедию, или же попросту тянет время, чтобы не сделать неверных шагов, - пожал плечами Сьенфуэгос. - В конце концов, как я могу знать, что у него в голове? Порой мне даже трудно понять, о чем думает Синалинга.
- Как бы то ни было, - решил подвести итог Стружка, - сейчас нам лучше вернуться домой. - С этими словами он повернулся к толедцу. - Так ты плывешь с нами?
На миг тот задумался, но потом кивнул и равнодушно пожал плечами.
- Дома меня никто не ждет, но я все же поплыву.
Следующий вопрос был адресован Сьенфуэгосу:
- А ты что скажешь?
- Если дашь слово доставить меня в Севилью, то я подумаю.
- В Севилью? Какая на хрен Севилья? - вмешался грубый конопатчик. - При чем тут Севилья, мать твою? Мы поплывем туда, куда ветер дует, хватит и того, что мы берем вас с собой. Не жирно ли будет? - с этими словами он в ярости повернулся к Стружке. - Я предупреждал, что этот дерьмовый гуанче доставит нам хлопот.
- Успокойся! - терпеливо ответил плотник. - От распрей толку не будет. Слушай, парень, - обратился он к канарцу. - Ты мне нравишься, и похоже, ты нам пригодишься, но в твоей голове больше опилок, чем в моих легких. Не воображай, что дикари сохранят тебе жизнь только из-за того, что ты станешь отцом метиса. Время на исходе, и если ты хочешь спасти свою юную шкуру и симпатичную голову, то решай уже - ты плывешь или нет?
Сьенфуэгос задумался, оглядел всех присутствующих и хлопнул по лодке, словно пытался испробовать ее на прочность, а потом неохотно кивнул.
- Согласен! - сказал он. - Но если губернатор и Кошак забудут о своих распрях и встанут плечом к плечу против Каноабо, я останусь здесь, потому что в этом случае мой побег окажется дезертирством.
- Ох, парень! - вздохнул Стружка. - Могу поклясться собственной душой, что, если бы такое было возможно, мы бы все остались.
В тот вечер Сьенфуэгос вернулся в хижину и понял, что не может сосредоточиться на учебе. Тогда мастер Бенито по-отечески осведомился:
- Все думаешь об этом ребенке? - и, прежде чем Сьенфуэгос кивнул, добавил: - Послушай старика, у которого не осталось в жизни ничего, кроме опыта. Если бы ты был богатым человеком, и тебя ждал бы в Испании уютный дом и безбедная жизнь, я бы посоветовал взять ребенка с собой, даже рискуя навлечь на себя гнев общества. Но в твоем случае здешняя нагота для него предпочтительнее, чем тамошние лохмотья. Жизнь в дикости все же лучше, чем в нищете.
- Может быть, вы и правы, - вынужден был признать рыжий. - Но ведь этот ребенок - единственное, что принадлежит мне в целом свете.
- Люди не вещи, сынок. Это говорит тебе человек, который сам слишком поздно это понял. Ты уже дал ему самое лучшее, что существует в мире - жизнь, и единственное, что можешь сделать - это навсегда сохранить в своем сердце память о нем. Поверь, ты не виноват, что вас разлучают обстоятельства.
- Меня это не утешает.
- Согласен, - сухо ответил оружейник. - Но сейчас мы все в заднице. Мир вокруг нас рушится, и, возможно, в скором времени нас всех перемелят в фарш. Так что, уверяю тебя, у меня тысяча куда более важных дел, чем утешать тебя, - он махнул рукой в сторону двери. Так что, думаю, тебе стоит отправиться к ним и постараться выяснить намерения дикарей.
Однако добиться ответа от Синалинги оказалось крайне сложно; казалось, ее ничего не интересует, кроме грядущего материнства, и при всех своих стараниях угодить канарцу, она упорно не замечала - или очень старалась не замечать - всех странных и тревожных событий, происходящих вокруг в последнее время.
Ее брат Гуакарани, первое лицо племени, без одобрения которого не смели принимать ни одного решения, ушел в горы, а другой брат, Гуарионекс, снюхался с воинами ужасного Каноабо, и теперь они распоряжались в деревне, как хозяева, а жители провожали их ненавидящими взглядами. То тут, то там раздавался опасливый шепот, слышались бессильные угрозы отомстить, а над деревней сгущался столь осязаемый ужас, что, казалось, его можно потрогать; этот страх даже имел собственный запах, более густой и тяжелый, чем аромат гуав, долетающий из сельвы.
- Уже скоро он родится, - повторяла девушка. - У нас будет ребеночек, и он будет похож на тебя...
- Думаешь, Каноабо даст мне возможность его увидеть? - спросил Сьенфуэгос, чтобы хоть как-то заставить ее замолчать. - Скорее уж он перережет мне горло еще до рождения следующей луны.
- Никто не посмеет тронуть тебя даже пальцем, - спокойно ответила Синалинга.
- Почему это?
- Потому что ты - отец моего ребенка.
- А что будет с моими друзьями?
- Я не имею к ним никакого отношения.
- Но я-то имею. И если ты что-то знаешь, то должна сказать мне об этом.
- Ничего я не знаю, - ответила Синалинга. - И не хочу ничего знать. Даже если бы я что-то знала, то ничего бы тебе не сказала. Они же просто дикари, которые угрожают моему племени.
После этого она замкнулась в глухом молчании, и Сьенфуэгос, как ни старался, так и не смог добиться от нее иного ответа; казалось, Синалинга раз и навсегда изгнала из своей жизни остальных испанцев и держалась так, будто их никогда не существовало, или, во всяком случае, как будто они никогда не показывались за пределами стен шаткого форта, расположенного в двух шагах от ее хижины.
В один дождливый сентябрьский вечер Синалинга неожиданно взяла канарца за руку и потащила по тайным тропинкам в чащу, пока не привела к одинокой хижине, притаившейся в глубине леса. Там обнаружились немалые запасы провизии.
- Скоро наступит голод, потому что твой народ слишком много ест, а наша земля не производит достаточно для всех, - ее тон изменился, став мрачным и загадочным. - Здесь будет наше убежище, и если случится худшее, мы останемся здесь навсегда.
- А что может случиться? - спросил явно обеспокоенный канарец. - Ты что-то знаешь?
- Ничего я не знаю, - уклончиво ответила девушка. - Но может случиться что угодно. Очень много чего может случиться.
14
В начале октября новая эскадра его превосходительства адмирала Христофора Колумба, вице-короля Индий, бросила якорь в Сан-Себастьяне на острове Гомера, и почти сразу же Луис де Торрес нанес визит виконтессе де Тегисе, которая приняла его в главном зале "Ла Касоны", пользуясь тем, что ее муж отправился на соседний остров Тенерифе помогать отряду испанцев, попавшему в окружение к людям неуловимого Менсея из Тагананы.
Окинув орлиным взором молодую немку, королевский толмач с первой минуты был покорен ее красотой и нежностью. Стоило ему увидеть эту необыкновенную женщину, сразу понял причину столь продолжительной тоски юного Сьенфуэгоса, ничего не желавшего в этой жизни с той же страстью, как вернуться на родину.
- Расскажите мне о нем, - таковы были первые слова Ингрид Грасс, едва она узнала, кто он такой, и какая дружба связывает Луиса с ее любимым. - Столько времени прошло! Вот уже больше года, как я его не видела.
- Когда я с ним расстался, он выглядел просто великолепно, - ответил Луис. - Стал еще сильнее и выше ростом, чем был, когда сел на корабль, море и приключения явно пошли ему на пользу. Этот парень... - он слегка задумался, подбирая нужное слово. - Нет, мужчина, и поистине великолепный.
Ингрид пристально посмотрела на него - и вдруг улыбнулась, больше глазами, чем губами.
- Полагаю, вы удивлены, что дама моего возраста и положения может испытывать столь сильные чувства к человеку, с которым ее так многое разделяет. Тем не менее, я вас не обманываю и хочу, чтобы вы сразу поняли - я готова отдать все на свете, даже жизнь, лишь бы его найти. Мне ничего не нужно: ни денег, ни титула, ни положения в обществе; все это ничего не значит по сравнению с надеждой увидеть его снова...
- Если я чем-то могу вам помочь... - со всей возможной любезностью ответил собеседник, без сомнения, окончательно покоренный такой глубиной ее чувств. - Я обещал Сьенфуэгосу, что сделаю все возможное.
Виконтесса на минуту вышла в соседнюю комнату и тут же вернулась, неся в руках маленькую шкатулку, которую поставила на стол.
- Это все, что у меня есть, - сказала она. - Эти украшения - единственное, что действительно принадлежит мне, потому что они достались мне в наследство от матери. Все остальное принадлежит моему мужу, а я ничего не хочу у него брать, - с этими словами она открыла шкатулку, предоставив гостю исследовать ее содержимое. - Я буду вам признательна, если вы воспользуетесь этими вещами, чтобы добыть мне место на борту одного из кораблей, а также приобретете все необходимое, что может понадобиться для новой жизни за морем.
- Я считаю это совершенно неразумным решением, сеньора, - последовал честный ответ. - Большинство пассажиров этих кораблей - военные, авантюристы самого низкого пошиба, и нищие мужланы, ослепленные блеском мифического золота. Подобный сброд - отнюдь не самая подходящая компания для порядочной дамы.
- Меня уже нельзя считать порядочной дамой, - просто ответила она. - Я перестала ею быть полтора года назад.
- Не лучше ли будет, если я отправлюсь туда и привезу его к вам? - спросил дон Луис. - Через пять или шесть месяцев вы могли бы встретиться в каком-нибудь укромном месте.
- Слишком долго ждать! - покачала головой Ингрид. - С тех пор как я увидела корабли и узнала, куда они идут, каждый час разлуки кажется мне бесконечно долгим, - она протянула руку и коснулась руки Луиса де Торреса. - Прошу вас! - взмолилась она. - Помогите мне сесть на корабль.
- Но это же просто безумие.