Важно, что в самом начале произведения, уже в третьем стихе, Апокалипсис заявлен как книга: "Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем…" (Откр 1:3). Как следует из текста, Апокалипсис и есть это "слово пророчества" (ср.: Откр 22: 7), предназначенное к прочтению на богослужебных собраниях. Раннехристианское пророчество гораздо чаще имело устную форму, и характерная черта "пророчества" Апокалипсиса состоит в том, что его письменный характер подчеркнут с самого начала.
В качестве подтверждения этого факта Г. Гэмбл отмечает еще один значимый момент. Поручение написать, что Иоанн видит ("…то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам…" – Откр 1: 11), дается ему, собственно, прежде начала самих видений. Как известно, основной корпус видений Апокалипсиса начинается с 4-й главы. Более того, это повеление дается даже до того, как Тайнозритель видит Христа, "подобного Сыну Человеческому" (Его описание следует только в Откр 1: 12-17). Таким образом, можно увидеть, что "пророчество" ап. Иоанна – "это не устное сообщение о видениях, зафиксированное письменно лишь впоследствии; напротив, Иоанн с самого начала осознаёт свое пророчество письменным текстом". Подобное можно увидеть в Книге пророка Иезекииля: его пророческим призванием явилось дарование ему Богом "свитка" (Иез 2: 8 – 3: 3); съев его, Иезекииль наполняется словом Божиим и пророчествует "дому Израилеву". То есть можно сказать, что данное от Бога пророчество изначально мыслится письменным текстом; очевидно, таково понимание и ап. Иоанна.
Значимость записанного Тайнозрителем "пророчества" утверждается с особой силой. Как это было и в самом начале произведения, в Откр 1: 3, в последней, 22-й главе также содержатся слова "блажен соблюдающий слова пророчества книги сей" (Откр 22: 7). Всего по тексту Апокалипсиса рассредоточено семь обетований "блаженства" (или "макаризмов"), и указанное обетование является предпоследним. В заключительных стихах Апокалипсиса звучит грозное предостережение: "…я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие… в святом граде и в том, что написано в книге сей" (Откр 22: 18-19).
В этих словах исследователи видят свидетельство того, что для Тайнозрителя было чрезвычайно важным сохранить текст именно в той форме, в какой он был изначально написан.
Г. Гэмбл считает, что это можно понять как предупреждение переписчикам, очень актуальное в античном мире: писцы могли вставлять в текст свои пометки и комментарии, не говоря уже о вероятности случайных ошибок при переписывании текста. В главе I настоящей работы было отмечено, что одним из свойств письменного текста является то, что он выходит из непосредственного контроля своего автора и начинает "жить своей жизнью" (ср. изречение: habent sua fata libelli). Возможно, здесь имеется в виду именно это, и ап. Иоанн желает оградить свой текст от изменений, добавлений и искажений. Это не "формула канонизации" текста, но, скорее, проявление заботы о его сохранении в первоначальном и целостном виде.
В аналогичном контексте, согласно Гэмблу, можно понимать и слова Откр 22: 10: "И сказал мне: не запечатывай слов пророчества книги сей". Помимо иных значений, это также может быть указанием на прочтение Апокалипсиса в христианских общинах Малой Азии. Тем самым уже в самом тексте Апокалипсиса мы видим намерение автора сделать свое произведение доступным для широкого круга читателей.
Можно заключить, что в Апокалипсисе, как ни в какой иной новозаветной книге, велика значимость образа книги и записанного текста. Более того, постоянно подчеркивается письменный характер самого Апокалипсиса, который является для автора неотъемлемым и изначальным; "Откровение стало книгой, а книга стала Откровением". Эта особенность Откровения Иоанна Богослова вполне объяснима, если принять во внимание цель Тайнозрителя – передать большому количеству людей, принадлежащих к разным церковным общинам Малой Азии, сложное и многогранное откровение Христа и Бога (ср.: Откр 1: l). Эта цель могла быть достигнута единственным образом – посредством записанного текста.
2. Книга жизни в Апокалипсисе
2.1. Упоминания о книге жизни в Апокалипсисе
Первая упомянутая в Апокалипсисе небесная книга – это книга жизни. Она упоминается в тексте шесть раз – в Откр 3:5; 13: 8; 17: 8; 20: 12, 15 и 21: 27 – и обозначается либо βίβλος (3: 5; 20: 15), либо βιβλίον (13: 8; 17: 8; 20: 12; 21: 27), всегда с добавлением τїς ζωїς ("жизни").
Первое упоминание находится в 3-й главе, в послании Сар-дийской церкви. После обличения духовного омертвения этой церкви и ободрения некоторых ее членов, явившихся "достойными", в заключительной части послания дается следующее обетование "побеждающему": "Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его" (Откр 3: 5; ср.: Мф 10: 32).
Второе – в 13-й главе, где речь идет о видимом земном торжестве "первого зверя" и воздаваемом ему поклонении: "И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира" (Откр 13: 8).
Далее, в 17-й главе, содержится сходное с предыдущим упоминание: "…и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится" (Откр 17: 8).
В 20-й главе, при описании последнего суда Божия, о книге жизни говорится дважды: "…иная книга раскрыта, которая есть книга жизни… кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное" (Откр 20: 12, 15).
Последнее упоминание находится в 21-й главе, где изображен эсхатологический град Небесный Иерусалим; в этот град "не войдет ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни" (Откр 21: 27).
Итак, если во всех остальных книгах Нового Завета книга жизни упоминается всего три раза, то в Апокалипсисе ей уделено гораздо больше внимания. Можно сказать, что в Апокалипсисе представлен полноценный образ книги жизни, в котором можно проследить как преемственность с предшествующей библейской и межзаветной апокалиптической традицией, так и новые богословски значимые черты.
2.2. Преемственность образа книги жизни в Апокалипсисе с предшествующей традицией
В Книге пророка Даниила (Дан 12: 1) запись имен в книге жизни, несомненно, обозначает жизнь вечную; то же самое можно увидеть в межзаветной литературе (1 Енох 104-107, Юбил 30, Иосиф и Асенефа 15). В главе I настоящей работы было показано, что с определенной степенью уверенности можно говорить, что и в более ранних ветхозаветных упоминаниях о книге жизни эта идея имплицитно присутствует.
Отметим смысловое сходство значения книги жизни у пророка Даниила и в Апокалипсисе. В Книге Даниила образ книги жизни возникает в контексте описания всеобщего воскресения и эсхатологического суда: "…многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление" (Дан 12: 2). Констатируется, что "спасутся… из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге" (Дан 12: 1); подразумевается, что не записанные в книге являются грешниками и воскреснут "на вечное поругание". Таким образом, обе вечные участи людей определяются в зависимости от записи их имен в книге жизни.
Те же самые идеи развиваются и в Апокалипсисе. Книга жизни раскрывается на эсхатологическом суде. Если имя человека присутствует в книге жизни, он наследует вечное спасение, если нет – осуждение: "…кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное" (Откр 20: 12, 15).