- Я не стану это утверждать, дорогой господин де Босир, - с серьезным видом отвечал Калиостро, - принимая во внимание, что, когда я отправился в Фивы той же дорогой тысячелетие спустя, в эпоху Эпаминонда, Сфинкс был уже мертв. Ну, а в эпоху Эдипа он был еще жив, и одним из его любимых развлечений было сесть посреди дороги и, дождавшись путешественника, загадать ему загадку, а если тот не отгадает, тут же его и съесть. А так как это продолжалось уже около трехсот лет, прохожие становились все более редкими и Сфинкс порядком проголодался. Когда он заметил Эдипа, он сел посреди дороги и поднял лапу, останавливая юношу: "Путешественник! - сказал он ему. - Я Сфинкс". - "Ну и что?" - спросил Эдип. "Судьба послала меня на землю, чтобы загадывать смертным загадку. Если они ее не отгадают, они принадлежат мне, если же отгадают, я буду принадлежать смерти и сам брошусь в пропасть, куда до сих пор сбрасывал останки тех, кто имел несчастье попасться мне на дороге". Эдип заглянул в пропасть и увидел, что дно ее было белым от костей. "Хорошо, - ответил юноша, - я слушаю твою загадку". - "Вот она, - сказал птицелев. - Какое животное ходит на четвереньках утром, на двух ногах - днем и на трех - вечером?" Эдип на минуту задумался, потом с улыбкой, несколько обеспокоившей Сфинкса, спросил: "Если я отгадаю, ты сам бросишься в пропасть?" - "Таково веление рока", - ответил Сфинкс. "Ну что же, это животное - человек".
- Как человек? - перебил Босир, вошедший во вкус и заинтересовавшийся рассказом, словно все это происходило в наши дни.
- Да, человек! Человек, который в детстве, то есть на заре жизни, ползает на четвереньках; в зрелом возрасте, то есть в полдень, ходит на двух ногах, а вечером, то есть в старости, опирается на палку.
- Ах, чертовски верно!.. - вскричал Босир. - Вот Сфинкс-то, должно быть, разозлился?!
- Да, дорогой мой господин де Босир! До такой степени разозлился, что бросился в пропасть вниз головой и, будучи верен данному обещанию, не воспользовался крыльями, что вы, возможно, сочтете глупостью с его стороны; итак, он разбился о скалы. А Эдип продолжал путь, прибыл в Фивы, встретил там вдову по имени Иокаста, женился на ней и исполнил таким образом пророчество оракула, предсказавшего, что он убьет отца и женится на матери.
- Какую же связь, господин граф, вы усматриваете между историей Эдипа и господином в маске?
- Очень тесную! Впрочем, погодите! Прежде всего вы желали узнать его имя.
- Да.
- А я сказал, что предложу вам загадку. Правда, я добрее Сфинкса и не сожру вас, если вы будете иметь несчастье не отгадать. Внимание, я занес лапу: "Кто из придворных является внуком своего отца, братом своей матери и дядей своих сестер?"
- Ах, черт возьми! - воскликнул Босир, задумавшись не менее глубоко, чем Эдип.
- Ну, думайте, милейший! - молвил Калиостро.
- Помогите мне немножечко, господин граф.
- Охотно… Я спросил вас, знаете ли вы историю об Эдипе.
- Да, вы оказали мне эту честь.
- Теперь перейдем от истории языческой к Священной истории. Знаете ли вы историю Лота?
- С дочерьми?
- Вот именно.
- Еще бы не знать! Впрочем, погодите… Э-э… да… поговаривали что-то о старом короле Людовике Пятнадцатом и его дочери, мадам Аделаиде!..
- Вы близки к цели, милейший!
- Так господин в маске - это?..
- Пять футов и шесть дюймов.
- Граф Луи…
- Ну же!
- Граф Луи де…
- Тсс!
- Вы же сами говорили, что здесь одни мертвецы…
- Да, на их могилах растет трава и растет лучше, чем где бы то ни было. Как бы эта трава, подобно тростнику царя Мидаса… Вы знаете историю царя Мидаса?
- Нет, господин граф.
- Хорошо, я вам расскажу ее как-нибудь в другой раз, а теперь давайте вернемся к нашей с вами истории.
Он снова стал серьезным.
- Итак, на чем вы остановились? - спросил он.
- Прошу прощения, но мне кажется, что вопросы задавали вы.
- Вы правы.
Пока Калиостро собирался с мыслями, Босир прошептал:
- Ах, черт возьми, до чего верно! Внук своего отца, брат своей матери, дядя своих сестер… это же граф Луи де Нар…
- Слушайте! - заговорил Калиостро.
Босир прервал свой монолог и стал слушать, стараясь не пропустить ни слова.
- Теперь, когда у нас не осталось сомнений в том, кто были заговорщики в масках или без таковых, перейдем к цели заговора.
Босир кивнул в знак того, что готов отвечать на вопросы:
- Цель заговора - похищение короля, не так ли?
- Да, цель именно такова.
- И препровождение его в Перон?
- В Перон.
- Ну, а средства?
- Денежные?
- Да, начнем с денежных.
- Два миллиона.
- Их ссужает один генуэзский банкир. Я знаком с этим банкиром. Есть другие?
- Не знаю.
- Хорошо, что касается денег, то тут все понятно. Однако деньги - не всё, нужны люди.
- Господин де Лафайет дал разрешение набрать легион и идти на помощь Брабанту, восставшему против империи.
- Славный Лафайет! Узнаю его! - прошептал Калиостро и громко прибавил: - Ну хорошо, пусть есть легион. Однако для исполнения задуманного нужен не легион, а целая армия.
- Есть и армия.
- Какая армия?
- В Версале соберутся тысяча двести всадников. В указанный день они отправятся оттуда в одиннадцать часов вечера, а в два часа ночи войдут в Париж тремя колоннами.
- Хорошо!
- Первая войдет через ворота Шайо, вторая - через Рульскую заставу, третья - через Гренельскую. Колонна, что войдет по улице Гренель, должна будет убить Лафайета; та, что войдет через ворота Шайо, возьмет на себя господина Неккера, а колонна, которая войдет через Рульскую заставу, разделается с господином Байи.
- Хорошо! - повторил Калиостро.
- После этого они заклепают пушки, соберутся на Елисейских полях и пойдут в Тюильри, который будет уже занят нами.
- Как это вами? А национальная гвардия?
- Там должна поработать брабантская колонна. Соединившись с частью наемной гвардии, с четырьмя сотнями швейцарцев и с тремястами заговорщиками из провинции, она захватит благодаря единомышленникам внешние и внутренние ворота; потом к королю войдут с криками: "Государь! Сент-Антуанское предместье восстало… карета готова… надобно бежать!" Если король согласится бежать - все идет само собой; если нет - его уведут силой и препроводят в Сен-Дени.
- Хорошо!
- Там уже будут ждать двадцать тысяч пехотинцев, к ним присоединятся тысяча двести человек кавалерии, брабантский легион, четыреста швейцарцев, триста заговорщиков, десять, двадцать, тридцать тысяч роялистов, примкнувших по дороге; с помощью всех этих сил и надо будет препроводить короля в Перон.
- Чем дальше - тем интереснее! А что все они будут делать в Пероне, дорогой господин де Босир?
- В Пероне будут ждать наготове двадцать тысяч человек; к тому времени они приедут из Приморской Фландрии, Пикардии, Артуа, Шампани, Бургундии, Лотарингии, Эльзаса и Камбрези. Сейчас пытаются сторговаться с двадцатью тысячами швейцарцев, двенадцатью тысячами немцев и двенадцатью тысячами сардинцев; вместе с первым эскортом короля это составит сто пятьдесят тысяч человек.
- Кругленькая цифра! - заметил Калиостро.
- Эти сто пятьдесят тысяч человек двинутся на Париж; они перекроют реку выше и ниже города и, таким образом, отрежут подвоз продовольствия. Голодный Париж капитулирует. Национальное собрание будет распущено, а король, истинный король, снова займет трон своих отцов.
- Аминь! - произнес Калиостро.
Он встал и продолжил:
- Дорогой господин де Босир! С вами очень приятно беседовать, однако случилось то, что бывает и с самыми знаменитыми ораторами, когда они все сказали и им больше нечего сказать; а вы ведь все сказали, не правда ли?
- Да, господин граф, пока все.
- В таком случае - до свидания, милейший господин де Босир. Когда вам снова захочется получить десять луидоров, по-прежнему в качестве подарка, приходите ко мне в Бельвю.
- Так, в Бельвю… А спросить господина графа Калиостро?
- Графа Калиостро? О нет, вас никто не поймет. Спросите барона Дзанноне.
- Барон Дзанноне?! - вскричал Босир. - Да ведь именно так зовут генуэзского банкира, ссудившего месье двумя миллионами.
- Возможно, - отвечал Калиостро.
- То есть как - возможно?
- Ну да. У меня много сделок, и я совершенно забыл об этой. Вот почему я не сразу вспомнил, о чем идет речь. Однако теперь, как мне кажется, я припоминаю.
Босир был до глубины души потрясен тем, как это можно забыть о деле стоимостью в два миллиона; он пришел к мысли, что, когда дело касается денег, лучше быть на службе у того, кто ссужает деньгами, чем у того, кто их занимает.
Впрочем, потрясение Босира было не настолько сильным, чтобы забыть, где он находится; едва Калиостро сделал несколько шагов к выходу, как Босир одним прыжком нагнал его и, подстроившись к его походке, пошел за ним следом; глядя на них со стороны, можно было подумать, что это идут два автомата, приводимые в движение одной и той же пружиной.
Только когда ворота за ними захлопнулись, стало заметно, как их тела разделились.
- В какую сторону вы теперь направляетесь, дорогой господин де Босир?
- А вы?
- Ну, уж во всяком случае, нам не по дороге.
- Я иду к Пале-Роялю, господин граф.
- А я - к Бастилии, господин де Босир.
Затем они расстались; Босир низко поклонился графу, Калиостро в ответ едва заметно кивнул, и оба почти в ту же минуту исчезли в ночной мгле. Калиостро пошел по улице Тампль, а Босир зашагал по улице Верери.