- После того как вы передадите господину Дантону приказ, возвращайтесь к себе и немного передохните, потом около двух часов вставайте и идите к стене, огораживающей террасу Фейянов; если увидите или услышите, что через стену летят из Тюильрийского сада камешки, значит, я попал в плен и надо мной хотят совершить насилие.
- Понимаю…
- Тогда ступайте в Собрание и скажите своим коллегам, чтобы они меня вызвали… Понимаете, господин Бийо? Я вверяю вам свою жизнь!
- А я за нее отвечаю, сударь, - заявил Бийо, - отправляйтесь с Богом.
И Петион в самом деле отправился в Тюильри, положившись на всем известный патриотизм Бийо.
А тот взял на себя ответственность тем увереннее, что ему на помощь явился Питу.
Бийо отправил Питу к Дантону, приказав без него не возвращаться.
Несмотря на лень Дантона, Питу, убежденному в своей правоте, удалось его привести.
Увидев пушки на Новом мосту и национальных гвардейцев под аркадой Сен-Жан, Дантон понял, что ни в коем случае нельзя оставлять такую силу за спиной народной армии.
Имея на руках приказ Петиона, он и Манюэль отправили национальных гвардейцев из-под аркады Сен-Жан в казармы и отослали канониров с Нового моста.
Теперь главная дорога для восстания была очищена.
Тем временем Бийо и Питу вернулись на улицу Сент-Оноре в прежнюю квартиру Бийо; Питу приветливо кивнул дому как старому приятелю.
Бийо сел и жестом пригласил Питу последовать его примеру.
- Спасибо, господин Бийо, - отозвался Питу, - я не устал.
Однако Бийо настаивал, и Питу сел.
- Питу, - начал Бийо, - я вызвал тебя сюда.
- И, как видите, господин Бийо, - ответил Питу, показав в присущей ему чистосердечной улыбке все тридцать два зуба, - я не заставил вас ждать.
- Это правда… Ты догадываешься, что готовится что-то очень важное, верно ведь?
- Подозреваю, что так, - подтвердил Питу. - А скажите, господин Бийо…
- Что, Питу?
- Отчего я не видел ни господина Байи, ни господина Лафайета?
- Байи - предатель, приказавший стрелять в нас на Марсовом поле.
- Да, знаю; я же сам подобрал вас, когда вы плавали в луже крови.
- Лафайет - предатель, который хотел похитить короля.
- Да ну? А я и не знал… Господин Лафайет - предатель! Кто бы мог подумать! А король?
- Король - самый главный предатель, Питу.
- Вот это, - сказал Питу, - меня ничуть не удивляет.
- Король вступил в сговор с иноземными государствами и хочет отдать Францию нашим врагам; Тюильри - гнездо заговорщиков, вот почему было решено захватить Тюильри силой… Понимаешь, Питу?
- Черт подери! Еще бы не понять!.. Так же, как мы брали Бастилию, верно, господин Бийо?
- Да.
- Правда, на сей раз будет полегче!
- Вот в этом ты ошибаешься, Питу.
- Неужели труднее?
- Да.
- А мне показалось, что в Тюильри стены ниже…
- Это верно, да охраняются они лучше. В Бастилии гарнизон насчитывал всего какую-нибудь сотню инвалидов, а во дворце три-четыре тысячи солдат.
- Вот дьявольщина! Три-четыре тысячи!
- Не считая того, что Бастилию мы застигли врасплох, а Тюильри уже с первого числа начеку; они знают, что на них будет нападение, ну и готовятся к обороне.
- Так они собираются драться? - спросил Питу.
- Еще бы! - отвечал Бийо. - А оборону доверили, по слухам, господину де Шарни.
- Да, правда, - заметил Питу, - он ведь вчера уехал из Бурсонна на почтовых вместе с женой… стало быть, господин де Шарни - тоже предатель?
- Нет, этот - аристократ, только и всего; он всегда был на стороне двора; значит, народ он не предавал, потому что не просил народ поверить ему.
- Значит, мы будем сражаться против господина де Шарни?
- Вполне возможно, Питу.
- Как странно… ведь мы соседи!
- Да, это называется гражданской войной, Питу; но ты можешь не драться, если это тебе не нравится.
- Прошу прощения, господин Бийо, - возразил Питу, - но раз это нравится вам, значит, и мне тоже.
- Я даже предпочел бы, чтобы ты не сражался, Питу.
- Зачем же тогда вы меня вызвали, господин Бийо?
Бийо помрачнел.
- Я вызвал тебя, Питу, чтобы передать тебе вот эту бумагу.
- Эту бумагу, господин Бийо?
- Да.
- А что это за бумага?
- Копия моего завещания.
- Как?! Копия вашего завещания? Ну, господин Бийо, - засмеялся Питу, - вы не похожи на человека, который собрался помереть.
- Нет; но я похож на человека, которого могут убить, - заметил Бийо, кивнув на висевшие на стене ружье и патронташ.
- Да-а, все мы смертны! - нравоучительно заметил Питу.
- Так вот, Питу, - повторил Бийо, - я вызвал тебя, чтобы передать тебе копию моего завещания.
- Мне, господин Бийо?
- Тебе, Питу, тем более, что я назначаю тебя своим единственным наследником…
- Меня - вашим единственным наследником? - повторил Питу. - Нет, благодарю вас, господин Бийо! Да вы просто шутите!
- Я тебе говорю то, что есть, дружок.
- Это невозможно, господин Бийо.
- Почему невозможно?
- Да нет… Когда у человека есть наследники, он не может отдать свое добро чужим людям.
- Ошибаешься, Питу, может.
- Значит, не должен, господин Бийо.
Бийо нахмурился.
- У меня нет наследников, - проворчал он.
- Вот как! Нет у вас наследников! - подхватил Питу. - А как же назовете вы мадемуазель Катрин?
- Я такой не знаю, Питу.
- Ой, господин Бийо, не говорите так, у меня прямо переворачивается все внутри от этих слов!
- Питу, - сказал Бийо, - раз мне что принадлежит, я могу это отдать кому пожелаю; так же и ты, если я умру, ты тоже можешь то, что принадлежит тебе, Питу, отдать кому захочешь.
- Ага! Отлично! - воскликнул Питу, начиная, наконец, понимать. - Стало быть, если с вами что случится… Ой, что я, дурак, говорю! Ничего с вами не случится!
- Как ты сам недавно сказал, Питу, все мы смертны.
- Да… Признаться, вы правы: я беру завещание, господин Бийо; предположим, что я буду иметь несчастье стать вашим наследником, тогда я ведь буду иметь право делать с вашим добром что захочу?
- Ну, конечно, ведь оно будет принадлежать тебе… И к тебе, добрый патриот, никто не станет из-за этого добра придираться, понимаешь, Питу, как могли бы придраться к тем, кто водится с аристократами.
Питу наконец все понял.
- Ну что ж, господин Бийо, я согласен.
- Это все, что я хотел тебе сказать; спрячь эту бумагу в карман и ложись.
- Зачем, господин Бийо?
- Затем, что завтра, по всей видимости, у нас будет тяжелый день, вернее - сегодня, ведь уже два часа ночи.
- А вы что, уходите, господин Бийо?
- Да, у меня одно дело на террасе Фейянов.
- А я вам не нужен?
- Наоборот, ты мне будешь мешать.
- В таком случае, господин Бийо, я бы немножко поел…
- И правда! - воскликнул Бийо. - Я совсем забыл тебя спросить, не голоден ли ты!
- О, - рассмеялся Питу, - это потому, что вам известно: я всегда голоден.
- Ну, где у меня кладовая, ты и сам знаешь.
- Да, да, господин Бийо, не беспокойтесь обо мне… Я только хотел спросить: вы ведь вернетесь, правда?
- Вернусь.
- А если нет, так скажите, где вас искать.
- Это ни к чему! Через час я буду здесь.
- Тогда ступайте!
И Питу отправился на поиски съестного: его аппетит, как у короля, не в силах были заглушить никакие события, сколь бы серьезными они ни были, а Бийо пошел к террасе Фейянов.
Мы знаем, зачем он туда отправился.
Едва он прибыл на место, как один камешек, за ним - другой, потом - третий упали к его ногам, из чего он заключил: случилось то, чего опасался Петион - мэр стал узником Тюильри.
Согласно полученным указаниям, он поспешил в Собрание, которое, как мы уже видели, вызвало Петиона.
Получив свободу, Петион прошел через зал заседаний Собрания и пешком вернулся в ратушу, оставив вместо себя во дворе Тюильри свою карету.
Бийо возвратился домой и застал Питу, завершающего ужин.
- Ну, что нового, господин Бийо? - спросил Питу.
- Ничего, - отвечал Бийо, - если не считать того, что день только занимается, а небо - кроваво-красное.
XXVIII
ОТ ТРЕХ ДО ШЕСТИ ЧАСОВ УТРА
Мы видели, как начался день.
Первые лучи восходящего солнца осветили двух всадников, ехавших шагом по пустынной в этот час набережной Тюильри.
Это были главнокомандующий национальной гвардией Манда́ и его адъютант.
Манда́, вызванный около часу ночи в ратушу, сначала отказался туда явиться.
В два часа он получил повторный приказ в более категорической форме. Манда́ опять хотел было оказать неповиновение, но синдик Рёдерер подошел к нему с такими словами:
- Сударь! Не забывайте, что, согласно закону, командующий национальной гвардией подчиняется муниципалитету.
Тогда Манда́ решился.
Впрочем, главнокомандующий не знал двух обстоятельств.
Во-первых, он не знал, что сорок семь секций из сорока восьми ввели в состав муниципалитета по три комиссара, получивших задание объединиться с Коммуной и спасти отечество. А Манда́ думал, что застанет муниципалитет в прежнем составе, и никак не ожидал встретить там сто сорок одно новое лицо.
Во-вторых, Манда́ понятия не имел о приказе, отданном этим самым муниципалитетом, - очистить от солдат Новый мост и аркаду Сен-Жан; учитывая важность приказа, его исполнением руководили Манюэль и Дантон.