- Это человек, который защищается, господин Жильбер! Ведь вы знаете, что нам публично угрожали: на нас собираются совершить вооруженное нападение. Существуют, как утверждают, пятьсот марсельцев под предводительством некоего Барбару, и эти люди поклялись на развалинах Бастилии, что не вернутся в Марсель, пока не разобьют лагерь на руинах Тюильри.
- Я действительно об этом слышал, - подтвердил Жильбер.
- И это вас не развеселило, сударь?
- Нет, я испугался за вас и за короля, ваше величество.
- И потому вы пришли предложить нам отречься от престола и отдать себя на милость господина Барбару и его марсельцев?
- Ах, ваше величество, если бы король мог отречься и, пожертвовав короной, спасти жизнь себе, вам и вашим детям…
- … то вы посоветовали бы ему это, не так ли, господин Жильбер?
- Да, ваше величество, я на коленях умолял бы его об этом!
- Господин Жильбер, позвольте вам заметить, что вы непоследовательны в своих взглядах.
- Ах, ваше величество, - возразил Жильбер, - мои взгляды все те же… Будучи предан моему королю и отечеству, я бы хотел, чтобы король и конституция достигли согласия; этим желанием, а также преследующими меня разочарованиями и были продиктованы различия в советах, что я имел честь давать вашему величеству.
- Какой же совет вы хотите дать теперь, господин Жильбер?
- Никогда еще вы не были так вольны ему последовать, как в настоящий момент, ваше величество.
- Ну-ну, посмотрим!
- Я вам советую бежать.
- Бежать?!
- Вам отлично известно, ваше величество, что в этом нет ничего невозможного; никогда еще у вас не было для этого более благоприятных условий.
- Продолжайте, прошу вас.
- Во дворце около трех тысяч человек.
- Почти пять тысяч, сударь, - самодовольно усмехнувшись, поправила его королева, - и еще столько же готовы примкнуть к нам по первому знаку.
- Вам нет нужды подавать знак, который может быть перехвачен, ваше величество: пяти тысяч человек будет вполне довольно.
- И что же, по вашему мнению, господин Жильбер, нам следует делать с этими пятью тысячами?
- Окружить ими себя, короля и ваших августейших детей; выйти из Тюильри в такое время, когда этого менее всего ждут; в двух льё отсюда сесть на коней, добраться до Гайона, до Нормандии, а там вас уже будут ждать.
- Иными словами, отдать себя в руки господина де Лафайета.
- Он, ваше величество, по крайней мере, доказал вам свою преданность.
- Нет, сударь, нет! С моими пятью тысячами человек, а также с другими пятью тысячами, готовыми прийти нам на помощь по первому знаку, я предпочитаю предпринять нечто иное.
- Что вы собираетесь делать?
- Подавить мятеж раз и навсегда.
- Ах, ваше величество, ваше величество! Значит, он был прав, сказав мне, что вы обречены!
- Кто это, сударь?
- Человек, чье имя я не осмеливаюсь повторить вашему величеству; тот самый человек, который уже трижды имел честь с вами говорить.
- Молчите! - побледнев, вскрикнула королева. - Мы постараемся опровергнуть этого дурного пророка.
- Ваше величество, боюсь, что вы заблуждаетесь!
- Так, по-вашему, они посмеют нас атаковать?
- Общественное мнение склоняется именно к этому.
- И они полагают, что им удастся сюда ворваться силой, как двадцатого июня?
- Тюильри не крепость.
- Нет; однако если вы соблаговолите пройти со мной, господин Жильбер, я вам покажу, что некоторое время нам удастся продержаться.
- Мой долг - следовать за вами, ваше величество, - поклонился королеве Жильбер.
- Ну, так идемте! - приказала она.
Она подвела Жильбера к центральному окну, тому самому, что выходит на площадь Карусель, - из него открывался вид не на обширный двор, который простирается сегодня вдоль всего фасада дворца, а на три небольших внутренних дворика, отгороженных стенами, которые существовали в те времена; дворы носили следующие названия: перед павильоном Флоры - двор Принцев, центральный - двор Тюильри, а тот, что граничит в наши дни с улицей Риволи, - двор Швейцарцев.
- Взгляните! - сказала она.
Жильбер увидел, что стены усеяны узкими бойницами и могли бы служить первой линией укреплений гарнизону, который через эти бойницы расстреливал бы народ.
Если эта линия укреплений будет захвачена, гарнизон переместится не только в Тюильри (каждая дверь его выходит в один из дворов), но и в расположенные под углом флигели; таким образом, если бы патриоты ворвались во дворы, они были бы обстреляны с трех сторон.
- Что вы на это скажете, сударь? - спросила королева. - Стали бы вы теперь советовать господину Барбару и пятистам его марсельцам ввязываться в это дело?
- Если бы мой совет мог быть услышан столь фанатично настроенными людьми, я предпринял бы такую же попытку, какую предпринимаю, разговаривая с вашим величеством. Я пришел просить вас не ждать нападения; их я попросил бы не нападать.
- А они, по всей вероятности, пренебрегли бы вашим советом?
- Как и вы, ваше величество. Увы! В этом - несчастье всех людей: они постоянно просят дать им совет, чтобы потом не следовать ему.
- Господин Жильбер, - улыбнулась в ответ королева, - вы забываете, что мы не просили у вас совета, который вы изволили нам дать…
- Вы правы, ваше величество, - делая шаг назад, подтвердил Жильбер.
- Из чего следует, - продолжала королева, протягивая доктору руку, - что мы тем более вам за него признательны.
Едва заметная улыбка сомнения промелькнула на губах Жильбера.
В эту минуту груженные тяжелыми дубовыми брусьями повозки стали открыто въезжать во дворы Тюильри, где их встречали люди, в которых, несмотря на цивильную одежду, угадывались военные.
Они стали распиливать эти брусья на доски длиной в шесть футов и толщиной в три дюйма.
- Вы знаете, кто эти люди? - спросила королева.
- Военные инженеры, как мне кажется, - ответил Жильбер.
- Да, сударь; они собираются, как видите, блиндировать окна, оставив лишь бойницы для ведения огня.
Жильбер печально посмотрел на королеву.
- Что с вами, сударь? - удивилась Мария Антуанетта.
- Мне искренне жаль, ваше величество, что вы напрягаете память, запоминая подобные слова, а также утруждаете себя их произнесением.
- Что же делать, сударь! - рассуждала королева. - Бывают такие обстоятельства, когда женщины вынуждены стать мужчинами: это когда мужчины…
Королева умолкла.
- Впрочем, на сей раз, - продолжала королева, заканчивая не фразу, а свою мысль, - на сей раз король решился.
- Ваше величество! - воскликнул Жильбер. - С той минуты как вы решились на эту ужасную крайность, веря, что в этом ваше спасение, я, по крайней мере, надеюсь, что вы со всех сторон укрепили подступы ко дворцу: так, например, галерея Лувра…
- О, вы и в самом деле подаете мне прекрасную мысль… Идемте, сударь; я хочу убедиться, что мой приказ исполняется.
Королева провела Жильбера через апартаменты и подвела к двери павильона Флоры, выходившей в картинную галерею.
Распахнув дверь, Жильбер увидел, как солдаты выкладывают поперек галереи стену в двадцать футов шириной.
- Вот видите! - сказала королева.
Обращаясь к офицеру, руководившему работами, она спросила:
- Как продвигается дело, господин д’Эрвийи?
- Пусть только бунтовщики дадут нам еще сутки, ваше величество, и мы будем готовы.
- Как вы полагаете, доктор Жильбер, дадут они нам еще сутки? - спросила королева у доктора.
- Если что-нибудь и произойдет, ваше величество, то не раньше десятого августа.
- Десятого? В пятницу? Неудачный день для мятежа, сударь! Я-то думала, что у бунтовщиков достанет ума остановить свой выбор на воскресенье.
Она прошла вперед; Жильбер последовал за ней.
Выходя из галереи, они встретили господина в генеральском мундире.
- Ну что, господин Манда́, - спросила королева, - вы решили, какова будет диспозиция?
- Да, ваше величество, - отвечал главнокомандующий, окинув Жильбера беспокойным взглядом.
- О, вы можете говорить открыто, - поспешила успокоить его королева, - этот господин - наш друг.
Повернувшись к Жильберу, она прибавила:
- Не правда ли, доктор?
- Да, ваше величество, - кивнул Жильбер, - и один из самых преданных!
- Это другое дело… - заметил Манда́. - Один отряд национальных гвардейцев будет размещен в ратуше, другой - на Новом мосту; они пропустят мятежников, и пока люди господина д'Эрвийи и швейцарцы господина Майярдо будут отражать их атаку, мои отряды отрежут мятежникам пути к отступлению и ударят с тыла.
- Вот видите, сударь, - обратилась королева к доктору, - что ваше десятое августа не станет двадцатым июня.
- Увы, ваше величество, я действительно этого боюсь, - признался Жильбер.
- Боитесь за нас? За нас? - настаивала королева.
- Ваше величество! - воскликнул Жильбер. - Я уже говорил вам: насколько я не одобрял Варенн…
- … настолько вы советуете Гайон!.. У вас есть еще немного времени, чтобы спуститься со мною вниз, господин Жильбер?
- Разумеется, ваше величество.
- Тогда идемте!
Королева стала спускаться по неширокой винтовой лестнице в первый этаж дворца.
Первый этаж был превращен в настоящий лагерь, лагерь укрепленный и охраняемый швейцарцами; все окна там уже были, по выражению королевы, блиндированы.
Королева подошла к полковнику.
- Ну, господин Майярдо, - спросила она, - что вы можете сказать о своих людях?
- Они, как и я, готовы умереть за ваше величество.