Его провели на антресоль, где когда-то королева принимала Барнава.
В кресле ожидала женщина, поднявшаяся при появлении Жильбера.
Доктор узнал мадам Елизавету.
Он глубоко ее уважал, зная ангельскую доброту ее сердца.
Он поклонился и сейчас же оценил положение.
Ни король, ни королева не посмели послать за ним от своего имени и воспользовались мадам Елизаветой в качестве прикрытия.
Первые же слова мадам Елизаветы убедили доктора в том, что он не ошибся в своих предположениях.
- Господин Жильбер, - начала она, - я не знаю, позабыли ли другие о знаках внимания, которое вы проявили по отношению к моему брату во время нашего возвращения из Версаля, а также по отношению к моей сестре во время нашего прибытия из Варенна; однако я о нем помню.
Жильбер отвесил поклон.
- Ваше высочество, - отвечал он, - Бог в своей мудрости щедро оделил вас всеми добродетелями, даже хорошей памятью; это редкое в наши дни достоинство, в особенности у особ королевской крови.
- Это не относится к моему брату, не правда ли, господин Жильбер? Мой брат часто говорит мне о вас и высоко вас ценит.
- Как врача? - улыбнулся Жильбер.
- Да, сударь, как врача; правда, он полагает, что ваш опыт может помочь вам вылечить не только короля, но и королевство.
- Король очень добр ко мне, ваше высочество! - отозвался Жильбер. - Ради какой именно из этих двух целей он вызвал меня сегодня?
- Вас вызвал не король, - едва заметно покраснев, возразила мадам Елизавета: эта чистая душа не умела лгать. - Вас пригласила я.
- Вы, ваше высочество? - удивился Жильбер. - Надеюсь, вы не жалуетесь на здоровье и ваша бледность - результат утомления и беспокойства, а не недомогания.
- Вы правы, сударь, я боюсь не за себя, а за брата; он очень меня беспокоит!
- Меня тоже, ваше высочество, - сказал Жильбер.
- О, мы с вами, по-видимому, беспокоимся о разном, - заметила мадам Елизавета, - я хочу сказать, что меня волнует его здоровье.
- Король нездоров?
- Не совсем так, - отвечала мадам Елизавета. - Однако король подавлен, обескуражен… Сегодня уже десятый день - вы видите, я считаю дни, - итак, сегодня десятый день, как он никому не сказал ни слова, если не считать меня; ну и еще во время обычной партии в триктрак, когда он вынужден произносить требуемые игрой слова.
- Сегодня одиннадцатый день с тех пор, как он был в Собрании и объявил о своем вето… Почему же он не замолчал утром того дня, вместо того чтобы лишиться дара речи на следующий день!
- По-вашему, мой брат должен был санкционировать этот кощунственный декрет? - взволнованно воскликнула мадам Елизавета.
- По моему мнению, ваше высочество, заслонять королем священников от хлынувшего потока, от поднимающегося прилива, от надвигающегося урагана - это значит желать, чтобы и король и священники погибли от одного удара!
- А что бы вы, сударь, сделали на месте моего бедного брата?
- Ваше высочество, в настоящее время существует партия, растущая, как джинны в "Тысяче и одной ночи", которые внезапно вырываются из бутылки и за один час достигают высоты в сто локтей.
- Вы говорите о якобинцах, сударь?
Жильбер покачал головой.
- Нет, я имею в виду Жиронду. Якобинцы не хотят войны, ее жаждут жирондисты: такая война станет отечественной.
- Но война… с кем война, сударь? С нашим братом-императором? С нашим племянником королем Испании? Наши враги - во Франции, господин Жильбер, а не за ее пределами, а доказательство тому…
Мадам Елизавета умолкла.
- Продолжайте, ваше высочество, - попросил Жильбер.
- По правде говоря, не знаю, могу ли я вам об этом сказать, доктор, хотя именно за этим я вас и позвала…
- Вы можете сказать мне все, ваше высочество, как человеку преданному, готовому отдать за короля жизнь.
- Сударь, вы верите в противоядие? - спросила мадам Елизавета.
Жильбер улыбнулся.
- От всех на свете ядов? Нет, ваше высочество; однако всякое ядовитое вещество имеет свое противоядие; впрочем, справедливости ради следует заметить, что в большинстве случаев эти противоядия оказываются бессильны.
- О Боже!
- Прежде всего необходимо знать, с каким ядом имеешь дело: с минеральным или с растительным? Обыкновенно минеральные яды действуют на желудок и кишки; растительные же яды - на нервную систему, причем одни ее раздражают, другие парализуют. О каком из ядов вам угодно поговорить, ваше высочество?
- Послушайте, сударь, я хочу открыть вам один секрет.
- Слушаю вас, ваше высочество.
- Я боюсь, что короля могут отравить.
- Неужели вы полагаете, что кто-нибудь может пойти на подобное преступление?
- Вот что недавно произошло: господин Лапорт… интендант цивильного листа, вы его знаете?..
- Да, ваше высочество.
- Так вот, господин Лапорт предупредил нас о том, что один человек из королевской буфетной, поступивший было кондитером в Пале-Рояль, собирается возвратиться на прежнее место после смерти его преемника… И этот человек, ярый якобинец, во всеуслышание объявил, что ради блага Франции следовало бы отравить короля!
- Смею вас уверить, ваше высочество, что тот, кто хочет совершить подобное преступление, не станет хвастаться им заранее.
- Ах, сударь, отравить короля было бы совсем нетрудно! К счастью, тот, кого мы опасаемся, имеет доступ лишь к пирожкам и булочкам.
- Вы приняли необходимые меры предосторожности, ваше высочество?
- Да. Было решено, что король не будет больше есть этих пирожков, а хлеб станет доставлять из Виль-д’Авре господин Тьерри, интендант малых апартаментов; он же берется поставлять вино. Что до пирожных, то, поскольку король их очень любит, госпожа Кампан получила приказание покупать их будто бы для себя то у одного кондитера, то у другого. Нам посоветовали в особенности избегать сахарной пудры.
- Это потому, что в нее можно незаметно подмешать мышьяку?
- Совершенно верно… Королева, как правило, подслащивала себе воду пудрой: нам пришлось полностью от нее отказаться. Король, королева и я едим вместе; мы обходимся без лакеев; если кому-нибудь что-нибудь нужно, он звонит. Как только король садится за стол, госпожа Кампан через особую дверь приносит сладости, хлеб и вино; мы все это прячем под столом и делаем вид, что пьем вино из погреба, что едим хлеб и пирожные из буфетной. Вот как мы живем, сударь! И все равно мы с королевой трепещем всякий раз, когда король вдруг бледнеет и говорит два страшных слова: "Мне плохо!"
- Позвольте мне прежде всего заявить, ваше высочество, - возразил доктор, - что я не верю в эти угрозы отравления; однако я полностью к услугам их величеств. Чего хочет король? Угодно ли ему, чтобы я переехал во дворец? Тогда я буду под рукой в любую минуту до тех пор, пока его страхи…
- О, мой брат ничего не боится, - поспешно вмешалась мадам Елизавета.
- Я оговорился, ваше высочество: до тех пор, пока ваши страхи не пройдут. У меня есть некоторая практика в обращении с ядами и противоядиями; я буду наготове и в любую минуту смогу вступить в противоборство с ядом, какого бы ни был он происхождения; однако позвольте мне также сказать, ваше высочество, что, будь на то воля короля, вам очень скоро нечего было бы опасаться.
- Что же для этого необходимо? - раздался звучный и резкий голос, не похожий на голос мадам Елизаветы и заставивший Жильбера обернуться.
Доктор не ошибся: этот голос принадлежал королеве.
Жильбер поклонился.
- Ваше величество, должен ли я повторить уверения в моей преданности, которые я только что высказал ее высочеству принцессе Елизавете?
- Нет, сударь, не нужно, я все слышала… Мне лишь хотелось узнать, как вы теперь к нам относитесь.
- У королевы появились сомнения в надежности моих чувств?
- Ах, сударь! Столько умов и столько сердец отвернулось от нас в грозовое время, что не знаешь, право, кому и довериться!
- Значит, именно поэтому королева готова получить из рук фейянов министра, сотворенного госпожой де Сталь?
Королева вздрогнула.
- Вам об этом известно? - удивилась она.
- Мне известно, что ваше величество сговорились с господином де Нарбонном.
- И вы, разумеется, меня осуждаете?
- Нет, ваше величество, это проба, которая не лучше и не хуже других. Когда король перепробует все, возможно, он, наконец, придет к тому, с чего ему следовало начать.
- Вы знакомы с госпожой де Сталь? - спросила королева.
- Я имел эту честь, ваше величество. После освобождения из Бастилии я был ей представлен и от господина Неккера узнал о том, что был арестован по распоряжению королевы.
Королева заметно покраснела, затем продолжала с улыбкой:
- Мы условились не вспоминать об этой ошибке.
- Я о ней и не вспоминаю, ваше величество; я только отвечаю на вопрос, что вы соблаговолили мне задать.
- Что вы думаете о господине Неккере?
- Это славный немец; характеру его свойственны весьма разнородные качества: от несуразностей он способен подняться до пафоса.
- Не вы ли вместе с другими склоняли короля к тому, чтоб снова обратиться к его услугам?
- Господин Неккер был, заслуженно или нет, самым популярным человеком в королевстве; я сказал королю: "Государь, обопритесь на его популярность".
- А госпожа де Сталь?
- Если не ошибаюсь, ваше величество оказывает мне честь, спрашивая мое мнение о госпоже де Сталь?
- Да.
- Что касается внешности, у нее крупный нос, крупные черты лица, крупная фигура…