- Ах, сударыня, - прошептал он со слезами в голосе, - я знал, что вы меня не любите, но не думал, что вы испытываете ко мне столь сильную ненависть!
Чувствуя, что он не может больше находиться рядом с Андре, и боясь потерять самообладание, Шарни зашатался словно пьяный, потом, призвав на помощь все свои силы, бросился из комнаты со стоном, болью отозвавшимся в сердце Андре.
Молодая женщина провожала его взглядом, пока он не скрылся; она прислушивалась до тех пор, пока не раздался стук колес кареты, уносившей его все дальше и дальше… Чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется, и понимая, что ее материнской любви не хватит, чтобы победить другую любовь, она бросилась в спальню с криком:
- Себастьен! Себастьен!
Однако ответом на ее зов, на этот крик боли была тишина: напрасно она ждала утешительного отклика.
При свете ночника она тревожно оглядела комнату и поняла, что в ней никого нет.
Она не могла поверить своим глазам и опять позвала:
- Себастьен! Себастьен!
Та же тишина в ответ.
Только тогда она заметила, что окно распахнуто настежь и огонек ночника колеблется под порывами залетавшего с улицы ветра.
Это было то самое окно, через которое почти пятнадцать лет тому назад ребенок исчез первый раз.
- Что ж, это справедливо! - воскликнула она. - Не он ли сказал, что я ему не мать?
Понимая, что теряет одновременно и сына и мужа как раз в ту минуту, когда, как она думала, она их обретает, Андре бросилась на кровать, раскинув руки и сжав кулаки; у нее не было больше ни сил, ни смирения, ни молитв.
Ей остались лишь крики, слезы, рыдания и неизбывное горе.
Так прошло около часу. Андре была близка к беспамятству, она обо всем забыла, она хотела только одного - чтобы рухнул мир, и надеялась, как это свойственно глубоко несчастным людям, что погибающая вселенная похоронит ее под своими обломками.
Вдруг Андре почудилось, будто между ее горем и слезами встает нечто еще более страшное. Уже испытанное ею несколько раз ощущение, предшествовавшее нервным потрясениям, овладевало тем, что было в ней еще живо. Она помимо своей воли стала медленно подниматься, ее крики стихли сами собой; словно подчиняясь чьему-то приказанию, она всем телом повернулась к окну. Несмотря на пелену, застилавшую ей глаза, она различала очертания человеческой фигуры. Когда слезы высохли и взгляд ее прояснился, она вгляделась пристальнее: какой-то человек влез в окно и стоял прямо перед ней. Она хотела позвать на помощь, крикнуть, протянуть руку и позвонить в колокольчик, однако это оказалось ей не по силам… она испытала ту самую непреодолимую тяжесть, которая когда-то овладела ею при приближении Бальзамо.
В это мгновение в стоявшем перед ней и гипнотизировавшем ее жестами и взглядом человеке она узнала Жильбера.
Как Жильбер, ненавистный отец, оказался на месте горячо любимого сына?
Мы постараемся рассказать об этом читателю.
XII
ЗНАКОМАЯ ДОРОГА
Когда по приказанию Изидора и по просьбе Себастьена придверник пошел узнать о докторе Жильбере, тот действительно был у короля.
Спустя полчаса Жильбер вышел. Король все больше ему доверял: открытое сердце Людовика не могло не ценить преданность, жившую в сердце Жильбера.
Едва тот вышел, как придверник сообщил ему о том, что его ожидают в приемной королевы.
Он прошел по коридору; вдруг в нескольких шагах от него отворилась и затворилась боковая дверь, выпустив молодого человека, который, видимо, плохо знал расположение комнат и потому не мог решить, куда ему пойти: налево или направо.
Молодой человек увидел Жильбера и стал ждать, когда тот подойдет к нему, чтобы спросить дорогу. Внезапно Жильбер замер: свет кенкета упал молодому человеку прямо на лицо.
- Господин Изидор де Шарни?.. - воскликнул Жильбер.
- Доктор Жильбер!.. - вскричал Изидор.
- Это вы изволили меня спрашивать?
- Совершенно верно… да, доктор, я… и еще один человек…
- Кто же?..
- Один человек, - продолжал Изидор, - с кем вам приятно будет встретиться.
- Не будет ли с моей стороны нескромностью узнать, кто это?
- Нет! Однако с моей стороны было бы жестоко заставлять вас ждать! Идемте… вернее, проводите меня в ту часть приемных королевы, что называется зеленой гостиной.
- Могу поклясться, - со смехом заметил Жильбер, - что я не лучше вас разбираюсь в топографии дворцов, особенно в Тюильри; впрочем, я все-таки попытаюсь быть вашим проводником.
Жильбер пошел вперед и скоро нащупал и толкнул какую-то дверь. Она выходила в зеленую гостиную.
Но гостиная была пуста.
Изидор огляделся и позвал придверника. Однако во всем дворце все еще царила суматоха, и, вопреки всем правилам этикета, придверника в приемной не было.
- Давайте немного подождем, - предложил Жильбер, - этот человек не должен был далеко уйти, а пока, сударь, если можно, скажите мне, пожалуйста, кто хотел меня видеть?
Изидор с беспокойством озирался по сторонам.
- Вы не догадываетесь? - спросил он.
- Нет.
- Я встретил этого человека по дороге, он очень беспокоился, что с вами произошло несчастье, и шел в Париж пешком… я посадил его позади себя на коня и привез сюда.
- Уж не о Питу ли вы говорите?
- Нет, доктор, я имею в виду вашего сына, Себастьена.
- Себастьена!.. - вскричал Жильбер. - Да где же он?
И доктор торопливо обшарил взглядом каждый уголок большой гостиной.
- Он был здесь; он обещал меня подождать. Верно, придверник, которому я его поручил, не хотел оставлять его одного и увел с собой.
В эту минуту вошел придверник. Он был один.
- Что сталось с молодым человеком, которого я оставил здесь? - спросил Изидор.
- С каким молодым человеком? - переспросил придверник.
Жильбер прекрасно умел владеть собой. Его начала бить дрожь, однако усилием воли он взял себя в руки.
Он подошел к придвернику.
- О Господи! - прошептал виконт де Шарни, чувствуя, как в душе его зашевелилось беспокойство.
- Ну-ну, сударь, - не терял хладнокровия Жильбер, - постарайтесь вспомнить… этот мальчик - мой сын… он совсем не знает Парижа, и если, не дай Бог, он вышел из дворца, то, не зная города, рискует потеряться.
- Мальчик? - переспросил другой придверник, входя в гостиную.
- Да, мальчик, почти юноша.
- Лет пятнадцати?
- Да, да!
- Я видел, как он бежал по коридору за дамой, вышедшей от ее величества.
- Не знаете ли вы, кто была эта дама?
- Нет, у нее была опущена на лицо вуаль.
- А что она делала?
- Мне показалось, что она убегала, а мальчик пытался ее догнать и кричал: "Сударыня!"
- Давайте спустимся вниз, - предложил Жильбер, - привратник нам скажет, выходил ли мальчик на улицу.
Изидор и Жильбер пошли тем же коридором, по которому час тому назад бежала Андре, преследуемая Себастьеном.
Они подошли к двери, выходившей во двор Принцев, и стали расспрашивать привратника.
- Да, действительно, я видел молодую женщину: она шла так быстро, будто за ней гнались, - отвечал тот. - За ней бежал мальчик… Она села в карету, мальчик бросился следом и подбежал к дверце.
- Что было дальше? - спросил Жильбер.
- Дама втащила мальчика в карету, расцеловала его, дала кучеру адрес, захлопнула дверь, и карета укатила.
- Вы запомнили адрес? - с беспокойством спросил Жильбер.
- Да, прекрасно запомнил: "Улица Кок-Эрон, номер девять, первые ворота со стороны улицы Платриер".
Жильбер вздрогнул.
- Да ведь это адрес моей невестки, графини де Шарни! - заметил Изидор.
- Это рок! - прошептал Жильбер.
В те времена люди были слишком философски настроены, чтобы сказать попросту: "Это судьба!"
Потом он едва слышно прибавил:
- Должно быть, он ее узнал…
- Ну что ж, - предложил Изидор, - едемте к графине де Шарни.
Жильбер понимал, в какое неловкое положение он может поставить Андре, если явится к ней с братом ее мужа.
- Сударь! - сказал он. - С той минуты как мой сын оказался у графини де Шарни, ему ничто не угрожает. Я имею честь быть с ней знакомым, и, полагаю, вместо того чтобы сопровождать меня туда, вам лучше отправиться в путь. Судя по тому, что́ я узнал от короля, могу предположить: именно вас посылают в Турин.
- Да, сударь.
- Позвольте вас поблагодарить за то, что вы сделали для Себастьена, а теперь не теряйте времени и отправляйтесь в путь.
- Доктор! А как же…
- Раз отец мальчика говорит вам, что причин для опасений нет, можете ехать. Где бы теперь ни находился Себастьен, у графини де Шарни или в другом месте, можете не беспокоиться: мой сын отыщется.
- Ну, раз вы так хотите…
- Я прошу вас об этом.
Изидор подал Жильберу руку; тот пожал ее с сердечностью, обычно ему не свойственной, когда он имел дело с аристократами. Изидор возвратился во дворец, а Жильбер дошел до площади Карусель, пошел по улице Шартр, пересек наискось площадь Пале-Рояль, двинулся вдоль улицы Сент-Оноре и, затерявшись на минуту в лабиринте маленьких улочек, ведущих к Рынку, наконец оказался на перекрестке двух улиц.
Это были улицы Платриер и Кок-Эрон.
С обеими этими улицами у Жильбера были связаны страшные воспоминания: не раз случалось, что, оказываясь на этом самом месте, он чувствовал, как бешено начинало колотиться его сердце. Будто сомневаясь, по какой из этих двух улиц ему пойти, он наконец решительно зашагал по улице Кок-Эрон.