- Есть у тебя друзья истинные. Но тайные. Многие души завоевал ты, равви, тем обрёл власть над частью народа. А власть такая много стоит и таит в себе великую силу. И скоро о тебе узнают ещё многие. Если желаешь этого, то продолжай начатое. Но если не желаешь, чтобы тебя раскрыли, то…
- Знаю, друг. Знаю. А теперь говори о просьбе.
Никодим виновато потупился:
- Знаком ли ты с пророчеством Исаии?
Габриэль в задумчивости промолчал и отвёл взгляд в сторону.
- В великом деле ты участвуешь, галилеянин, потому ждут от сего дела спасения. Не те, что ходят с тобой и называют Варавву царём, но те, что пристально следят за тобой из тени Синедриона.
- Я всего лишь странник… Не возлагай на меня ношу непосильную, ибо не призван я освобождать сердца и души человеческие. Не я. И пока вы внутри существа своего не обретёте свободу, до той поры не знать вам свободы телесной. Истинно говорю. Ибо не правители угнетают вас, но грехи и страсти человеческие.
- Варавва тоже говорит так. Говорил. А теперь он где? А вдруг…
- Я не стану на его место и не поведу вас войной. Я не из этого мира. И рушить ваш мир не в моей силе.
- Если не Мессия ты, то отчего Варавва прислушивается к тебе и повторяет твои слова как Писание? Но есть пророчество о двух мессиях.
- Да, я слышал об этом.
- И одного из них станут нарекать "С-нами-Бог", то есть Иммануил. Видать, неспроста имя такое дали ему пророки, ибо вся надежда на бога живого. Но зелоты погубят тебя за то, что возмутил вождя их, но не повёл на Рим.
Габриэль молчал.
- Я слышал сам речи твои. Я слышал, как ты говорил, что призываешь любить врагов и угнетателей. В этом есть истина. Но не всем она понятна, лекарь. Ибо так говорят лишь те, кто заодно с врагами.
- И Синедрион так мыслит обо мне?
- Не весь. Потому пришёл я к тебе под покровом ночи, крадучись.
- Потому и заговорил о пророчестве Исаии?
- Потому и заговорил. Ибо даже против воли твоей, равви, судьба всего народа отныне в твоих руках. Варавва больше не лидер. Ибо пророчество Исаии гласит. "Он был презрен и умалён пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице своё; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его". А потому уже не тебе решать о миссии твоей. Четыре пути у тебя, странник, с этой ночи.
- Да, Никодим, эти слова подходят Варавве, ибо это он лишён чести, презрен от рождения. Потому и жаждет доказать своё истинное происхождение.
- Послушай же ещё. Прежде Исаия говорит так: "и произойдёт отрасль от корня Иесеева и ветвь произрастёт от корня его; и почитает на Нём Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия. И страхом Господним исполнится, и будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине…"
- Что ж, вера твоя достойна почитания…
- А эти слова о тебе, галилеянин. Вот эти слова о тебе. Хоть ты и называешь себя простым странствующим лекарем из Галилеи. Но я знаю, кто ты есть.
- Значит, в его пророчестве говорится о двоих.
Никодим глубоко вздохнул, будто хотел сказать что-то важное, но вдруг промолчал.
- И каковы же они, эти четыре пути, о коих ты толковал прежде? - поинтересовался Габриэль.
- Подобны четырём всадникам они. Один бледный, другой красный, третий чёрный, и только один из них белый. Скачут они быстро. И вот уже пред воротами твоими, лекарь. Первый путь пророчествует о том, что покинешь ты Иудею и тем спасёшь себя и народ наш, дабы не стать Мессией.
- А другие пути как же?
- Другие пути, как не крути, всё смертью твоей завершаются. Ибо Исаия говорит, что заклан будет агнец…
- Продолжай же…
- Второй путь, если возглавишь зелотов. Тогда Рим погубит и тебя, и зелотов, и народ весь, обагрив всю нашу землю кровью. Третий путь, если откажешься от зелотов, но не уйдёшь из Иерусалима, тогда познаешь их разбойничий нож и прослывёшь предателем, а они всё одно поднимут мятеж, подбиваемые ессеями и назареями. Но мятеж этот обречён.
- А четвёртый путь как же?
- Если сам себя передашь римлянам, которые, может быть, тебя не погубят. Но в этом нет гарантии, ибо они желчны и грубы. Тем спасёшь народ от полного и неминуемого избиения. Потому одна дорога тебе, странник, - из Иерушалаима в другую землю. Ибо я послан и предупредить тебя об опасности, и попросить о помощи и спасении всего народа Израиля. Мы не желаем зла тебе, равви, но ты и о народе нашем подумай. Если римляне уничтожат богоугодный народ, то повсюду воцарится беззаконие. Римляне сметут с земли наши законы и традиции, сожгут наши города, перебьют всех - и малых и старых, и женщин, и детей, и стариков. Они насадят свои устои. Если погибнет народ Израилев, то кому тогда достанутся поучения твои? И пока ты в Иудее, есть большая опасность мятежа. Ибо надежды питают некоторые относительно тебя, лекарь. Даже если, странник, ты и не думал о своём месте в истории народа моего, то теперь всё в твоих руках. И в твоих руках его спасение. Подумай, имеешь ныне власть такую. Если попадёшь в руки зелотов, ты - покойник. А если согласишься возглавить мятеж, то также - покойник. Но погибнешь от римских солдат вместе с многими из нашего народа, если не со всеми. Подумай над сказанным. Народ будет благодарен тебе за спасение своё.
- А с зелотами как же?
- Пока не знаю, но их надо усмирить до времени, пока мы не окрепнем. И о судьбе Вараввы побеспокоиться пристало нам… Иди из Иерушалаима, равви… Иди.
- Бежать?
- Нет. Это не бегство. Сие спасение народа Божиего! А теперь прощай, - сказал Никодим, поднимаясь с земли и снова накидывая на голову край гиматия.
Через минуту он скрылся в тёмных зарослях, оставив Габриэля в раздумье. Когда он уходил, Иуда заметил его тень, но, видя задумчивость лекаря, не посмел приблизиться к нему и побеспокоить своим вопросом. Он оставил вопрос на утро.
Габриэль вернулся на своё место и снова устроился под деревом. Однако спать ему больше не хотелось. Он то прикрывал глаза в надежде заснуть, то снова открывал их, не в силах отринуть услышанное от Никодима.
"Если я снова убегу и скроюсь от первой же опасности как вор, то что я стану проповедовать, чему учить стану избранных, если поддамся животному страху перед сильными мира людского?"
Под утро он всё же смежевал глаза ненадолго и провалился в тяжёлый сон. И видел Исаию во сне, и говорил с ним. И решил, что ещё не время противиться желанию Синедриона, и надобно уйти до времени из Иерушалаима.
Утром Иуда подсел к лекарю, пока тот отдалился от остальных, и тихо спросил, кто был ночью подле них. А Габриэль смотрел на Иуду и мысленно удивлялся, как же Иуда похож на старшего брата, на Иосифа Варавву. Не зря называют его близнецом. Только у Вараввы глаза зелёные, а у Иуды голубые.
- Сегодня ночью приходил Исаия… - наконец произнёс Габриэль.
- Что он хотел от тебя? Ты должен продолжить дело Вараввы?
- Открыл пророчество про вашего вождя, - задумчиво ответил он, глядя куда-то вдаль.
- Про Иошу? И что это за пророчество?
- Что Господь сделает агнца своего светом народов, чтобы спасение Его простёрлось до конца земли…
- И что?
- Пророчество толкует: "Он (раб Господень) был презрен и умалён пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице своё; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его…"
- И эти слова повергли тебя в уныние? Но ведь всё так и есть о Сыне Отца.
Габриэль понял, что Иуда не увидел в этих словах Исаии того, что в них увидел он сам, и потому поспешил перевести разговор на другую тему.
- Нынче я покину Иерушалаим.
- А как же мы? Как же царство Сына? - недоумевал Иуда.
- Позже, друг, - отозвался Габриэль и поднялся с земли. А Иуда остался сидеть, продолжая смотреть страннику вслед, не понимая того, чем же так тот встревожен. Однако при этом Иуде не понравилось решение странника теперь покинуть царственный Иерушалаим, в котором так живо виделась его тайная мечта о воцарении его старшего брата Иошу Вараввы на трон Давидов.
29
Вернулся Габриэль в дом Мариам озабоченный. Она сразу поняла, что случилось нечто неприятное.
- Сбылось моё предостережение о том, чтобы божий сын не бывал долго среди людей без своей спутницы? - поинтересовалась она.
- Сбылось. Вчера арестовали Варавву, Гестаса и Дисмоса.
- Ах, - она испуганно прикрыла ладонью рот.
- Среди их сторонников уныние. Они ищут спасения для своего царя. Начались аресты заговорщиков.
- Они выдадут тебя?
- Не знаю. Но мне надо покинуть город.
- Я с тобой! - живо заявила она.
- Это опасно, - предупредил он её.
- Я тебя одного не оставлю. Да и со мной ты не вызовешь подозрения. Будем выглядеть, как супружеская пара.
- Тогда уходим прямо сейчас. Ничего лишнего не бери. И слугам не говори лишнего.
- Я поняла, дорогой. Мы можем укрыться в Бет Ани, в моём родном селении.
- Пошли же.
И они, взяв с собой только деньги и немного еды, отправились окольными путями из города, предупредив слуг, что они собираются на поломничество на несколько дней.
Они шли долго.
- Если не в Бет Ани, то куда же мы идём? - поинтересовалась Мариам, догадавшись, что вовсе не в Вифанию они направляются.
- В Капернаум.
К вечеру они остановились возле скал и укрылись в пещере. Развели огонь и согрелись.
- Расскажи мне ещё что-нибудь? - попросила Мариам, выглядывая из пещеры и глядя на звёздное небо.
- Что ты хочешь знать?