* * *
Солнце загорелось раньше христианства. И солнце не потухнет, если христианство и кончится. Вот - ограничение христианства, против которого ни "обедни", ни "панихиды" не помогут. И еще об обеднях: их много служили, ни человеку не стало легче.
Христианство не космологично, "на нем трава не растет". И скот от него не множится, не плодится. А без скота и травы человек не проживет. Значит, "при всей красоте христианства" - человек все-таки "с ним одним не проживет". Хорош монастырек, "в нем полное христианство"; а все-таки питается он около соседней деревеньки. И "без деревеньки" все монахи перемерли бы с голоду. Это надо принять во внимание и обратить внимание на ту вполне "апокалипсическую мысль", что само в себе и одно - христианство проваливается, "не есть", гнило, голодает, жаждет. Что "питается" оно - не христианством, не христианскими злаками, не христианскими произрастаниями. Что, таким образом, - христианство само и одно, чистое и самое восторженное, зовет, требует, алчет - "и не христианства".
Это поразительно, но так. Хороша была беседа Спасителя к пяти тысячам народа. Но пришел вечер, и народ возжаждал: "Учитель, хлеба!"
Христос дал хлеба. Одно из величайших чудес. Не сомневаемся в нем. О, нисколько, нимало, ни йоточки. Но скажем: каково же солнце, которое неизреченным тьмам народа дает хлеб, - дает как "по службе", "по должности", почти "по пенсии". Дает и может дать.
Дает и, значит, хочет дать?
У солнца - воля и… хотение?
Но… тогда "ваал-солнце"? ваал-солнце - финикиян?
И тогда "поклонимся Ему"? Ему и его великой мощи?
- Это-то уже несомненно. Ему и его великому, благородному, человеколюбивому хотению?..??? Это же невероятно. Но что "солнце больше может, чем Христос" - это сам папа не оспорит. А что солнце больше Христа желает счастья человечеству - об этом еще сомлеваемся, но уже ничего не мог бы возразить Владимир Соловьев, изучавший все "богочеловеческий процесс" и строивший "ветхозаветную теургию" и "ветхозаветное домостроительство" (или "теократию").
Мы же берем прямо Финикию:
"Ты - ходил в Саду Божием… Сиял среди игристых огней"… "Ты был первенец Мой, первенец от создания мира", - говорит Иезекииль или Исаия, кто-то из ветхозаветных, - говорит городу, в котором поклонялись Ваалу и нимало, ни Иегове.
Ну, кто же не видит из моих тусклых слов, что "богочеловеческий процесс воплощения Христа" потрясается. Он потрясается в бурях, он потрясается в молниях… Он потрясается в "голодовках человечества", которые настали, настают ныне… В вопияниях народных.
"Мы вопияли Христу, и Он не помог". "Он - немощен". Помолимся Солнцу: оно больше может. Оно кормит не 5000, а тьмы тем народа. Мы только не взирали на Него. Мы только не догадывались.
- "Христос - мяса!"
- "На ребра, в брюхо, детям нашим и нам!"
Христос молчит. Не правда ли? Так не Тень ли он? Таинственная Тень, наведшая отощание на всю землю.
№ 3
КРОТКАЯ
Ты не прошла мимо мира, девушка… о, кротчайшая из кротких… Ты испуганным и искристым глазком смотрела на него.
Задумчиво смотрела… Любяще смотрела… И запевала песню… И заплетала в косу ленту…
И сердце стучало. И ты томилась и ждала.
И шли в мире богатые и знатные. И говорили речи. Учили и учились. И все было так красиво. И ты смотрела на эту красоту. Ты не была завистлива. И тебе хотелось подойти и пристать к чему-нибудь.
Твое сердце ко всему приставало. И ты хотела бы петь в хоре.
Но никто тебя не заметил, и несен твоих не взяли. И вот ты стоишь у колонны.
Не пойду и я с миром. Не хочу. Я лучше останусь с тобой. Вот я возьму твои руки и буду стоять.
И когда мир кончится, я все буду стоять с тобою и никогда не уйду.
Знаешь ли ты, девушка, что это - "мир проходит", а - не "мы проходим". И мир пройдет и прошел уже. А мы с тобой будем вечно стоять.
Потому что справедливость с нами. А мир воистину несправедлив.
ЧТО-ТО ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ
Есть в мире какое-то недоразумение, которое, может быть, неясно и самому Богу. В сотворении его "что-то такое произошло", что было неожиданно и для Бога. И отсюда, собственно, иррационализм, мистика (дурная часть мистики) и неясность. Мир гармоничен, и это - "конечно". Мудр, благ и красота, и это - Божие. Но "хищные питаются травоядными" - и это уж не Божие. Сова пожирает зайчонка - тут нет Бога.
Бога, гармонии и добра.
Чтo такое произошло - этого от начала мира никто не знает, и этого не знает и не понимает Сам Бог. Бороться или победить это - тоже бессилен Сам Бог. Так "я хочу родить мальчика красивого и мудрого", а рождается "о 6-ти пальцах, с придурью и непредвиденными пороками". Так и планета наша. Как будто она испугана была чем-то в беременности своей и родила "не по мысли Божией", а "несколько иначе". И вот "божественное" смешалось с "иначе"…
И перед этим "иначе" покорен и Бог. Как тоскующий отец, который смотрит на малютку с "иначе", и хочет поправить, и не может поправить. И любит "уже все вместе"…
ЗАЧЕМ ОНИ ЗВОНЯТ?
Бом. Бом. Бом. Но уже звук пустой.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
И оттого, что под колоколом нет венчания невесты и жениха. Тот, другой, - не помог. А этот, который все-таки помогал по мелочам, - немного, но помогал, - немного, но старался, - по-земному и глупо, но все-таки старался, - услан далече.
И не вздохнула невеста по женихе. И я увидел, что она горбатая.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Эх, не горбат вот жид: написал в марте:
"… Напишите, как вы умеете писать, - правдиво и страстно, - мне о "мартовских днях".
Тут зима, - и лютая, - весны еще нет. Весь этот гул и шум противен моей душе. В санатории уже умерло 4 воина. Смерть сильнее всего на этой планете. Есть ли душа? Есть ли загробная жизнь? Вот это важнее всех революций! Жаль царя Николая. Догадываюсь, что он был человек мягкого характера и безвольный очень. Все, все - пройдет, но что будет "там"? Вам 61 год, вы много думали, страдали, - скажите мне вы, дорогой душевный друг. Лейзер Шацман.
Санаторий "Дергачи", Харьковской губернии и уезда. Всероссийского Земского Союза, №
11 (туберкулезный)". (Лично мне не знаком.)
ДЕД
Когда не хочется больше любить, не ждется одежда, и кушаешь кашку-размазню с кой-каким маслицем, - то и называет себя, естественно, "христианином".
Лысый, с белой бородою,
Дедушка сидит.
Чашка с хлебом и водою
Перед ним стоит.
- Кто ты, дедушка?
- Хрестьянин… крестьянин…
Или, как Достоевский и софистически и верно перефразировал:
- "Христианин".
Боже: к чему догматики, историки, апологеты нагородили столько ерунды, когда дело выражается в одном великом: не надо.
"МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ"
- и делает очень глупо. Оттого она бедна. Нужно именно верить, и - не слезам, а - вообще, всегда, до тех пор пока получил обман: финикияне в незапамятную древность, в начале истории, приучились верить и образовали простую бумажку, знак особый, который писали, делали и т. д. Он был условен: и кто давал его - получал "доверие", и это называлось - кредитом. Заведшие это, "доверчивые" люди, но определенно доверчивые, и вместе - не по болтовне или "дружеской беседе", а - деловым образом и для облегчения жизни, стали первыми в мире по богатству. Не чета русским. Которые даже в столь позднее время - все нищают, обманывают и - тем все более разоряются.
* * *
Долг платежом красен - и русские выполняют и не могут не выполнить этого, насколько это установили финикияне (вексель)… Но решительно везде, где могут, - стараются жить на счет друг друга, обманывают, сутенерничают. И думая о счастье - впадают все в бoльшее и бoльшее несчастье.
ОБ ОДНОМ НАРОДЦЕ
Им были даны чудные песни всем людям. И сказания его о своей жизни - как никакие. И имя его было священно, как и судьбы его - тоже священны для всех народов.
Потом что-то случилось… О, чтo же, чтo же случилось?..
. . . . . . . . . . . . . .
Нельзя понять…
. . . . . . . . . . . . . .
Ни один народ не может. Никто из человечества…
. . . . . . . . . . . . . .
Ни мудрец, ни ученый, ни историк.
И стал он поругаемым народом, имя которого обозначает хулу. И имя которого, национальное имя, стало у каждого племени ругательным названием всякого человека, к кому оно приложится в этом чужом племени.
О, что же случилось?..?..
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Больше, больше: будем ли мы читать "Летопись Тацита" - когда томимся? Или –
Геродота о скифах и Вавилоне? Будем ли читать о Пелопонесской войне - Фукидида?
Нет, нет: когда в томлении душа - то как все это чуждо и посторонне… Все это мы изучали бы, только чтобы прочесть лекцию, написать ученый труд, и - "так, от некоторого безделья".
Но вот - юная вдова, подбирающая колосья пшеницы на поле богатого землевладельца: и то, как она это делает, - и слова ее своей свекрови, - проливают в душу утешения. И много еще…
Народ этот пролил утешение во все сердца.
И все-таки он проклят. Чтo же случилось, - о, чтo такое, особенное???…?