Сомнения в рациональности и перспективах применения объективирующих формул в экономическом анализе права могут быть распространены и на основной показатель деятельности человека, на чем, собственно, и основаны научные исчисления и формулы, призванные измерить эффективность права (как отдельных норм, так и нормативно-правовых актов). Методика исчисления эффективности права в рамках экономического анализа права состоит в выявлении групп общих и специальных интересов и расчете выгод / издержек для каждой из них от принятия нового нормативно-правового акта. При этом проблема выделения групп общих и специальных интересов не эксплицируется. Одновременно отмечается, что "в реальной экономике фактические цены и издержки, фиксируемые в бухгалтерской отчетности, по которым внешний наблюдатель только и может судить о величинах, фигурирующих в процедурах анализа затраты - эффективность, не имеют обычно ничего общего с равновесными ценами и альтернативными издержками, не отражая тем самым и полезности (или благосостояния)... Отмеченные обстоятельства в определенной степени ставят под сомнение возможность полного расчетного, теоретического способа экономического анализа законопроектов и других намечаемых нормативных документов, не предполагающих в той или иной форме обращения к наблюдению за поведением субъектов, затрагиваемых вводимой или изменяемой юридической нормой". Однако и анализ эффективности нормативно-правового акта post factum, по крайней мере, достаточно сложного (например, отраслевого кодекса), вряд ли может быть эксплицирован по такой методике. Это, как представляется, связано с тем, что общественное сознание, фиксирующее выгоды / издержки (точнее - их оценку) сегодня ситуативно, подвержено манипулируемости СМИ и популистскими лидерами, размыто. Поэтому выявить массовые предпочтения относительно нормативно-правового акта, с которым подавляющее большинство населения незнакомо, на более или менее длительную перспективу практически невозможно. Ситуация усложняется также тем, что в условиях мультикультурности происходит стирание социальных различий а, следовательно, и интересов различных социальных групп. "Расколотость" социального субъекта, его многогранность, связанная со множеством идентичностей и их постоянной изменчивостью позволила лидеру постмодернизма в юриспруденции США П. Шлагу заявить о "смерти субъекта права".
Статичность концепции субъекта права классической юриспруденции связана с претензиями на вечность, неизменность рациональной истины, открываемой юридической наукой. Тем самым субъект права, отождествляемый, прежде всего, с естественными правами, представляется универсальной сущностью, свойственной всем временам и народам. Такой антиисторизм отрицает контекстуальность, историческую и социокультурную обусловленность субъекта вообще и субъекта права в частности.
Изменения, которые произошли в мировоззрении (картине мира) постиндустриального общества, поставили под сомнение догматичность, рациональность, объективность и статичность субъекта права. Прежде всего, методология постструктурализма и постмодернизм (в их "мягкой" версии) утверждают перманентную изменчивость субъекта права, его экзистенциально воспроизводимую природу. Субъект права - не данность, а социальный конструкт (как и право в целом). С точки зрения антропологизма постсовременного мировоззрения, субъект права должен трактоваться не просто как субъект правоотношений, а гораздо шире - как центр правовой системы, ее творец и постоянный деятель. Именно субъект права формирует и воспроизводит своими действиями правовую реальность. Конечно, связь субъекта права и права как структуры гораздо сложнее, нежели отношение творец - продукт творения (о чем уже шла речь выше). Субъект, несомненно, создает и преобразует правовую реальность, но одновременно сам формируется ей в процессе правовой социализации.
Исходя из эвристически ценных положений социальной феноменологии представляется возможным предложить следующий механизм воспроизводства субъекта права. Его образуют стадии или этапы экстернализации, объективации, хабитуализации, институционализации и интернализации основных характеристик (признаков, качеств) субъекта права.
Экстернализация представляет собой внешнюю активность человека, в нашем случае имеющей юридического значение. Очевидно, что любое социальное явление (а субъект права, очевидно, социальный феномен) формируется посредством деятельности, как целенаправленной, так и совершаемой бессознательно, и ментальной активности. Эта деятельность (или даже единичное действие) и психоментальная активность фиксируются в соответствующей форме. Тем самым результат деятельности (активности) отчуждается от ее автора (создателя) и приобретает всеобщее значение.
Хабитуализация обозначает опривычивание, типизацию определенных действий, образа мыслей, другой активности. Многократное их повторение свидетельствует о формировании социального института. В этой связи важно отметить, что социальный институт - это не только устойчиво повторяющиеся общественные отношения, но и субъекты - люди, которые своими действиями эти общественные отношения воспроизводят, а также мыслительный образ этих отношений. Поэтому все вышеназванные стадии сопровождаются процессом интернализации (или интериоризации, в терминологии Л.С. Выгодского).
Таким образом, воспроизводство социальных институтов (социального мира, в широком смысле слова) одновременно означает воспроизводство субъектов этих институтов. В этом процессе обнаруживается диалог единичного и общего, индивида и структуры. Социальный (и правовой) институт суть объективное, то есть независящее от воли, желания и т.д. отдельных (именно отдельных) субъектов образование. В то же время институт не может существовать вне и без людей, своими действиями и мыслительной активностью осуществляющих его функции. Связь института и человека (субъекта) двусторонняя.
Прежде всего, социальный (и правовой) институт формирует субъекта осуществляя функцию социализации. Важную роль в этом процессе играет идеология, которая, как отмечает Л. Альтюссер, осуществляет узнавание и интерпелляцию (запрос, призыв) субъекта, а тем самым его рекрутирование. "Идеология "действует", или "функционирует" так, что среди индивидов она "рекрутирует" субъектов (она рекрутирует их всех); или "трансформирует" индивидов в субъектов (она трансформирует их всех). Происходит это в той самой операции, которую я называю интерпелляцией, или окликанием. Эта операция стоит за самыми обычными действиями, например, когда полицейский (или кто-нибудь другой) окликает тебя: "Эй, ты!"... Индивид, которого только что окликнули на улице, обернулся. В результате этого "психологического поворота на сто восемьдесят градусов" он превратился в субъекта. Почему? Потому что он распознал, что оклик был "действительно" адресован ему и что "окликнули действительно его" (а не кого-то другого)... И вы, и я всегда уже субъекты и как таковые постоянно исполняем ритуалы идеологического узнавания, гарантирующего, что мы действительно есть конкретные, индивидуализированные, различимые и (естественно) незаменимые субъекты".