Таким образом, проблема субъекта в постмодернизме имеет двойственный характер. С одной стороны, постмодернизм (и постструктурализм) выступил против бессубъектности структурализма, программа которого была направлена на поиск объективной самодетерминирующей структуры, существующей за внешним проявлением любого предмета (феномена). "Инструмент интеллектуального действия и предмет анализа, соссюровский язык - пишет о структуралистской программе Бурдье - это язык мертвый, письменный, чуждый (о каком говорил еще Бахтин), это самодостаточная система, оторванная от реального использования и полностью выхолощенная, которая подразумевает чисто пассивное понимание... Иллюзия автономии собственно лингвистического порядка, утверждающая себя через предпочтение внутренней логики языка в ущерб социальным условиям его целесообразного использования, прокладывает путь всем последующим исследованиям, которые делаются так, как если бы владение кодом давало бы знание надлежащего способа использования; как если бы из анализа формальной структуры языковых выражений можно было вывести способы их использования и их смысл; как если бы правильный грамматический строй фразы был достаточен для производства смысла...". Поэтому задача постмодернизма, в некотором смысле, - "вернуть" субъекта действия, показать, что социальная (и правовая) реальность, политико-правовые институты, юридические тексты, юридически значимые действия и т.д. - результаты действия конкретного субъекта. С другой стороны, постструктурализм и постмодернизм как его продолжение, показывают, что субъект обусловлен (жестко детерминирован) социокультурной и исторической ситуацией. Его действия именно такие потому, что он - выходец из такой-то среды, за пределы которой он не в состоянии вырваться. Это насилие структуры над субъектом - главный мотив исследований М. Фуко, Ж. Делеза, Р. Барта и других основоположников постмодернизма. При этом необходимо иметь в виду, что это - диагноз положения субъекта в массовом обществе, а не постмодернистский идеал. Наоборот, постмодернисты, как уже отмечалось, пытаются преодолеть объективирующую, отчуждающую функцию структуры, разоблачая ее роль.
Таким образом, именно человек как носитель статуса субъекта творит реальность. Но он, в то же время, обусловлен предшествующей социальной реальностью, которая его породила, сделала субъектом права, наделив правоспособностью и дееспособностью.
Все это не может не иметь прямого отношения к юриспруденции, так как понятия субъект права, правовой статус, правосубъектность производим от понятий субъект, социальный статус, социальная субъектность.
Постструктурализм и постмодернизм, прежде всего, подвергают критике традиционную в философии права и теории права эпохи модерна трактовку субъекта права. Интенции постструктурализма и постмодернизма направлены преимущественно на деконструкцию догматизма, рациональности, объективизма и статичности субъекта права - господствующих о нем представлений в классической юриспруденции.
Догматизм субъекта права связан со свойственным юридическому позитивизму - господствующему методологическому направлению в юридической науке XIX - XX в.в. - убеждением в производности понятия "субъект права" от воли законодателя (или основной нормы в интерпретации нормативизма). Право творит субъекта права, наделяя его правосубъектностью, правовым статусом, отождествляемым с правами и обязанностями. Тем самым субъект права оказывается генетически и функционально подчинен структуре - объективному праву, выступающему демиургом правовой реальности. Многомерность субъекта права сводится к одному (хотя и достаточно важному, но отнюдь не единственному) аспекту - правам и обязанностям.
Проблематичность рациональности и объективизма концепции субъекта права вытекает из критики фундаменталистской теории права эпохи модерна. Последняя может быть названа как "фундаменталистская" потому, что она претендует на "метанарративность" - описание всей правовой реальности целиком и объяснение ее единственно возможным - правильным, истинным - способом. Специфика западной юридической науки, по мнению Р. Познера, состоит в том, что право объявляется объективным, "существующим независимо от мира фактов", обособленно от политических органов, правительства, сохраняемое профессиональной кастой юристов явлением. Отсюда, по его мнению, вытекают три основных постулата, на которых зиждется ортодоксальная точка зрения юристов Запада: право есть разум; это особый вид разума ("искусственно сотворенный"), а не просто здравый смысл; только юристы - лица, специально тренированные и практикующие право - знают его сущность.
Подвергая сомнению "фундаменталистскую" юридическую теорию, способную, якобы, постичь объективную истину, Р. Познер достаточно справедливо отмечает ограниченность использования юристами логики. Поиск, оценка фактов, в основном, не являются логическим процессом, утверждает он. Судья, как правило, предпочитает держаться давно действующей нормы права, несмотря даже на ее противоречие со справедливостью. Еще менее применима логика к изменению правовой системы, принципиально отличающейся от исправления ошибок в силлогизме.
"Логика, как и математика, охватывает отношения между идеями, а не соотносимость с фактами", - пишет он. Более того, "показать, что мнение нелогично, еще не значит показать, что оно неверно". Крупнейший французский социолог П. Бурдье также отказывает логике в верном, "истинном" описании и тем более объяснении практик: "За практикой следует признать особую, нелогическую логику, дабы не требовать от нее больше логики, чем она способна дать, неизбежно принуждая ее говорить несвязности либо навязывая ей искусственную связность".
Показав ограниченность применения в праве формально-научных методов, Р. Познер доказывает, что основным методом, используемым в правовой практике, является "практическое мышление". Последнее включает в себя "анекдоты, самоанализ, воображение, здравый смысл, сопереживание, приписывание мотивов, авторитет говорящего, метафоры, аналогии, обычаи, память, интуицию, ожидание регулярностей". Заметим, что Р. Познер не первооткрыватель "нелогичности" юридического мышления и практики. Еще в 30-е г.г. XX в. к этому же выводу пришли представители школы "правового реализма" США. В частности, Д. Фрэнк утверждал, что судья принимает решение опираясь на подсознательно сложившийся у него образ сторон - участников в деле. Поэтому куда как большую роль, нежели логика имеют в этом деле такие иррациональные факторы, как индивидуальные и общественные стереотипы мышления, предубеждения, господствующая мораль и т.д.