В то же время в других сочинениях Гете мы встречаем более "умеренную" точку зрения. Так, он пишет, что хотя "мы вправе требовать, чтобы любое художественное произведение говорило само за себя, все же это относится только к избранным, самым великим творениям. Все же другие, которые заставляют желать еще многого и лучшего, очень нуждаются в помощи, даже в словесной". Хотя говорить об искусстве – значит "посредничать посреднику", но, считает Гете, "все же за таким занятием мы обретаем немало ценного". Искусство – перелагатель "неизреченного", поэтому может показаться глупостью попытка вновь перелагать его словами, все же "когда мы стараемся это делать, разум наш стяжает столько прибыли, что это с лихвой восполняет затраченное состояние". Прямо противоположное суждение высказывает Гете и о прекрасном. "О прекрасном можно иметь понятие, и это понятие может быть выражено".
В гетевской "Критике" языка несомненно содержится (не без влияния кантовской философии) известная доля агностицизма. Однако, подчеркивает В. Ф. Асмус, "простое отождествление воззрений Гете с агностицизмом кантовского или юмовского типа было бы так же неверно, как и полное игнорирование известной тенденции к агностицизму, несомненно у Гете прорывающейся". Неосторожные "философски некорректные высказывания" (Асмус) Гете о языке, знаках и "формулах" имели своей целью скорее оградить исследование явлений от притязаний метафизического, механистического способа мышления, огрубляющего сложную диалектическую природу познаваемых объектов.
Есть основания утверждать, что именно в искусстве видел Гете такой способ выражения, обозначения и коммуникации, который сможет преодолеть недостатки языка обыденного и научного познания. Называя искусство "истинным посредником", он пишет: "Я почти и сам начинаю верить, что, быть может, одной поэзии удалось бы выразить такие тайны, которые в прозе обыкновенно кажутся абсурдом, так как их можно выразить только в противоречиях, неприемлемых для человеческого рассудка". И еще: "Ввиду этого мы обязательно должны представлять себе науку как искусство, если мы ждем от нее какой – либо цельности".
Эти преимущества искусства Гете связывает с символическим способом познания, характерным для искусства.
Проблема символа (символического способа познания, выражения и коммуникации) Гете была и остается поныне предметом многочисленных исследований и различных тенденций в интерпретации мировоззрения великого мыслителя.
Как отмечают исследователи (И. Кон), слово "символ" появляется впервые у Гете в VII главе "Ученических годов Вильгельма Мейстера" (1796). Во время работы над этой книгой в письме к Мейеру (20 июня 1796 г.) Гете обратил внимание на этот термин у Канта – § 59 "Критики способностей суждения": кантовское понимание символа, в частности применительно к эстетике, оказало большое влияние на Шиллера, с которым Гете, начиная с 1794 г. ведет интенсивное обсуждение (в беседах и переписке) эстетических проблем, в том числе и проблемы символа. Несомненно, что Шиллер способствовал знакомству Гете с великим немецким философом и с его пониманием символа. Влияние Канта и Шиллера, в особенности первого, на Гете было бесспорно, однако нельзя проходить мимо существенных различий в понимании символа у этих мыслителей.
Какие же общие признаки, по Гете, характеризуют понятие "символ"? Символы всегда указывают на "другое", выступая как "представители многих других" предметов и явлений. Причем символ может иметь дело только "со значительным…". "Собственно символические предметы", например, являются тем, "чем является для поэта счастливый сюжет", "театрально лишь то, в чем нам одновременно внушится символ: значительное и высшее действие, указывающее на другое, еще более значительное".
Как и у Канта, символы, согласно Гете, всегда несут в себе созерцание предмета, они образны. "Символика превращает явление в идею, идею в образ…". Элементы символики, не говоря пока об искусстве, имеют место и в языке, поскольку он "образен", в "речи, изначально тропической", как поэзия гения, как поговорочная мудрость человеческого рассудка". Прибегает к символике и наука, в особенности математика, когда она с помощью "чисел и формул" создает "уподобления" познаваемым сущностям, то есть какие – то образные структуры.
В символе всегда имеется известное сходство с символизируемыми предметами. Это сходство может быть простым "уподоблением" в случае "формул". Когда же символ выступает в качестве "выдающегося случая", "типа" (или "первичного феномена")18, он "тождествен" символизируемым явлениям. Но в отличие от простого изображения символ не только воспроизводит "индивидуальность" предмета, он также несет в себе "образ" как "идеальность", как определенное "обобщение". Так, например, "символические" сюжеты глубоко значительны вследствие "идеала", который всегда ведет с собою "обобщение". Гетевские образы Фауста и Прометея могут служить ярким "практическим" воплощением гетевского теоретического понимания обобщающей силы символического образа.