Язык – это общее достояние, которое несет в себе формы мысли, и люди мыслят только в языке и с помощью языка. Язык учит нас ясно мыслить, а ясные живые мысли заставляют искать четкие и яркие слова. А в литературной критике от выражения зависит многое. Таким образом, "язык – это и орудие науки и одна из ее составных частей", в том числе и науки об искусстве, поэзии".
Второе соображение о значимости изучения языка связано было с тем, что главный предмет исследования Гердера – поэзия, включающая в себя все те виды искусства (литература, поэзия, театр), основным "инструментом" которых является речь, язык. "Вы не можете, следовательно, – писал Гердер, обращаясь к критикам искусства, – составить себе представление о литературе любого народа без языка этой литературы, через язык вы можете познать литературу, с вашей помощью они оба улучшают друг друга, ибо совершенствуются они почти что одновременно". Поэзия изменяет свой вид в зависимости не только от нравов, обычаев, темперамента, но и от языка, даже от произношения. У разных народов язык, понимаемый как орган, движется по – иному и на иной тон настраивает ухо.
Поэты каждого народа мыслят на их языке и их воображение действует в кругу его предметов.
И, наконец, третий фактор, стимулирующий интерес Гердера к философскому изучению языка, состоял в том, что в особенностях древних стадий в развитии языка мыслитель искал ответ на вопрос о происхождении поэзии.
Каковы же основные представления Гердера о языке? Следует заметить, что многие западные авторы, раскрывая этот вопрос, так же как и другие аспекты идейного наследия немецкого мыслителя, делают акцент на иррационализм Гердера, изображают его как врага Просвещения XVIII в. При всех противоречиях своего исторического мировоззрения он остается воспитанником передовой европейской буржуазно – демократической мысли конца Французской революции".
Примером односторонней интерпретации может быть концепция, представленная в книге датского исследователя Б. Со́ренсена "Символ и символизм" (1963), пятая глава которой посвящена Гердеру. Автор утверждает, что Гердер верит в имманентную выразительную силу языка. Связь языка и мышления имеет такой же органический характер, как связь души и тела у Платона. Такое понимание языка – де резко противоположно истолкованию языка у просветителей, для которых язык – это собрание произвольных и условных знаков, служащих абстрактному познанию и философскому мышлению. Со́ренсен полагает, что Гердер делает "уступки" этим теориям, когда видит "всеобщий символический характер" лишь в детстве языка и народов. Но уже в "Критических лесах" он освобождается от "оков" знаковой теории.
К оценке концепции Со́ренсена мы еще вернемся, пока же отметим, что то, что датский писатель называет "уступками", в действительности было у Гердера выражением его диалектического и исторического подхода к языку.
Во – первых, следуя за Дидро и Руссо, он выделяет различные стадии в развитии языка, или, как он выражается, "возрасты": детский, юношеский, зрелый, преклонный ("философская пора в жизни языка").
Во – вторых, языки различаются им в зависимости от сферы их использования, назначения. Одно дело – язык абстрактного, в частности, философского познания. Другое – "обиходный" язык "домашней обстановки", устного и книжного торгового обращения. Третье – язык художественной прозы и поэзии. В соответствии с назначением "слова, как и классы общества, разделились на знать, чернь и среднее сословие". В философском и научном познании по преимуществу используются "абстрактные слова", в обиходном языке – "специальные термины", "гражданские и бытовые выражения", язык поэзии, о чем будет сказано подробнее дальше, также отличаются своеобразием.
Описывая современный язык, Гердер в целом характеризует его как язык "прозы" (в отличие от "поэтического" языка детства и юношества человечества). Не отказываясь целиком от рационализма просветителей, он характеризует его главным образом как "язык здравого смысла и в конце концов – язык рассудка". Такой язык тем совершеннее, чем он точнее и правильнее (чем больше он содержит правил, отбрасывает синонимы, накладывает оковы на инверсии, заменяет переносное значение прямым и т. д.). Идеалом такого языка, если бы он был создан, представляется Гердеру "всеобщий язык", где каждый знак обязательно имел бы свое определенное место и свой порядковый номер, как в десятичной системе счисления.
Вопреки мнению Со́ренсена и других авторов, Гердер не отбрасывает знаковую теорию языка просветителей, и делает он это по той простой причине, что в ней содержались объективные научные моменты. Другое дело, что он противопоставляет односторонней, рационалистической интерпретации этой теории более гибкое, более диалектическое истолкование, отражавшее главным образом взгляды, течения "Бури и натиска" на природу искусства и его языка.
Говоря о словах рассудочного познания, обозначающих абстрактные понятия, немецкий мыслитель прибегает к известному сравнению с монетами: "И те, и другие чеканятся произвольно, и когда они вводятся в обращение, то их ценность устанавливается также произвольно…", в обиходном языке "мы пользуемся ходовой разменной монетой". Это сравнение нужно Гердеру для того, чтобы подчеркнуть произвольность языкового знака.
И в "Критических лесах" исходным общим пунктом полемики Гердера с Лессингом является тезис, что слова в поэзии – это знаки: "Средства выражения поэзии произвольны; членораздельные звуки не имеют ничего общего с предметом, который они обозначают; это лишь общепринятые условные знаки". Таким образом, знаковая природа – это, по Гердеру, общая особенность языка, как рассудочного, так и поэтического. Однако в отличие от рационалистов Гердер считает необходимым подчеркнуть, что "ни один человеческий язык, язык чувственных существ, не может вполне соответствовать разуму", ибо любой язык – имеет свою нефилософскую сторону". Что имеет в виду Гердер, говоря о "нефилософской стороне" языка? Рационалисты, говоря о сознании человека, подразумевали, в сущности, рассудочное абстрактное мышление. Для Гердера же сознание (или, говорит он, назовите его "разумом", "рассудком", "самосознанием", как хотите) – это "единая, целостная организация всех человеческих сил вместе взятых, единое хозяйство его чувственной и познающей, его познающей и волевой природы". Совершенно очевидно, что Гердер не отбрасывает и не противопоставляет себя рационалистам – просветителям, а стремится их диалектически "снять" (говоря гегелевским языком).
Если рационалисты "смысл" слов сводили к абстрактным понятиям, то Гердер обращает также внимание на "чувственные представления", "живопись своего рода". Именно в этом он ищет специфику и сущность поэтической речи. Что же касается понятий "абстрактных слов", то "они получают значение для поэзии лишь в той мере, в какой они доступны для чувственного изображения".