Кутшера распахнул дверь, сделал знак «вольно» и спросил:
— Ну, как дела? — Взгляд его упал на Цише, безучастно лежавшего на своем матрасе. — Что это с вами? Что вы себе позволяете?
Готтескнехт шепнул ему что-то на ухо.
— Не лучше ли вам на медпункт? — спросил Кутшера. Цише отрицательно покачал головой.
— Нет, господин капитан!
Кутшера довольно кивнул. Взгляд его упал на Хольта.
— Что же вы, бандиты, вовремя не помогли товарищу?
— Господин капитан, — сказал Хольт, — я это увидел, когда было уже поздно. Мы перебежали на «Берту», мы ни о чем другом тогда не думали.
Кутшера снова кивнул.
— Ну, Вольцов, скажите честно, нагнали на вас страху?
Вольцов склонил голову набок и искоса посмотрел на капитана.
— Господин капитан! Нам не мешало бы иметь на позиции парочку дпадцатимиллиметровок! Ведь наш ближний огонь имеет чисто моральное значение.
— Вас тут много умников, всех не переслушаешь! — проворчал капитан, берясь за дверную ручку.
— Я пришлю к вам дежурного унтер-офицера для проверки связи, — сказал Готтескнехт. — Телефонная команда уже прибыла.
Кутшера, стоя в дверях, опять повернул к ним голову.
— Есть просьбы?
— Есть! — отозвался Феттер. — Господин капитан, по случаю такой бойни не мешало бы распить бутылочку-другую, да прикажите повару раскошелиться на банку мясных консервов.
— Вот фрукт! — выругался Кутшера. — Ему бы только пожрать да выпить! Ни о чем другом он не думает!
Хольт лег на койку. Он закрыл глаза. Вот и прошло, думал он, а теперь не страшно даже, если и опять повторится, я себе все куда хуже представлял. У меня просто не было времени испугаться. Пожалуй, не будет времени и почувствовать боль, если в тебя попадет… Шмидлинг погиб мгновенно. Но он содрогнулся при мысли, что придется лежать, как Цише, беспомощно глядя в небо, где снуют истребители… Это, должно быть, ужасно!
Санитар принес Цише снотворное, но, едва он ушел, Цише выбросил таблетки за окно.
— Правильно! — сказал Вольцов.
.Хольт думал: атака на бреющем полете куда страшнее, чем бомбовый ковер, как это было, когда погиб Фриц. Земцкий, Надлер — вот уже двух одноклассников мы потеряли… И Шмидлинг…
Шмидлинг, думал Хольт. Боялся фронта, а пришлось погибнуть на родине, в тылу. Может, на фронте он и уцелел бы? Или это было неизбежно и так уж ему суждено? Снова он задумался. Судьба, провидение… Или простая случайность? Шмидлинг всегда был мне чужд, человек другого мира. Что же это за мир?
Дверь распахнулась перед дежурным унтер-офицером.
— Проверка линии, а ну шевелись!
Хольт вместе с Вольцовом и Феттером направились к «Берте». Тягач, надсаживаясь, вытаскивал «Антона» из окопа. Отряд военнопленных засыпал воронки, восстанавливал разоренные окопы, чинил решетчатые настилы, разбирал сгоревшие бараки. Вольцов взялся за чистку боеприпасов.
— Нехорошо у нас получилось с заклинившейся гильзой, — сказал Феттер.
Хольт, оторвавшись от работы, удивленно на него посмотрел. Феттер был уже не прежним плаксивым увальнем, который вечно ныл и жаловался, что его обижают. Это был рослый крепкий малый, грубый и задиристый, отчаянный сорвиголова
Кутшера и в самом деле приказал раздать всем шнапс и «говядину в собственном соку». Вольцов раскупорил бутылку н протянул ее Цише.
— Сегодня, — сказал он, — ты пьешь первым. Если бы не твоя дурацкая манера вечно нести кисло-сладкую чепуху, мы бы с тобой были задушевными друзьями.
Цише улыбнулся и пригубил. Но Вольцов высоко поднял его руку вместе с бутылкой.
— Пей, не жалей, дружище! — Цише поперхнулся, водка залила ему лицо и потекла за воротник. — Нечего сказать, хорош германец! — смеялся Вольцов. — Даже пить не умеет! — Он передал бутылку другим. Хольт почувствовал, как алкоголь обжег ему гортань. Дрожь пробежала у него по спине. Но потом по всему телу разлилось благодатное тепло, и на душе сделалось спокойно и радостно.