Вместе с тем, несмотря на очевидную временность определенности, которую дарует новая система (философская, научная или религиозная), основные усилия научного сообщества сосредоточены на проблеме обоснования знания, на критериях его достоверности. Ситуация более чем пикантная: с одной стороны, уже вполне понятно, что истина остается нетронутой, сколь бы убедительной ни выглядела та или иная теория; с другой стороны, попытки узаконить эту истину с помощью тех или иных критериев и оговорок не прекращаются. Проблема, на наш взгляд, кроется в том, что поиск ведется в ошибочном направлении: содержание может переосмысливаться, но суть явления от этого и не меняется, и не проясняется.
Психософия поставила это противоречие во главу угла. Ее цель – не просто познать факт, но обеспечить достоверность этого познания. Единственным надежным основанием для этого является знание о познании, то есть гносеология. Ведь наука – это гносеология, реализованная в отношении к чему-то конкретному. Но это конкретное само есть результат акта познания и "окрашено" спецификой этого акта. Подлинно научным является такой процесс познания, который содержит в себе и акт познания конкретной вещи, и знание механизмов этого акта.
При изучении реальности исследователь предусматривает многоуровневые проверки, контролируя показания приборов. Но остается еще один уровень – собственно человеческий акт оценивания этих показаний. Этот процесс и является объектом психософии. Человек тоже может быть исследован как своего рода аппарат, реализующий процесс познания. И нет оснований, которые позволили бы нам не сомневаться в безупречности этого аппарата. Наоборот, путь к достоверности пролегает через знание устройства этого механизма, чтобы предвидеть возможность ошибки.
Представим себе явление – эту "вещь в себе". Мы используем доступные нам инструменты познания (системы восприятия, механизмы мышления и т. п.) для того, чтобы раскрыть это явление, эту "вещь в себе". Разве нет оснований усомниться, что все необходимое у нас есть? Зная, что наше познание и познаваемое явление имеют разное происхождение, разную природу, разные системы координат, разумно ли приписывать результат познания этой вещи? Наши выводы – это выводы из акта познания, акта, чуждого явлению, внешнего по отношению к нему. Природа существует в вещах и процессах, которые имеют собственную структуру, организацию, свой собственный смысл и сущность. Где-то мы действительно преуспеваем, а где-то упираемся в стену. Мы знаем, к примеру, из чего состоит молекула ДНК, но это не приближает нас к пониманию того, как из чередования пяти нуклеотидов раскрывается все многообразие жизни.
Мир дан нам в пространственно-временном оформлении – с его цветами, запахами, вкусами. Но таков он только для нас, потому что мы так устроены. Для кварка, камня, растения, животного мир другой, но ведь он один. Даже если допустить, что человек – венец природы, наиболее завершенная ветвь развития во Вселенной, то и это не дает оснований считать его идеальным зеркалом Природы, способным ухватить сущность явления. Скорее лишь отдельные грани сущего доступны нашим системам восприятия. Разве не об этом свидетельствуют факты, не имеющие научного объяснения? Какие силы, например, движут расхождением хромосом при делении клетки? Что такое электричество? Таких загадок множество, мы видим лишь нечто видимое нам, но сколько всего скрыто от нашего видения, вооруженного и невооруженного?
Познание, как и другие человеческие способности, неизбежно ограничено. Мы можем видеть мир лишь таким, каким он оформлен в наших системах восприятия: для нас он всегда протяжен в пространстве и времени, дифференцирован в модальностях и интенсивностях. Мы и мыслим мир в согласии с устройством мышления и языка. А язык настолько размывает границу между познанием и явлением, что не всегда дано отделить одно от другого, хотя совершенно очевидно, что живой человек и его имя – вещи разные. И вот приходится говорить об искривлении пространства под действием сил гравитации, о "движении" времени. Нильс Бор даже выдумал принцип дополнительности, чтобы хоть как-то увязать факт с нашими системами восприятия (свойства волны и частицы). Мы существуем в том мире, который нам доступен, в одной из его версий, по-видимому, одной из многих.
Переживать мир в пространстве, времени, модальности и интенсивности – наш способ существовать. Другие субъекты познания могут пользоваться другими способами, чтобы включить себя в мир и обрести через это свое существование. Нашим способом существования оформляется окружающий нас, познаваемый нами мир. Научность познания – в достоверности, а истинность – тайна за семью печатями, нечто, всегда остающееся за пределом. Наши знания о мире объективны в рамках субъективности (человечности) нашего познания. С этим стоит согласиться и отказаться от амбиций на истинное знание. Психософия исходит из первичности человеческого в реальности, с тем чтобы определиться с центром открытой системы. В мире все взаимосвязано, и он по существу – открытая система, хотя и не дан нам таковым. Открытые системы слишком разнородны для нашего мышления и языка. "Все во всем" и "все со всем" – хотя и ощутимо, но не познаваемо и для человека означает – ничто.
Мышление не предназначено объять все неисчислимые взаимосвязи, составляющие мир. Оно выделяет из целого подсистемы, взаимосвязи и контуры которых ему очевидны. С точки зрения достоверности (как критерия научности) это выделение искусственно и неправомерно. Очевидна система "человек", и мы выделяем ее для анализа, но сразу наталкиваемся на погруженность этой системы во множество других, и игнорирование всех взаимосвязей со средой, с социумом, с культурой имеет результатом мертвую абстракцию – человек.
Мышление оперирует закономерностями одного качества. Мы не можем описать логично взаимосвязь воздействий на человека со стороны расположения звезд и семейных обстоятельств. Это ненаучно. Не составляют системы биохимические процессы в мозге и мыслительный акт. При этом очевидно, что любая система состоит из взаимосвязей разного качества – и положение звезд, и семейный скандал влияют на человека, есть, видимо, и "биохимия мышления". Но правила интеллекта не предназначены для систематизации этих взаимосвязей, в лучшем случае мы наблюдаем лишь "вход" и "выход" изучаемой системы. Такие системы выделены нашим интеллектом, они отрезаны от мира, замкнуты в себе – "закрыты". Но отделенное от целого, лишаясь связей в целом, умирает. Иначе же наше мышление мыслить не способно.
Естественные системы "открыты". В слове "открыты" заключен смысл взаимосвязи всего в мире. Пытаясь выделить отдельные системы – организм, человек, общество, природа и т. п., – мы совершаем действие ошибочное, то есть недостоверное. И, значит, получаем ненаучный результат. Не может быть достоверно то, что не является естественным, то, что изменено для познающего, оформлено его способом существования.
Механизмы мышления: анализ, синтез, абстракция, обобщение, аналогия – отнюдь не инвариантны естественным процессам, они работают в области искусственных, нашим же мышлением порожденных систем, не "навязанных" действительностью. Любой мыслительный акт реализуется при минимум двух условиях: разделение и установление отношений. И это уже – добавление к реальности, привнесение в нее искусственного, предопределяющего напряжения и искажения.
Мы помышляем, исходя из диад: "свет – тьма", "добро – зло", "покой – движение" и т. д. Так создаются качества – модальность и интенсивность. Познающий относительно себя самого выстраивает систему дихотомичных шкал – качеств, полюса которых – крайности. Между ними он выделяет точку, где качеств нет, – это его собственная точка "обзора". Мир качеств выстраивается в этой системе координат (она накладывается на мир). Но! Таких точек обзора и систем координат столько же, сколько познающих. И результат познания одного познающего заведомо не конгруэнтен результату другого, а аналогичность выводов (которую часто ошибочно считают "объективной" оценкой) – своего рода компромисс, предполагающий, что познающие условились скорректировать собственные системы координат, о которых они толком и понятия не имеют.
Человек сам создает то, что назовет истиной и/или ложью. Дихотомичность мира – искусственная система координат. В ней уже возможны операции; фиксация причинно-следственных отношений – одна из них. Реальность в ней разворачивается так: если есть явление, значит, что-то является его причиной – "если… то…" В основе такого сопряжения могут быть любые признаки: последовательность (в собственном времени наблюдателя), сходство (ассоциация), умозрение. Такие закономерности всегда иллюзорны и не принадлежат реальности. В открытой системе, где все связано со всем – все является причиной всего, другими словами, нет причин и следствий. Но мышление их создает, делая понятным непонятное, укладывая сущее в способ существования. Объяснение – иллюзия, но она снимает напряжение, возникающее от встречи с непонятным. Миф, а затем религия и естествознание, оформляя объяснения в законы, обеспечивали столь необходимую "всеобщую" систему координат, существование в которой придавало человеку точку опоры при любых столкновениях с непонятным.
Так в процессе познания между познающим (человеком из человечества) и познаваемым (реальностью) выстраивается некая промежуточная зона. Она выстроена из сигналов реальности, но по механизмам и из материалов, внесенных познающим. Именно с ней мы и взаимодействуем, расширяя и обустраивая ее для себя, а не с реальностью как таковой. Итак, основным препятствием к достоверному знанию является наш способ существования. Нечто (реальность), не известное нам в своей сущности, оформляется нами (нашим познавательным устройством) в пространственно-временной континуум, насыщенный модальностями и интенсивностями.